Человеку, читавшему Данте, Шекспира, Ремарка, Йейтса и Бродского, сложнее пройти мимо Бога. 

Глубина и подлинность другого – это наша постоянная радость, потому что таким образом Неба на земле становится больше.

Борис Гребенщиков говорит: «Пошлое – это то, что направлено на потеху и поэтому лишено живительной силы». Искусство не живёт без вхождения автора в те глубины подлинности сердца, где его в тайне ожидает Бог.

Творящий не творит для забавы, он ищет форму для открывшейся ему благодатной красоты мира, и потому слово его переживёт века, так как всё, что касается Господа, умереть не может.

Когда человек коллекционирует страны, то путешествия превращаются в страсть. Но можно много ездить по миру и от радости о земле Господней. То же и с книгами: мудрый читает не для того, чтобы похвалиться перед другими количеством прочитанного. Он читает, чтобы прикоснуться к свету.

Чаще всего нам приходится иметь дело с книгами злободневными. Если где-то появился новый популярный певец, будьте уверены: о нём уже напечатано два-три десятка книг… И всё же – произведение, созданное вызвать резонанс на злобу дня, умрёт, как только одна злоба дня сменится на другую.

Среди десятков тысяч современных книг найти хорошего автора всё равно что на рынке найти продавца, который бы торговал ради радости своих покупателей.

Марк Туллий Цицерон говорил: «Дом, в котором нет книги, подобен телу, лишенному души». И разве рыцари сражались на турнирах, крестоносцы штурмовали Антиохию, трубадуры воспевали прекрасную даму, а поэты слагали высокую красоту в словах только ради того, чтобы современный человек всю жизнь думал только, что ему есть, что пить и во что одеваться?

Всякая хорошая книга входит в нашу жизнь как опыт нашего сердца и история из нашей биографии, потому что теперь всё написанное пережито и прожито нами.

Когда мы читаем хорошую книгу, то видим: в нашу жизнь вошла новая высокая красота, которая теперь навсегда останется нами как драгоценный опыт прикосновения к подлинности, сути и раю.

Читая мы всегда должны различать, какого достоинства книга сейчас перед нами. И тут лучше всего поможет знаменитая фраза Льва Толстого, ввёдшего в мировую литературу точнейшую её градацию: «По моей градации идут сначала дурные поэты. За ними посредственные, недурные, хорошие. А затем – бездна, и за ней – "истинные поэты", такие, как, например, Пушкин».

Конечно, литература состоит не только из гигантов. Рядом с горными пиками всегда высятся холмы, холмики и даже детская горка песка вовсе не схожа с так часто встречающимися навозными кучами. В конце двадцатого века писал не только гениальный Бродский. У Евтушенко или Рождественского тоже можно чему-нибудь научиться, хотя они вовсе не Цветаева и не Мандельштам. Да и учить – дело средней книги, высокая не учит, но открывает суть и помогает приобщиться к подлинности. Впрочем, мера таланта и даже гениальность не наши заслуги, всё это всецело даётся Богом, и наше тут только то, что мы сделали с данными нам талантами и способностями, в том числе и с талантом читателя, таким важным для всякого, кто ищет в мире предельного и высокого.

Георг Лихтенберг замечает: «Несомненный признак всякой хорошей книги – это то, что она нравится тем больше, чем человек становится старше». Годы приносят опыт по крайней мере некоторым из нас, и этот опыт не в последнюю очередь зависит от прочитанного. Хорошая книга помогает настроить душу на вечность, различать небесное на земле и вдохновляться тем, что в мире подлинно достойно и хорошо. Книга учит быть благородным там, где логика предлагает искать выгоду. Мне приходилось встречать людей, которые в сложной ситуации выбирали поступить по долгу только потому, что Фродо согласился нести Кольцо Всевластья в Мордор, хотя дорога сулила ему лишь боль и опасность.

Читая нужно помнить и слова Рэя Брэдбери, что «книги не выложат вам всего», а потому искать нужно во всей красоте окружающего мира, а ещё лучше – в процессе очищения собственного сердца, в приобщении к доброте, потому что лишь по мере чистоты с добротой мы можем правильно видеть и эту землю, и содержание книги. То, что для добрых хоббитов благословенный эльфийский хлеб, для злого Голлума – лишь какая-то противная штука, которая обжигает ему душу и руки.

Отсюда понятна и нелюбовь разнообразных умников, эгоистов и людей формы ко всему подлинному и высокому. И здесь читатель должен иметь мудрость, подобную той, о которой говорит Конфуций, когда даёт определение хорошему человеку. То же самое можно отнести и к книгам. Приведём древнюю историю.
Как-то ученики сказали Конфуцию, что об одном человеке все живущие в некой деревне говорят хорошо. «Это плохой человек», – ответил Конфуций. Тогда ученики сказали, что о другом человеке все в той же деревне говорят плохо: «Это тоже плохой человек», – отвечал Конфуций. «А кто же тогда хороший?» – удивлённо спросили ученики. И Конфуций отвечал так: «А хороший тот, о ком хорошие люди говорят, что он хороший, а плохие говорят, что он плохой»...

В фильме «Тот самый Мюнхгаузен» есть эпизод, когда барон рассказывает охотникам, как однажды попал в пробегавшего оленя вишнёвой косточкой из ружья и потом на голове зверя выросло вишнёвое дерево. Охотники насмехаются над ним и его рассказом, и вдруг из леса выходит олень с деревом на голове. Все потрясены, а барон с благодарностью смотрит в Небо, туда, где источник всей настоящести и чудес.

И так часто бывает в жизни: несущие подлинность и красоту кажутся людям мира сего чудаками и даже глупцами, только Небо каждый раз открывает правоту таких чудаков. Об одном поэте люди, ходившие с ним в один храм, говорили, что он умственно отсталый. Демокрит казался жителям его города безумцем. Конфуция в его родной деревне считали дурачком. Но, как говорил Сократ (в «Диалогах Платона»): «Для чего нам так заботиться о мнении большинства... Порядочные люди – с ними и стоит считаться». Чтобы оценить редкий драгоценный камень, нужен тот, кто умеет различать, что драгоценно, а что нет. Потому и смотрят все эти «чудаки» с доверием и благодарностью в Небо, подобно Мюнхгаузену, который знает, что лишь оттуда приходит подлинная оценка и тому, что вечно, и тому, что временно.

И один из способов приобщения к благодатному зрению дел земли (действующий в сочетании с чистотой и добротой) – книга. Читая мы, если только в нас есть устремление к свету, учимся различать добро и зло. Некоторые старые толкинисты рассказывали мне, что сказки Толкина научили их быть более зоркими и к злому, и к доброму и вернее отличать одно от другого. Отличать и стремиться к светлому. У каждого человека в жизни будут такие книги, причём нам вовсе не обязательно переживать, встретятся они нам или нет. Шмеман по этому поводу говорил, что Небо каждый раз так устраивает наши жизни, что нам попадаются те книги (и не только книги), которые нужны нам для роста и приобщения к подлинной глубине, где совершается встреча с Богом.

Джордж Оруэлл писал: «Лучшие книги говорят то, что известно и без них». Они открывают мир как христианскую суть, а потому неприятны эгоистам и умникам всех мастей. Но, как говорила Олеся Николаева: «Правда не перестанет быть правдой от повторения». Да и песня благодарности Богу каждый раз по-новому рождается в каждом созревшем к хвале человеке, даже если слова её в чём-то сходны с другими песнями.

Книга, мир и читатель

Оптинские старцы предрекали, что скоро наступит время, когда Церковь будет уберегать людей от пошлости через приобщение к высотам классической культуры. И это не удивительно, ведь всякое гениальное произведение уводит от привычного современного скольжения по поверхности, позволяет идти вглубь бытия. А возносящийся в своей душе до глубин непременно отыщет там Бога, сияющего из любой подлинной красоты.

Культурная миссия Церкви в том, чтобы открыть людям мировую культуру как богоискательство, как умножение красоты, что является одной из целей пребывания человека в бытии. Высокая культура противостоит поверхностному образу жизни, постороннему к глубинам бытия. Она учит искать настоящести и не удовлетворять себя никакой неподлинностью.

Человеку, читавшему Данте, Шекспира, Ремарка, Йейтса и Бродского, сложнее пройти мимо Бога, чем потребителю из общества потребления, все запросы которого связаны с земным благом.

Ещё Лев Шестов писал, что один из ключей античной философии в том, что она различает полезное и хорошее. Полезное – это то, что нужно для примитивных нужд земной жизни, а хорошее – то, что необходимо человеку для вечности. Это интуитивное (явно открытое Христом) знание, что не хлебом единым жив человек.

Вечность – это не только то, что ожидает человека за смертью. Вечность лучится из всех клеток бытия, она сходит с Неба и зовёт человека жить только ею. Но она же имеет и условие приобщения к себе, равно известное как Платону, так и Максиму Исповеднику, а именно – не отринув низменные земные попечения и страсти невозможно воспринять в своё сердце вечность. Мера вечности в человеке есть мера его очищения. Мера света в его сердце есть мера света в том, что он создаёт и творит.

Великое искусство учит читателя хотя бы сердцем не приобщаться к системе ложных человеческих отношений. Она помогает, живя на земле, желать неземного, отвергая идею всякого стяжания: денег, славы, чинов, успеха. А такое отвержение стяжания, по Максиму Исповеднику, есть начало и необходимое условие пути, ведущего к истине.

Читавшему классику легче отвергнуться проницающей цивилизацию идеи стяжания и комфорта. Ему легче понять, что жизнь для себя не считается жизнью в подлинном смысле, важна только жизнь для других.

Литература учит жить правильно? Нет, она вдохновляет так жить, открывая сами внутренние основания добра. Всякая истинная книга тайно говорит о Боге, нередко не словами, но благодатью, которая проницает строки великой книги.

Великие книги открывают мир земной как место служения и преображения. Читающему классику труднее жить незначимостью и пустотой, ведь его сердце теперь заполнено совсем иными образами и вдохновением к новой жизни. Реализует ли читатель это вдохновение, зависит от него, но он теперь увидел, что жизнь несводима к поиску лучшего места в ней, что сам этот поиск – удел непричастных к высоте и подлинной красоте.

Книга даёт верное зрение, которым можно правильно разглядеть жизнь, не с позиции ложных людских отношений и цивилизации статуса, но верным, небесным взглядом, который всему назначает истинную цену.

Читатель – соучастник автора в явленной истине. Поскольку истина не может быть предметом владения, но только причастия, то раскрытыми вратами книги шествуют равно и читатель, и автор, который столь же удивляется явленной через него красоте, как и читатель.

В книге находит своё выражение и опыт автора. Но этот опыт, помноженный на благодать, являет общемировое звучание, открывая глубокие смыслы, которые были неведомы и самому автору до момента написания текста. Опыт жизни приобретает оттенок пророчества, обобщения. Поэтому страсти гениального автора не в силе полностью извратить великую книгу, хотя и могут прослеживаться в ней. Это похоже на то, как у любого библейского пророка были страхи и слабости, но благодать преодолевала всё это, давая им вдохновение служения. И писатель в благодати больше, чем вне создания текста. Здесь, впрочем, и отличие его от подвижника. Подвижник, как и писатель, имеет дар вникновения в суть. Он получил этот дар не сразу как писатель, а через долгий подвиг аскезы. И потому подвижник не теряет этот дар, ведь благодать всегда живёт в его сердце всегда, а не только в момент служения словом. И, несомненно, всякая страсть влияет на истинность и глубину текста, не давая благодати, помогающей автору раскрыться так, как это могло быть, будь он аскетом. Джованни Боккаччо говорил, что древние поэты следовали за Духом Святым. Зависимость здесь прямая: всё обуславливается не только даром, но и аскетикой. Чем светлее и чище сердце, тем больше света через него придёт в этот мир.

Артем Перлик