Как быть с бессмертными стихами Шекспира, философией Аристотеля, картинами Фра Беато Анжелико, музыкой Моцарта… Ответ нашел Артем Перлик. 

Кадр из фильма «Хроники Нарнии»

С мудрым и открытым Льюисом я встретился давно, в университете, в первый год своего прихода в храм. А рассказала мне о нём добрая знакомая девушка – библиотекарь университетского отделения духовной культуры, где изучались церковные науки. Помню, что меня тогда удивили её добрые слова о писателе, ведь у меня в то время был приятель – храмовый сторож, и он, выкинув из своего дома всю художественную литературу, и нас постоянно допекал размышлениями на тему, что ни литература, ни мировая культура для церковных людей ни капельки не нужны. Но моё сердце не принимало таких объяснений, и тогда я впервые обратился к богословию и наследию отцов, чтобы понять, как лучшие из людей земли мыслили о культуре и красоте. И я сделал для себя удивительное открытие: богословие решает важнейшие на земле проблемы при условии, что вопросы наши обращены к небесному.

Кадр из фильма «Хроники Нарнии»

Люди нередко задумываются, как относиться к красоте, рождённой вне православия? Как быть с бессмертными стихами Шекспира, философией Аристотеля, картинами Фра Беато Анжелико, музыкой Моцарта? Как вообще относиться к красоте, рождённой вне Церкви? Ответ на эти вопросы мы находим у древнего святого Иустина Философа. Он обратил внимание православных людей на то, что каждый человек является носителем образа Божьего. И каждый может жить по совести, даже если он язычник. Когда же жизнь по совести соединяется с талантом, то язычник может сказать нечто такое, что будет по духу и мысли православно, будет принадлежать православию, хотя и не было ещё выражено такими красивыми словами. Он вводит общий принцип, по которому «всё, что добро, – всё наше». Сравните его с позднейшим утверждением Эразма Роттердамского: «Где бы ты ни встретил истину, считай её христианской». Святые отцы последующих веков поддержали мысль Иустина Философа. Именно он, а не чуравшийся языческой культуры Тертуллиан, стал выразителем отношения Церкви к языческой мысли и вообще мысли, рождённой вне Православной Церкви. Отцы даже считали, что Господь даровал язычникам философов, так, как Он даровал евреям пророков. Чтобы вести душу к высоте.

Словно в стихах Николая Гумилёва:

И будут, как встарь, друиды

Вести сердца к высоте,

Как ангел водит кометы

К неведомой им мете́.

Красота, подлинность не могут прийти в этот мир без благодатной помощи Господней. Автор язычник не знает, кто помогает ему, но от этого его труд не становится менее прекрасным. Искусство вообще способно будить душу к переменам и помогает ей желать высшего.

Поэтому, например, один донбасский епископ привёз больному монаху в палату сказку Клайва Льюиса «Хроники Нарнии». И монах по прочтении сказал, что после этой сказки он стал лучше понимать Христа. «– Аслан, – сказала Люси, – ты стал больше. – Это потому, что ты стала старше, малышка, – ответил он. – А не ты? – Я – нет. Вырастая, ты будешь замечать, что и я становлюсь больше» (К. Льюис).

Искусство помогает душе расти и желать того Царства, ради света которого душа и открывает любимую книгу.

Кадр из фильма «Хроники Нарнии»

А потом оказалось, что и священник того храма, куда я тогда ходил, тоже с радостью читает Льюиса. Помню, как он, впервые прочитав «Хроники Нарнии», радостно выбежал из дома и стал буквально прыгать по храмовому двору восклицая: «Как же Льюис смог так богато и глубоко передать пасхальную радость! Как у него это получилось? И почему это так редко получается у нас всех?» С тех пор священник стал устраивать для некоторых прихожан просмотр фильма на сюжет «Хроник Нарнии», комментируя увиденное. И даже разговаривая с прихожанами на волнующие их темы, он пользовался льюисовскими литературными примерами, чтобы разъяснять духовные вещи образно.

Так здравый, в смысле «здоровый», смысл, столь драгоценный и самому Льюису, снова победил, и, как мог бы добавить Довлатов, «литература продолжается». А смысл её в столь важном умножении красоты в себе и вовне, ради которых мы и родились людьми.

Быть романтиком, чувствовать сказку – это видеть, что мир не укладывается в материальность, что всё тонко и отовсюду льётся на землю Дух.

У одного крестьянина, побывавшего в монастыре святого Колумбы Шотландского на острове Айона, спросили: «Что ты там видел?». И он ответил: «Там очень тонко», а в ответ на недоумения пояснил: «Ну, там вот – Бог. И вот – Айона». Так поэтично он выразил чувство, которое имеют добрые люди: Бог постоянно проницает и мир, и жизнь и делает всё хорошим.

Кадр из фильма «Хроники Нарнии»

Таков и подлинный дар классика – ощущать бытие как христианскую красоту, а историю как Промысел, ведущий к радости и обращающий жизнь в сбывшуюся наяву сказку.

Всё высокое и важное в мире делается не для себя, а уж ради выгоды никогда не создавалось ничего великого. Цицерон говорил, что «человечество живёт немногими», а лишь теми, кто старается для других. Настоящий писатель всегда создает, чтоб дарить, открывать, радовать и утешать небом, которое живёт в его книгах и с которым возможно встретиться ещё на земле во всём, что подлинно и причастно свету Господню.

Честертон пишет: «Для просвещённых скептиков мироздание – это тюрьма, а жизнь – сплошные огорчения». Потому им так же трудно поверить в радость детей Божиих, как и в страну фей. Живущий искажением, эгоизмом и злом не может верить в добро, и потому умники с такой яростью ополчаются на каждого, кто видит сияние благодати на жизни. Ведь для них – если плохи мир и небо, то значит – не так уж плохи они. Умники всегда отрицают то, к чему неспособны, но что поделать – в мире Божьем красота всего открывается только добрым.

Иллюстрация к святочному рассказу Ганса Христиана Андерсена «Девочка со спичками»

Интересно, что мой подозрительный приятель, который считал всю мировую литературу ненужной, всё же с теплом относился к сказочнику Андерсену. Впрочем, Андерсена трудно не любить, потому что он приходит к нам с детства как сама возможность справедливого взгляда на то, что нас окружает. Ведь сказка – это ещё и очки ясного зрения, которые делают человека более зорким к добру и злу. Сама жизнь великого сказочника есть некое небесное заверение в том, что счастье всегда приходит к доброму человеку. Андерсен в жизни испытал много боли и непонимания, но всегда верил, что Господня любовь не может допустить зла любимому.

Разные умники от литературы обвиняли Андерсена в неумении писать, а когда его умение стало очевидно для всех – то в грамматических ошибках.  Но и ни С. Довлатов, ни И. Бродский не были членами Союза писателей. Там даже С. Маршака много лет держали в кандидатах. Ведь для бюрократов и разнообразных писателей, которые приноравливаются к изменчивому духу времени, страшен живой и светлый талант, который своим существованием обличает их, как святой одним присутствием обличает фарисеев. Поэтому, видя такого таланта, все бездарности дружно объединяются и говорят: «Златоуста съели, а его и подавно съедим». Эти притеснения укрепляют дух великих писателей и поэтов, но приносят много боли душе. Ведь великий поэт – это тот, кто открывается до конца, кто знает, что созданное им есть высокая красота. И когда её отвергают, он ощущает себя отвергнутым миссионером, которого едят те, кому он принёс чистую и благую весть... 

Пример Андерсена говорил мне о том, что, даже если ты молод и не знаешь, кем тебе нужно стать – всё равно держись подальше от «хороших жизненных планов» побольше заработать и приобрести.

Я и сам, когда поступал в университет, не знал, как проведу жизнь. Но я хотел тогда узнать, ради чего люди живут, и приобщиться мудрости древних книг.

И, наверное, одно из тех блаженств, которое небо посылает нам, – это радость служения, когда ты ощущаешь свою жизнь полной потому, что посвящаешь её не себе.

Кадр из фильма «Хроники Нарнии»

Служение у каждого может быть разным: мама, учёный, жена, учитель, врач и многое другое, но с ощущением Бога в сердце всё это превращается в праздник, в приключение, у которого есть завязка, смысл и финал, которому никогда не будет конца.

Тогда, на заре жизни, я смутно предчувствовал, что ни в коем случае нельзя заниматься поисками денежной работы, а только дела по сердцу, сродного душе дела, как сказал бы философ Г. Сковорода. Теперь я знаю, что это – так. Хотя тогда мне, бывало, казалось, что я не смогу работать нигде. Знакомый спрашивал меня, какая из наук мне нравится, и я говорил: «Филология и история». «Кем же ты будешь работать?» – удивлялся он. И я тогда отвечал: «Человеком».

Помню, как однажды, за несколько лет до выпуска из университета, меня охватила тревога: кем же я и вправду смогу работать и для чего я нужен? Я поделился своими сомнениями с одним толкинистом. Он спросил, почему я выбрал филологический факультет, если знал, что ничего при этом не заработаю в будущем? Я ответил, что выбрал не для будущего заработка, а для того, чтобы научиться правильно жить. Толкинист презрительно фыркнул и ушел, но я чувствовал, что сделал правильный выбор, ведь суть всего не в деньгах, а в той красоте, которую человек сможет принести в мир.

Никакая вещь на земле не стоит того, чтобы мы тратили время жизни ради её приобретения. А то, что по-настоящему ценно (любовь, дружба, творчество), не покупается.

Было бы очень больно работая ради денег оглянуться на прожитый год и увидеть его как кладбище загубленных часов.

Много лет спустя, уже будучи преподавателем, я отвечал на недоумения студентов о их будущем, что если они решатся не зарабатывать, а умножать красоту, то Господь, верный Своему обещанию, всегда найдёт им совершенно неожиданные источники дохода, чтобы ещё раз показать, что вся жизнь – это Его сказка. А в сказке каждого доброго ожидает счастливый конец.

Кадр из фильма «Властелин колец»

Как-то, ещё учась в университете, я задумался обо всём этом, когда одна моя похожая на эльфийку знакомая сказала, что ищет работу. «Разве Арвен можно представить в конторе банка? – спрашивал я себя. – Разве у эльфов есть иной труд, кроме как облекать свет в дела и слова?» И тогда у меня сложилось о ней такое танку:

Кем же ты сможешь работать?

Ведь они разбегутся,

Спасая ценные бумаги,

Рассыпающиеся в пыль,

Перед твоим приходом...

А вот совсем другая история. Как-то я с болью выслушивал рассказ некой прекрасной молодой девушки, моей студентки, которая подавала большие надежды в искусстве, но стала продавцом в дорогом столичном магазине. У неё появились вещи и некоторые деньги, но исчезло ликование жизни, каким оно бывает у мудрецов и детей, когда заботишься только о том, что достойно заботы, и оставляешь в стороне остальное.

Кадр из фильма «Властелин колец»

Особенно это становится понятно, когда обретаешь веру в Бога. Но и вера поначалу кажется цветком, растущим лишь в стенах храма, а потом оказывается солнцем, которое греет всю землю.

Ещё одна моя подруга, думая об этом, написала мне как-то такое письмо:

«Когда я только начала ходить в храм, то думала, что литература и сказка несовместимы с верой в Бога, и только несколько лет назад я поняла, что это не так. Нельзя вычеркнуть литературу из жизни – она обогащает нас, ведь вера должна пронизывать все аспекты нашей жизни, как солнце освещать всю комнату нашей души, а не только тот уголок, который отвечает за хождение на воскресное богослужение и чтение правила».

Вера вносит глубинное основание в то добро, которому мы служили и раньше. Живя, чтобы радовать других, мы приносим в жизнь измерение неба, духовное направление.

Наша душа не растёт сама по себе, как лермонтовское дерево на утёсе. Всё то, чему мы научились и к чему пришли, складывается из труда над нашей душой множества людей, книг, событий. И уже много лет спустя, когда немалая часть пути пройдена и ты оглядываешься назад, то удивляешься той мудрости, с которой Господь создавал твою жизнь, хотя вся эта мудрость и была неочевидна тогда, много лет назад.

Кадр из фильма «Девочка со спичками»

Однажды, когда я ещё был сторожем в храме, священник  вышел во двор из своего домика и сказал мне, что ларёк, в котором размещается иконная лавка, будет теперь местом для сторожей. Я обрадовался и спросил: «Это ведь навсегда?». Священник ответил: «На земле ничего не бывает навсегда». Задумался и добавил: «Кроме того, что причастно к вечности».

И как радостно понимать, что все эти годы твоим спутником были причастные к вечности книги сказочников – такого малого для всех взрослых жанра, но, по счастью, не взрослым вручено окончательное решение, как и что отнести к настоящему и высокому на всей чудесной земле...

Артем Перлик