1 апреля – день рождения одного из самых великих украинских и русских писателей – Николая Васильевича Гоголя.

Мне кажется, что литература берет начало свое из молитвы. Особенно четко это видно в поэзии. И потому настоящая качественная литература всегда в молитву возвращается…

Сергей Довлатов в одной из своих заметок дневника писателя «Соло на ундервуде. Соло на IBM» делил писателей на три категории. Есть ремесленники, которые этим зарабатывают деньги; профессионалы, мастерски научившиеся будоражить человеческие душевные качества; те таланты, которые в творчестве своем уходят в мир духа – в небо.

Таким был Николай Васильевич Гоголь. Более всего он мне напоминает звонаря, пытающегося своим словесным набатом оторвать людей от копошения в грязи, чтобы они подняли головы вверх – к Богу.

Было что-то в нем ветхозаветное и даже пророческое. Чем-то он напоминал святого Иеремию, ходившего по Иерусалиму и предсказывавшего посреди блеска и разврата скорое падение из-за отсутствия у людей покаяния и отступничества от Бога. Но над ним смеялись, издевались и даже заключали в темницу.

Болезненный носатенький Николай Васильевич посреди балов и блеска северной Пальмиры – Санкт-Петербурга тоже пытался показать современникам всю отвратность порока, чтобы они покаялись и обратились к Спасителю. Но над ним тоже смеялись. Смеялись потому, что иначе становилось очень страшно.

Художественным методом Гоголя был символизм. Его произведения, словно швейцарские часы, у которых все мельчайшие детали находятся на своих местах не просто так – по прихоти автора. Все персонажи, предметы быта, интерьеры, лирические отступления – это органические части единого целого, работающие на определенную идею и, как правило, духовного порядка. И что примечательно, Гоголь, как и многие другие писатели и ученые, сам из себя делал творческую лабораторию. Об этом свидетельствует в своих обращениях к писателю и его возлюбленный учитель, самый близкий друг жизни Александр Сергеевич Пушкин. Однажды поэт сказал, что Гоголь не может более всего выносить того, что в своем произведении он предельно честно раздевается перед читателем и стоит перед ним совершенно голым. 

Проанализируем, к примеру, повесть «Вий». Ее закрученные мифические остросюжетные перипетии вполне можно легко «вписать» в душевный мир одного человека, если ключом-методом к пониманию творчества Николая Васильевича взять именно символ.

Хома Брут – это душа человеческая. Причем эта душа, призванная к единению с Богом, очень нерадива. Фома Неверующий – имя персонажа. Брут – предатель, убийца императора Юлия Цезаря, бывшего ему другом. Такую фамилию дает своему персонажу Гоголь. Здесь намек на предательство Царя-Христа и веры православной. Хома Брут – нерадивый семинарист-бурсак ради куска колбасы и стакана горилки предает главное – веру. И, будучи в средоточии сердца Руси – православного Киева, он так ничего и не понял. Но, наоборот, оставляет Церковь и идет на страну далече: блуждает в тумане и угаре собственного «я» и, наконец, натыкается на хутор сатанинский. В нем оживает, молодеет, крепнет и расцветает старуха-страсть, убитая Таинством Крещения, но возрожденная сладострастным человеческим сердцем.

И начинается борьба с демонами. Только веры недостает Хоме Неверующему.  Есть панический страх загнанной бесами души, но нет веры и любви к Избавителю. Он борется с Вием в церкви, только храм не убирает, не ремонтирует.

Вот главный символ повести – храм души человеческой в запустении. В глубину сердца своего человек не ходит, чтобы узреть там Бога. И потому Хома Брут погибает, его съедает страсть, начавшаяся с любви к водочке и колбаске да пощипывания девок на базаре, а закончившаяся выросшим в сердце чудовищем.

Николай Васильевич Гоголь изо всех сил пытается обратить взор современника и грядущих поколений на необходимость строительства храма своей души. Тот же набатный колокольный призыв звучит и в комедии «Ревизор». Пушкин, давший Гоголю идею сюжета, говорил о пьесе следующее: если Ревизор – это Христос, то Хлестаков – антихрист. Сам Николай Васильевич пишет о главном персонаже комедии: «Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове…» Без царя в голове. Нет страха Божия в душе Хлестакова. Вот в чем «антихриство» Хлестакова.

Жители уездного города принимают антихриста за Христа. Так  начинается комедия, от которой плакать хочется…

Что такое знаменитая немая сцена вышеупомянутого произведения?

Николай Васильевич спустя десять лет после ее премьеры на сцене театра напишет в письме актеру-исполнителю роли городничего Ивану Сосницкому: «Трудно, трудно жить нам, забывающим всякую минуту, что ревизовать нас будет Тот, Кого нельзя подкупить».

Немая сцена – это аллегория Страшного суда. Многие люди поверили антихристу и приняли его за Мессию, но вот наступает время, когда настоящий Ревизор Господь наш Иисус Христос приходит судить людей.

Немая сцена и ужас от того, что отдались они не тому…

19 апреля 1836 года премьера комедии «Ревизор» состоялась в театре. На ней присутствовал император Николай I. Спектакль очень понравился публике, многие сильно хохотали. Царь лично пошел за кулисы, чтобы пожать руку автору. Но Гоголя там уже не было. Он сбежал в Италию в сильнейшем отчаянии.
«Ревизора» не поняли. Спектакль понравился, но как водевиль, оперетка, выражаясь современным языком, КВН.

Но почти не был услышан звон того небесного, будоражащего душу колокола, который звучал в произведении.

В Италии Николай Васильевич пишет сочинение «Театральный разъезд после представления новой комедии». В нем объясняет идею «Ревизора». Позже делает правки комедии, пока, наконец, на протяжении многих лет добивается внимания публики к поставленной им проблематике.

Символ сатаны можно усмотреть в персонаже Чичикова. Он подбирает «мертвые души» – мертвые для богообщения, для вечной жизни во Христе, сами себя добровольно отлучившие от Бога. И снова в поэме происходит путешествие по человеческим страстям и порокам.

И между строчками слышен тот же тревожный колокольный звон…

О том, что творчество Гоголя действительно духовно, назидательно и призывает бороться с Божьей помощью со своими страстями, говорил  на панихиде по усопшему писателю протоиерей Иоанн Восторгов в 1909 году: «Вот писатель, у которого сознание ответственности пред высшею правдою за его литературное слово дошло до такой степени напряженности, так глубоко охватило все его существо, что для многих казалось какою-то душевною болезнью, чем-то необычным, непонятным, ненормальным. Это был писатель и человек, который правду свою и правду жизни и миропонимания проверял только правдою Христовой. Да, отрадно воздать молитвенное поминовение пред Богом и славу пред людьми такому именно писателю в наш век господства растленного слова, – писателю, который выполнил завет апостола: слово ваше да будет солию растворено. И много в его писаниях этой силы, предохраняющей мысль от разложения и гниения, делающей пищу духовную удобоприемлемой и легко усвояемой... Такие творцы по своему значению в истории слова подобны святым отцам в Православии: они поддерживают благочестные и чистые литературные предания».
Пожалуй, лучше и не скажешь.

А летописец Оптиной пустыни иеромонах Евфимий написал о смерти Гоголя: «Кто изобразит всю силу происшедшей отсюда душевной борьбы писателя и с самим собою, и с тем внутренним его врагом, который извратил божественный талант и направил его на свои разрушительные цели? Но борьба эта для Гоголя была победоносна, и он, насмерть израненный боец, с честью вышел из нее в царство незаходимого Света, искупив свой грех покаянием, злоречием мира и тесным соединением со спасающею Церковию. Да упокоит душу его милосердый Господь в селениях праведных!»

В завершение этой статьи хочется процитировать самого Николая Васильевича, который данными словами, сказанными о комедии «Ревизор», выражает главный смысл своего творчества: «Всмотритесь-ка пристально в этот город, который выведен в пьесе. Все до единого согласны, что этакого города нет во всей России, но что это наш душевный город, и сидит он у всякого из нас.

Господа!

Я пригласил вас, чтобы сообщить пренеприятное известие: к нам едет Ревизор!»

Вслед за ветхозаветными пророками и святыми отцами колокол Гоголя продолжает звонить, пробуждая с Божьей помощью человеческие души. И его творчество в самой своей заветной сердечной глубине возвращается в молитву…

Иерей Андрей Чиженко