Прочитал в интернете любопытную сентенцию: «Лучше быть хорошим человеком, ругающимся матом, чем тихой воспитанной тварью».

Фото: Alisher Hasanov

И под ней – целая охапка лайков. Одобряем, мол, все так и есть. А вот мне думается, что не всё и не так. Прежде всего потому, что в самих формулировках здесь нет никакой определенности. Если убрать эмоциональную окраску фразы (которая, собственно, и вызывает одобрение у публики), то окажется, что смысла в ней попросту нет. Потому что не существует четких критериев, которые бы позволяли применить ее к реальной жизни. Нет, конечно же, «ругающихся матом» обнаружить совсем несложно. Несколько труднее увидеть «тихих и воспитанных» как раз по причине их тихости и воспитанности. Однако это тоже вполне выполнимая задача. А вот выяснить, кто из них тварь, а кто хороший человек уже вряд ли получится.

По-моему, само это определение - «хороший человек» -  размытая абстракция, которую каждый определяет в меру своих представлений о добре и зле. Впрочем, о «тихой воспитанной твари» можно сказать ровно тоже самое.

Дело в том, что подобные оценки человека являются лишь отражением нашего эмоционального восприятия и предполагают, что именно наши эмоции являются мерилом истинности наших суждений о добре и зле. Проще говоря, понравился мне человек, значит – хороший, хотя и матом ругается, не понравился – тварь, пускай даже трижды воспитанная и тихая.

Есть такое понятие – готтентотская этика, по названию тихоокеанских племен, где исследователи эту самую этику обнаружили. Смысл ее сводится к следующему принципу: если корову украли у меня – это плохо; если корову украл я – это хорошо. Думаю, в определениях «хороший человек» и «тихая тварь» вряд ли получится найти какую-либо этику, кроме этой самой – дикарской, оценивающей человека по сиюминутному моему к нему отношению.

Но что же говорит на эту тему этика христианская? Ответ будет неожиданным. Дело в том, что в христианстве вообще нет такого понятия «хороший человек». Ни в одной из двадцати семи книг Нового Завета это словосочетание не встречается ни разу. Причина этому проста и парадоксальна: человек в христианстве не равен собственным поступкам и качествам, он как бы выведен за их контекст. Иначе говоря, поступающий хорошо не назван в Евангелии – хорошим. Равно как и совершающий плохие дела не определяется как – плохой. Захочешь назвать кого-то хорошим, тут же вспоминается – …все согрешили и лишены славы Божией (Рим 3-23). Захочешь обозвать кого-то тихой тварью, сразу приходит на ум - …Кто ты, осуждающий чужого раба? Перед своим Господом стоит он, или падает. И будет восставлен, ибо силен Бог восставить его (Рим 14:4).

Есть человек – образ Божий. И есть его грехи. Все, что есть в человеке хорошего – отблеск Божественной красоты, присущей ему как сотворенному по образу Божиему. Все что есть в нем же плохого – греховная грязь, которой он завалил в себе эту красоту. Но даже самый лютый грешник не способен уничтожить ее в себе окончательно, и остается способен к покаянию, пока жив. Точно так же, как и самый великий праведник не застрахован от падения во грех. А что удивительнее всего – Бог любит грешников ничуть не меньше, чем праведников, желая, чтобы все люди спаслись. Вот и попробуй, определи – кто здесь хороший, а кто тварь?

Зато что такое грех в христианстве объясняется очень доходчиво и однозначно. Например, матерная брань – это грех, вне всяких сомнений.

Поэтому возвращаясь к процитированной сентенции о хорошем человеке, ругающемся матом, и о тихой воспитанной твари, я все же предпочитаю ориентироваться на то, что очевидно для всех – я не буду ругаться матом, и постараюсь в меру своих возможностей быть тихим и воспитанным. Об остальном же пускай судит Господь.

Александр Ткаченко

ФОМА