О третьем дне Покаянного канона.

Немалая часть покаянного канона свят. Андрея Критского уже прочитана, а потому можно сделать и некоторые выводы. Нет, выводы не будут касаться продленной работы за два-три дня, слишком это уж маленький промежуток времени, поговорить стоит, в общем, о нашем духовном состоянии, «качество» которого, в определенной мере, и можно уже отследить.

В первой песни третьей части канона читаем такие слова: «С юности, Христе, я пренебрегал Твоими заповедями, всю жизнь провел в страстях, беспечности и нерадении… Расточив богатство мое в распутстве, Спаситель, я чужд плодов благочестия, но, чувствуя голод, взываю: Отец Милосердный, поспеши и умилосердись надо мною». А теперь давайте оглянемся и вспомним, что мы поняли, что усвоили и что пережили из предыдущих прочитанных частей? Если библейские образы показались нам скучными и безжизненными, если мы их вообще пропустили мимо собственных ушей и собственного сердца, то это значит лишь одно – мы не знаем Священного Писания, не интересуемся им, Библия для нас не является источником вдохновения и источником веры. Свят. Андрей, вместе со всем сонмом святых отцов, не выпускавших Священных текстов из рук, нас бы за это по головке точно не погладили. Скорее, проявив любовь и милосердие, как нашкодивших неразумных щенков, отругали бы и посадили за парту читать Библию до тех пор, пока не впитаем не только ее букву, но и дух. Что же мы за христиане такие, готовые читать что угодно, но только не слово Божье? Вот и получается, что наша церковная жизнь, в итоге, проходит в страстях и нерадении, а о расточении духовного богатства и говорить не приходиться, мы его даже не приобретали.

Возможно, кто-то скажет, что покаяние достижимо и без знания и понимания Священного Писания – допустим, но только это не про нас. Без знакомства с Библией в Царство Небесное может попасть разве что грешник, раскаявшийся внезапно, перед самой смертью; мученик, переменивший свои взгляды перед мучителем; или просто необразованный, но искренний человек. К какой категории отнесем себя? Учитывая, что мы еще живы, среди нас нет людей не умеющих читать, а Священное Писание находится в открытом доступе, то и, при всем желании, оправдаться никак не получится. Только по факту проявления нерадения к источнику нашей веры мы уже отдаляем от себя покаяние. «Ни слез, ни покаяния, ни умиления нет у меня, – слышим во второй песни канона, – погубил я первозданную красоту и благообразие мое и теперь лежу обнаженным и стыжусь». Теперь пусть хотя бы стыд заставит нас измениться.

Если нам мало собственного позора, то давайте подумаем, что будет после нас. «Кому уподобилась ты, многогрешная душа, как не первому Каину и тому Ламеху, жестоко окаменив тело злодеяниями и убив ум безрассудными стремлениями», – пишет свят. Андрей, давая нам понять, что от нас во многом зависит, останутся ли еще настоящие христиане на этой земле. Каин был родоначальником убийства, и последствия не заставили себя ждать. Ламех – его потомок в пятом поколении, оскверняет себя уже двойным убийством (Быт. 4, 23) и первым примером многоженства (Быт. 4, 19). Согласно преданию, от его руки погибли как сам Каин, так и сын Ламеха – Тубал-Каин. Это говорит о том, какое сильное влияние пример образа жизни родителей оказывает на детей. С большой долей вероятности грех и различные духовные недостатки или же добродетели проявятся и в наших потомках. Выросши, они могут перебороть в себе пороки, но это не снимает ответственности с нас. Кроме того, унаследовав греховные наклонности от своих родителей, мы, посредством покаяния, можем прекратить на себе их действие, таким образом, в какой-то мере, оправдывая предков и уберегая потомков.

Пример с  Каином и Ламехом довольно острый, отрезвляющий, но без подобных образов, без осознания ужаса от изуродованности собственной жизни и раскаяние будет вялым, как завядший огурец или как теплая минералка. Основу и образ нашей греховной жизни составляют повседневные грехи, к которым мы сильно привыкаем.

Конечно, это не убийства и не кражи, но от того их тяжесть, особенно учитывая их количество и нераскаянность, очень даже немалая. На исповеди мелкие грехи звучат как «стандартный» фон, мол, ну да, нагрешили, с кем не бывает: в очередной раз брюхо набили, в очередной раз соврали по мелочи, в очередной раз с алкоголем вовремя тормоз не включили, в очередной раз осудили кого-то или оскорбили, выругались, поссорились и т.д. И все как-то неспешно, теплохладненько, безразлично, батюшка все равно за это сильно ругать не будет, прочитает разрешительную молитву и дело с концом – можно поставить очередную галочку и с «чистой» совестью, прям из-под епитрахили, бежать к Чаше.

А теперь взгляните на слова канона: «Ты одна, душа моя, открыла бездны гнева Бога своего и потопила, как землю, всю плоть, и дела, и жизнь, и осталась вне спасительного ковчега». Получается, что мы не замечаем как тонем в грехах, как они наводнили нашу душу. Мы видим образ ковчега вдали, а внутри все еще спокойно, ну тогда, наверное, стоит напомнить о древней практике покаяния. Сегодня обычай отлучения на время от церковного общения за совершенные грехи практически утрачен. Но, как, пожалуй, многие знают, в древней Церкви была категория верующих, именуемых кающимися. Это те христиане, кто из-за каких-то грехов был лишен права вкушения Тела и Крови Христовых. Таким образом, человек четко осознавал, что он собственными своими преступлениями сам себя поставлял вне Церкви, а, как мы помним из слов свящмуч. Киприана Карфагенского, «вне Церкви нет спасения». Поэтому попадание в категорию кающихся было равнозначно утрате вечной жизни. После этого христианин начинал борьбу за право снова стать соучастником таинства Евхаристии. Кающиеся разделялись на четыре рода: плачущие, слушающие, припадающие и купностоящие. Первым было запрещено даже входить в храм, а только стоять на паперти и просить верных молитв о себе; вторые – допускались в храм на литургию, но покидали ее сразу после чтения Евангелия; третьи – молились до литургии оглашенных и вместе с оглашенными уходили; четвертые – присутствовали на протяжении всей литургии, но еще не могли причащаться. На какой бы ступени кающийся христианин не оказался, он везде активно проявлял свою веру, вся его духовная жизнь была сосредоточена на одном – снова стать соучастником Тайной Вечери, снова войти в церковную ограду: «Твое тело и Кровь, Слово, Ты принес в жертву за всех при распятии, – слышим мы в четвертой песни, – Тело – чтобы воссоздать меня, Кровь – чтобы омыть меня, и Дух Ты, Христе, предал, чтобы привести меня к Твоему Отцу». Теперь образ души, оказавшейся вне спасительного ковчега, переданный нам свят. Андреем, думаю, будет более доходчив. Если на нас священник не накладывает епитимию, то хотя бы мысленно мы должны увидеть себя тонущими в греховной пучине, ощутить страх оказаться вне Церкви, и сделать все, чтоб доплыть и забраться на ковчег.

Евангельская история передала нам множество примеров, когда грешники становились праведниками и все благодаря искреннему раскаянию, потому, взирая на их пример, вместе с ними и со свят. Андреем молим Христа: «Как разбойник взываю к Тебе: вспомни меня; как Петр, горько плачу, Спаситель; как мытарь, издаю вопль: будь милостив ко мне; проливаю слезы, как блудница; прими мое рыдание, как некогда от жены Хананейской».

Протоиерей Владимир Долгих