Науку, как и богословие, следует проверять поэзией, её пророческим охватом мироздания как целого, где все части соотнесены с Богом. Вне этого может быть только узкая специализация, ничего не дающая нам для понимания мира и смысла происходящих событий и явлений.

Тур Хейердал, норвежский археолог, путешественник и писатель, пишет об этом так: «Все они (современные учёные) узкие специалисты и недоверчиво относятся к такой методике, когда привлекаются данные из самых различных отраслей, от ботаники и до археологии. Они сознательно ограничивают размах исследований, чтобы тем настойчивее зарываться в глубину и добывать детали. Современная наука требует, чтобы каждый специалист купался в своей яме. Редко кто-нибудь принимается разбирать и складывать вместе то, что они добывают».

А ведь для того, чтоб постигнуть, как части соотнесены с целым, нужен ум поэта-богослова, как у святых отцов поздней античности или Николая Сербского и им подобных людей. Все они, как и гении эпохи Возрождения, были людьми, умножающими красоту, тонко чувствующими тот поток благодати, который проницает мир и который на самом деле и является поэзией. Они могли охватить бытье благодарностью и потому ясно видели суть и явление.

Тур Хейердал замечает, что «умный человек не будет недооценивать способности древних людей только потому, что они родились раньше нас».
Людей начала мира, людей времен фараонов и Авраама, называют древними. Но на самом деле древние – это мы, а они были юными, стоящими в самом начале пути, от времён Адама и Евы с болью познавшими зло, но желавшими радости, света и избавления. Серафим Саровский замечает, что многие древние люди ощущали признаки, которые должны быть у Того, Кто придёт спасти мир.  Это предощущение Бога было растворено в древних легендах, мифах,  сказаниях, гимнах, поэзии. Потому Джон Толкин и Алексей Лосев говорили, что мифы не ложь, но особый язык, которым древние старались поведать об ощущаемой ими истине.

Мифология, конечно же, старше всех стихов и легенд, говорящих о ней. Ведь через миф древние люди старались объяснить ощущаемую ими богонаполненную природу мира. Потому, например, поэзия воспринималось древними людьми как божественная речь – и в этом их глубочайшая интуиция. У гэлов была богиня Бригита, покровительствовавшая одновременно огню, очагу и поэзии. Поэзию гэлы считали не материальной и особой, сверхъестественной формой огня, потому что поэт в высшем смысле горит и горят его слова, на которых, если поэт настоящий, почиет Дух.

Богом литературы и ораторского искусства у гэлов был Огма, иначе называемый Кермэйт («медоустый»), ведь нет в мире слов выше и чище поэзии, где язык обретает своё назначение – быть высокой речью людей, живущих как благородные эльфы, опытно знающих мир как красоту Господню.

Не были древние люди и недоумками. Так, например, у древних египтян 4000 лет назад были планеры, найденные учеными в гробницах фараонов. Средневековье и Новое время и подумать не могли о том, что человек может летать. Известный французский ученый Лаланд в 1782 году писал: «Окончательно доказана полнейшая невозможность для человека подняться или даже держаться в воздухе». А у египтян были планеры...

Потому Тур Хейердал строит свои научные предположения исходя из всей мировой истории, а не только из какого-то фрагмента. Таковы его исследования о том, что древние египтяне приплывали в Америку и учили местных индейцев.
Есть вещи, отзвуки которых хранятся только в древних легендах и мифах. Так, например, в мифах индейцев существуют истории о великом потопе, когда погибли все гигантские чудовищного вида звери.

Но важнейшее, что выносит Хейердал из своих походов, это необходимость человечности, даже если ваши взгляды и культуры разнятся. Человечность –  тот язык, который объединяет всех.

Он пишет об этом так: «Когда вместе сидишь под звездами и знаешь, что вместе пойдешь ко дну или поплывешь дальше, терпимое отношение к взглядам другого даётся куда легче, чем когда сидишь по разные стороны границы и, уткнувши нос в газету или телеэкран, заглатываешь тщательно причесаны фразы».

Хейердал замечает, что океан им помогло пересечь только мирное сотрудничество, хотя в их команде были люди из разных стран и принадлежащие разным вероисповеданиям, а также один атеист – из СССР.

Когда Хейердал с командой  познакомился с племенем полинезийцев, те радушно принимали их и устроили в их честь большой праздник, а европейцы увидели, что встреча другого человека может быть радостью. На прощание полинезийцы сказали Хейердалу и команде: «Пусть у нас будут общие воспоминания, чтобы мы всегда были вместе, даже когда вы уедете в дальние страны».

О встрече с этими дикарями Хейердал вспоминал как об одном из лучших эпизодов своей жизни. Позднее он говорил, что хотя неоднократно пересек океан на доисторических судах, но «никакой шторм, никакой циклон не опасен так, как личные недоразумения». 
Океан разрешил Хейердалу по-новому взглянуть на свою жизнь и увидеть, что в мире существует иерархия важного и неважного. И что к важному относится вовсе не то, что причисляют к таковому по телевизору, а совсем другие вещи: любимые люди, драгоценность семьи, необходимость снисхождения и доброты. Он говорил: «Здесь, посреди океана, большие проблемы казались маленькими, надуманными».

Тур Хейердал, переплывший на инкском плоту Тихий океан, вспоминал, что бумажная волокита и получение всех необходимых разрешений на экспедицию совершались гораздо труднее, чем четырёхмесячный путь под парусом в океане.
«В наш деловой век для похода на плоту надо истратить не менее полупуда бумаги», – писал он. Для интереса Хейердал с товарищами взвесили всю переписку с чиновниками всех ведомств и министерств, которые выдавали им всяческие разрешения. Разнообразных бланков и справок было ровно двенадцать килограмм.

Хейердал, переплывший Тихий океан на плоту, рассказывал о том особом ощущении, когда тебя отделяет от водной бездны только узкая полоса брёвен, а там, в глубине, живут совершенно невообразимые создания, иногда даже очень большие: «Сидя на корточках Кнют полоскал в волнах свои штаны, а когда поднял голову, узрел рядом такую большую и уродливую морду, какой никто из нас в жизни не видел. Голова принадлежала исполинскому чудовищу, и она была такая громадная, такая страшная, что сам морской змей, появись он перед нами, не поразил бы нас так сильно. Маленькие глазки сидели по краям широкой и плоской морды, жабья пасть с длинной бахромой в уголках была не меньше полутора метров в ширину».

Это оказалась китовая акула, и когда она проплывала под 14-метровым плотом, было видно, что ее длина гораздо больше, чем плот.

И хотя такие встречи могут напугать кого угодно, но особая близость к океану рождала в путешественниках только светлые чувства, и Хейердал впоследствии говорил, что океан словно омывал с их душ всё лишнее и ненужное, прежде важные проблемы казались им мелкими и надуманными, а для счастья было нужно не так уж много.

Тур Хейердал – путешественник и учёный, пересёкший Тихий океан на бальсовом плоту, собранном по чертежам инков VI века, и Атлантический океан на папирусном корабле аналогичном тем, которые были у древних египтян ещё за 1000 лет до Р. Х. Обе экспедиции он предпринял, чтоб доказать научному сообществу возможность таких путешествий в древности. Когда журналисты спрашивали его, что в таких многомесячных плаваниях самое трудное, он отвечал – не поссориться членам команды. В команду Хейердала обычно входило 6-8 человек разных национальностей и вероисповеданий: жители США, Чада, Норвегии, России, Англии – католики, протестанты, агностики, атеисты, мусульмане и иудеи. И каким-то особым образом людям удавалось ладить между собой.

В своё время экспериментальный историк Тур Хейердал, изучая полинезийские легенды, отметил у туземцев сказания, согласно которым их предки приплыли на острова Тихого океана из Южной Америки на огромных плотах где-то в V веке, а в сказаниях индейцев Перу он нашел такие, где говорилось об отплытии на тех же самых плотах с берегов Америки в океан.

Найдя путь, которым заселялись острова Полинезии, Тур Хейердал обратился к американским учёным, но его работу не сочли достойной внимания, так как никто не верил, что океан можно пересечь на плоту. Тогда Хейердал с несколькими исследователями, чтоб доказать свою теорию, по древним инкским чертежам V столетия создаёт плот, чтобы повторить путь индейцев. Когда плот был достроен (а об этой экспедиции знали в Англии, США, Норвегии и Южной Америке), осмотреть диковину приходили известные учёные и моряки разных стран. И все они, словно сговорившись, убеждали Хейердала, что плот не может пересечь океан, что их смоет в воду первый же маленький шторм, что канаты перетрут древесину, что древние легенды обманчивы и что такое путешествие никому не по силам.

Все пророчили гибель плоту, но Хейердал поплыл, доверясь сказаниям полинезийцев, что это возможно, и древний путь V века был снова пройден.

Не так ли христиане плывут на плоту надежды? И кто только не предсказывал им гибель. Но древние сказания всё же оказываются правы: странный доисторический плот выдерживает все бури, а океан к островам Невероятного Счастья переплыт.

Артем Перлик