Труд имеет принципиальное значение для социальной жизни человека. Ведь большая часть человеческой жизни тратится на труд. А потому это естественно, что правильное воззрение на него и его осуществление особенно интересует христианина.

Однако чтобы правильно взглянуть на труд и понять особую важность христианского представления о нем, необходимо совершить краткий экскурс в дохристианскую историю мира. В частности, необходимо взглянуть, как смотрели на труд в языческом мире и как в ветхозаветном, который готовил явление Церкви Христовой.

Языческий мир, в котором распространилось христианство, в целом не был положительно настроен по отношению к труду. В древнегреческом языке синонимом труда было страдание. Так подчеркивается его болезненный и принудительный характер. А потому считалось, что труд подходит лишь для рабов, а не для свободных граждан. И как слова, и как понятия работа и рабство непосредственно связаны друг с другом. Работа полагается рабам. Работа же является и основным признаком рабства. Аналогичная связь и между понятиями πόνος (труд, мучение, страдание – прим. пер.) и μόχθος (тяжелый труд, страдание, мука – прим. пер.) и соответствующими определениями πονηρός (дурной, скверный, бесчестный – прим. пер.) и μοχθηρός (жалкий, негодный, порочный – прим. пер.). Πόνος (страдание) это прежде всего труд. Да и μόχθος это труд или тяжелый труд. Человек, занятый трудом, и, особенно тяжелым физическим трудом, это «πονηρός» и «μοχθηρός» (т.е. дурной, жалкий, порочный – прим. пер.). Эти определения до сих пор имеют отрицательный смысл (в новогреч. яз. – прим. пер.). Даже так называемые «демиурги» (ремесленники, мастеровые – прим. пер.), то есть те, кто работали на дем, а не на себя, не пользовались в древнегреческом обществе особенным почетом.

И то положительное восприятие, которое, как видим, культивируется в демократической Греции, равно, как и отдельные голоса, осуждавшие лень и восхвалявшие труд, были не в силах изменить общее отрицательное к нему отношение. Труд связывается с принуждением. Свободные и власть имущие заставляют рабов и неимущих трудиться ради удовлетворения своих потребностей и реализации своих стремлений.

Подобные воззрения на труд бытовали и в римском мире. За исключением земледелия и военного искусства, необходимых для римлян, всякий ручной труд считался уделом рабов. «Купцы и наемники принципиально не допускались к управлению государством. Достойными свободного человека считались лишь те профессии, которые не ставили в качестве цели зарабатывание денег. Достойными уважения считались врачи, архитекторы и учителя, которые получали не жалование, а вознаграждение».

В отличие от языческого мира, Ветхий Завет смотрит на труд положительно. Сам Бог является Творцом мира. Одна из заповедей Десятисловия рекомендует труд и одновременно устанавливает один день в неделю в качестве выходного. Часто в Ветхом Завете восхваляется труд и порицается леность. Трудом человек подражает Богу и участвует в его творчестве. Конечно, труд связан со страданием. Но тяжелый труд появляется после отступничества от Бога. Труд в раю сладости после грехопадения превращается в изнуряющую борьбу за выживание.

Как послание любви, Евангелие поставляет труд в перспективу любви. Забота Бога о человека – это постоянный труд. Отец мой доныне делает (букв. трудится – прим. пер.), —говорит Христос, — и я делаю. Христос даже работает плотником. И к христианам обращен призыв работать «не ради пищи тленной, но пищи, пребывающей в жизнь вечную». Таким образом, труд поставляется в зависимость от цели существования человека, которой является его совершенствование в любви по образу Бога любви. Гневно осуждая фессалоникийских бездельников, которые не работали, но наблюдали за другими, Апостол Павел пишет: Кто не работает, тот да не ест. Сам он, как нам известно, по профессии был изготовителем палаток и обслуживал не только свои потребности, но и потребности своих спутников: «Нуждам моим и [нуждам] бывших при мне послужили руки мои сии». Он особо увещевает христиан трудиться честно своими руками, чтобы быть в состоянии помочь нуждающимся. Точно такой же дух мы обнаруживаем и в послеапостольских христианских общинах.

Как это и было естественно, языческое общество с трудом могло принять христианскую точку зрения. Известный философ и противник христианства Цельс в конце второго века иронизировал над проповедниками христианства, за то что те обращаются к простым людям и ремесленникам. Да и вообще языческая интеллигенция презирала труд и ремесленников. Христиане же напротив, почитали не только труд и трудящихся, но и презираемых рабов, называя их братьями.

Конечно, не человек существует ради труда, но труд ради человека. Адам, пишет Афанасий Великий, был создан не для того, чтобы трудиться, но, в первую очередь, для того, чтобы быть человеком, а потом уже он получил заповедь трудиться. Так труд, не будучи причиной существования человека, составляет основную функцию его жизни и способствует почтительному к нему отношению. Леность есть повод для греха. Как для любого человека ежедневно необходима пища, так ему необходим и посильный труд.

Ценность труда подчеркивало и монашество. Показательно, что необходимым трудиться с самого начала считали христианские отшельники, а затем и монахи в скитах и общежительных монастырях. В то время, как на Востоке труд оставался подчиненным аскезе и молитве, на Западе он постепенно был помещен подле молитвы и выдвинулся, благодаря принципу «ora et labora» (молись и трудись).

Важность труда предполагает и необходимость соответствующим образом позаботиться о его выборе и осуществлении. Сам труд, выбор профессии требует размышления и подготовки. Кроме того, трудовая деятельность влечет за собой ответственность по отношению к Богу и людям. «Плотские» труды приобретают духовное содержание. Это касается не только монахов, но и всех верующих. Ведь нет какой-то особой монашеской нравственности. Христос проповедал Евангелие всем людям. И некогда, отвечая на частный вопрос учеников, добавил: «А что вам говорю, говорю всем». Однако нельзя не принимать в расчет того, что христианская позиция в отношении смысла и цели труда была сформулирована в основном на основании монашеского образа жизни, который представляет для Православия идеальное общество.

По замечанию Василия Великого, труд не должен быть направлен на стяжание богатства, но на упражнение в любви. Кто может трудиться, должен помогать нуждающимся. Кто же не хочет трудиться, не достоин даже и пропитания. Целью труда должно быть не наше эго, но ближний. Труд не должен быть удовлетворением личных потребностей, но исполнением заповеди о любви: удовлетворение потребностей нуждающихся: «Целью же каждого в труде должно быть служение нуждающимся, а не своим собственным потребностям». Тот, кто заботится о самом себе, взращивает себялюбие. Тот, кто заботится об исполнении заповеди о любви, являет свой христолюбивый и братолюбивый настрой. Итак, когда человек трудится для ближнего, то он, с одной стороны, избегает страсти себялюбия, а с другой, откликается на заповедь о братолюбии, которую благословил дать Христос, говоря: «так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне».

Эгоизм и братолюбие составляют два различных полюса, которые соответственно и определяют все поведение человека. Эгоизм заставляет человека избирать для себя в качестве цели жизни и поведения собственное эго. Альтруизм открывает человека его ближнему. Эгоист не в состоянии полюбить. Альтруист это человек любви. Эгоизм и альтруизм не ограничиваются отдельными моментами или проявлениями со стороны человека, но ими пропитана вся его жизнь. А потому особое значением имеет тот факт, каким из этих двух полюсов будет руководствоваться человек.

Каждому естественно любить самого себя. А потому эгоизм или себялюбие считается само собой разумеющимся. Однако эгоизм приводит к противоречию по отношению к ближнему. Так он сталкивается с альтруизмом. Как и с другой стороны, альтруизм отодвигает на задний план личную выгоду. Так он сталкивается с эгоизмом. А поскольку человеку трудно отодвинуть свою выгоду на задний план, он обычно приносит альтруизм в жертву на алтарь эгоизма.

В частности, в сфере труда эгоизм проявляется в стремлении к личной выгоде. Выгода является основным мотивом. Без нее на человека нападает лень. В Церкви желание выгоды не осуждается, но переносится на другой уровень. На уровень, установленный Христом: «Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут». Сокровище для неба собирается не на небе, а на земле. И труд ради него связан с ежедневным трудом или профессиональной деятельностью человека. Вед труд охватывает значительную часть человеческой жизни. И дух, которым руководствуется человек в процессе труда, является выражением и отпечатком всей его личности.

Когда человек ограничивается временным, когда весь его интерес сосредоточен на удовлетворении чувств, а цель – личная выгода, тогда, естественно, что и труд он подчиняет необходимости удовлетворения своих действительных или воображаемых потребностей. В отношениях с ближним господствует утилитарный подход. Он считается полезным в той степени, в какой удовлетворяет наши корыстные интересы. Ближний уже не воспринимается таким, как он есть. Намного более он не является целью труда. И так христианское учение представляется утопическим.

Кто ставит целью труда – обслуживание других? Кто отодвигает на задний план свои потребности, чтобы удовлетворить нужды ближнего? Только в монастырях или благотворительных учреждениях могут найтись такие люди. В сфере же наших ежедневных отношений эти люди, скорее всего, не существуют. Но они и есть настоящие христиане. Честно зарабатывать на хлеб является элементарным долгом человека. В независимости от того, что в наши дни и это скоро превратиться в редкую добродетель. Но для того, кто желает совершенства, есть более высокая цель: «Стремящемуся к совершенству необходимо трудиться денно и нощно, чтобы иметь, что уделить тому, кто испытывает нужду».

Но что же происходит с таким человеком? Разве он не любит самого себя, а только других? Разве он не трудится ради самого себя, а лишь для других? Разве он не удовлетворяет свои нужды, а только потребности других? Святитель Иоанн Златоуст говорит: «Посему не ищи своего, дабы тебе найти свое; ибо кто ищет своего, тот не находит своего. Поэтому и Павел говорит: никтоже своего си да ищет, но еже ближнего. Польза каждого заключается в пользе ближнего, и польза ближнего в его пользе».

Трудящийся для ближнего, трудится подлинно для самого себя. Помогающий ближнему, помогает поистине самому себе. Действительно любящий ближнего, любит в действительности самого себя. Подлинная любовь к себе самим, эгоизм в хорошем смысле, проходит через любовь к ближнему. Когда некто живет, преодолевая собственную биологическую индивидуальность, такой живет истинно. И только когда он находит свою пользу в пользе ближнего, тогда только он и обретает свою подлинную пользу.

Наивная интерпретация христианского учения может привести к мнению, что христианство безразлично по отношению к социальной справедливости или даже, что оно призывает своих последователей становиться жертвами эксплуатации. Такое мнение может иметь опору в примерах из жизни святых Церкви. Потому что святые мужественно претерпевали несправедливость по отношению к себе. И принимали эту несправедливость из любви, которая умеет быть снисходительной к ближнему. Но они никогда не терпели несправедливость по отношению к ближнему. Они не оставались безучастными к притеснениям и эксплуатации других и особенно бедных и слабых. А вели они себя так, потому что помимо снисходительности, проистекающей из любви, они обладали мужеством, исходившим тоже от любви. Когда молчат и не вступаются за обиженного, то показывают трусость. Но когда тот, кого обижают, терпит, то выказывает снисхождение.

Критика отцами Церкви социальной несправедливости и эксплуатации бедных обращена ко всем. Воры и жулики, как говорит святитель Василий Великий, то не только те, кто крадут кошельки и снимают с людей одежду, но и те, кто, занимая военные, муниципальные и государственные должности, тайно или явно злоупотребляют ими. И святитель Григорий Палама, резко критикуя несправедливость и эксплуатацию, замечает: «Мы докатились до того, что не занимаемся ничем иным, как подкупаем друг друга и вредим тем, кто ниже нас…Власть имущие, мы все больше увеличиваем гнет слабых, взыскивая более тяжелые налоги с трудящихся. Кто из воинов довольствуется своим жалованием? Кто из начальствующих не положил глаз на хищения? Те, кто кормят собак и питают свиней, как дикие вепри и кровожадные псы, пожирают средства беззащитных. Потому-то бедные и возвышают глас их против всех вас, власть имущих, против вас, кто им последует, против вас, кто ополчается, против вас, которых те обслуживают, потому что не могут они терпеть жестокое и бесчеловечное к себе отношение сборщиков налогов и постоянные насилие и обиды, проистекающие от вас, сильнейших их».

Отцы Церкви обличали и резко с дерзновением критиковали социальную несправедливость и эксплуатацию, сами в то же время мужественно претерпевая наносимые им обиды. Они возлюбили других, а потому продолжают оставаться живыми. А мир в это время обычно прячется в эгоизме, как в крепости, и ограничивает себя в корыстных интересах, потому что не имеет смелости полюбить. А любовь это смелость. Это смелость, которая делает человека достойным и цельным. Это смелость, несущая рай в общество. Но эта смелость не может существовать подвешенной в воздухе. Ей необходима точка опоры. И эта опора – вера. Святые Церкви имели смелость любить и предлагали вселенной драгоценные плоды любви, потому что уверовали в Бога, по любви ставшего человеком, для того, чтобы приблизиться к каждому человеку под видом ближнего.

Для того чтобы полюбить Бога, нужно полюбить ближнего. Любя ближнего, человек исполняет заповедь о любви к Богу. Любовь побеждает эгоизм и уничтожает корысть, потому что отстраняет смерть и открывает полноту жизни: «Мы знаем, что мы перешли из смерти в жизнь, потому что любим братьев; не любящий брата пребывает в смерти». Альтруизм есть участие в воскресение. А отсутствие его есть преддверие смерти.

Конечно, нельзя в одно мгновение перейти от эгоизма к альтруизму. Но можно сориентировать свою жизнь и цели в этом направлении. Ведь естественный эгоизм человека представляет собой основную меру для развития альтруизма. Заповедь любви призывает человека возлюбить ближнего «как самого себя». Нельзя возлюбить ближнего, если до этого не полюбил себя. Но нужно полюбить себя правильно, чтобы возлюбить правильно и ближнего. Нужно трудиться, чтобы правильно удовлетворять свои потребности, чтобы удовлетворять правильно и потребности других.

Но помимо этой любви есть и любовь, которая заставляет забыть собственное эго ради ближнего. Есть любовь, которая простирается до жертвы по образу Христа и святых. Руководствуясь такой любовью, целью труда становится ближний. Не сбрасываются со счетов и факты повседневной жизни. Также не остаются без внимания и препятствия и трудности верующих, живущих в миру. Но истина любви представляется во всей своей цельности, чтобы каждый по силам и по произволению узнал о ней и откликнулся на нее. Выступает вершина. Не потому, что все могут взойти на нее, но потому что все могут на нее ориентироваться.

Этим библейским и отеческим духом запечатлена вся греческая православная традиция. Несмотря на мелочности и разногласия, слабости и неустроенность, греческий дух питал уважение к бескорыстию. В этом можно убедиться из греческой истории. Его видно в греческом чувстве собственного достоинства. Сохраняется оно и в православном общежительном монастыре. Но с другой стороны, дух эгоизма и эгоцентризма немало повлиял на частную и общественную жизнь. Этот дух, который был узаконен на Западе после эпохи Возрождения и господствовал в современном мире, склонен превратить общества в суммы отдельных разобщенных людей.

Как заметил один из великих теоретиков новейшей западной экономики, «мы ожидаем получить свой обед не в силу доброты мясника, пивовара или хлебопека, но в силу их заинтересованности в собственной выгоде. Мы не взываем к их человечности, но к их эгоизму. Также мы никогда не говорим им о наших потребностях, но об их собственных интересах» (Алан Смит). Однако все мы знаем, насколько это важно, когда, помимо выгоды, у людей, с которыми мы ведем дело, присутствует и доброта. Когда мы можем взывать не только к их эгоизму, но и к их человечности. Когда мы можем говорить с ними не только об их выгоде, но и о наших потребностях.

Наше время отличается от времени Нового Завета и великих Отцов. Структура экономической и общественной жизни, средства и способы производства и потребления подверглись радикальным изменениями. Кроме того, Отцы высказывали свою позицию о смысле и цели труда, имея в виду, прежде всего, монашеский образ жизни. А это означает, что нельзя безрассудно переносить из той эпохи в нашу методы и схемы общественной и экономической жизни. Но вместе с тем и, помимо того, есть еще и дух, который направляет общественную жизнь и пронизывает труд и его социальную цель: это дух любви и бескорыстия. И этот дух сегодня не менее необходим и не менее актуален.

Пемптусия