Сиротами залишилися шестеро дітей.

И как же это было досадно. Пред силой искушения, охватившего его с головой, мы ощущали полную свою беспомощность. Как же жаль! И как странно: тот же самый человек, а глаза – другие! Значит, он и сам теперь другой, не такой, как прежде.

Чего только не выдаёт интернет по запросу «клиническая смерть»! Суеверия, мистика, нагнетание страха, откровенная глупость. Однако от правды никуда не деться: переживания людей, переживших это состояние, порой действительно впечатляют. Как относиться к рассказам людей о такого рода опыте? Что по этому поводу говорит Церковь?

Преподобный Нил Синайский называл печаль «червем в сердце». Но как с ней бороться, если поводов для печали вокруг достаточно, а в голову лезет: «А, может, по промыслу Божиему, это необходимо — чтобы наша жизнь имела привкус печали»?

Я не знаю, жив ли этот человек сейчас. В наш храм с тех пор она больше не приходила. Какое-то время назад ко мне на исповедь пришла женщина, которой можно было бы дать лет сорок пять. Эта ее исповедь стала самой удивительной в моей жизни.

Получается, жизнь на земле — никакая не скорбь, а благо? Тогда почему батюшки говорят, что надо радоваться, а не горевать, когда христианин отходит к Богу, особенно если это дети до 7 лет — они, мол, точно сразу в рай попадают. Но как же так? Бог обделил одним благом и дал другое?

Блаженную кончину Пречистой Божией Матери называют Успением. А какую смерть можно вообще назвать блаженной, «хорошей»? Мы задали этот вопрос пастырям, а заодно спросили их, какую именно смерть они бы хотели для себя лично.

Слово архимандрита Маркелла (Павука), духовника Киевских духовных школ.

Запад смерти боится: не только неверующие, которые за смертью не видят ничего и поэтому держатся за эту жизнь, ибо ничего другого они не ожидают, но даже и верующие. Когда кто-нибудь умирал, это не то что замалчивали, но смерть не осмысливалась, боялись заглянуть ей в лицо.