11 сентября 2020 года после непродолжительной болезни в Великобритании скончался иерей Пётр Скорер, деятель зарубежья, прекрасный пастырь, основатель Фонда митрополита Антония Сурожского.

Фото: bfrz.ru

Этот замечательный священнослужитель большую часть жизни скромно служил диаконом в храме Св. Анны в городе Эксетер и лишь в последний год жизни в знак послушания согласился принять сан священника. Об отце Петре можно было бы написать: «С 1970-х вместе он своим служением способствовал распространению Православия на юге и западе Англии: организовывал церковно-общинную жизнь, детские православные лагеря и пр. Также активно участвовал в различных международных церковных проектах: конференциях и т.д. Как Президент Фонда митрополита Антония Сурожского содействовал сохранению и распространению наследия владыки» и пр. Но гораздо важнее описать личность этого прекрасного иерея даже не этой характертикой, а словами его духовных чад, а также людей, близко знавших его, о том, что это был истинный пастырь, человек удивительного христианского достоинства, чести и любви.

Судьба отца Петра – удивительное сплетение и встреча важнейших христианских феноменов его эпохи.

Он родился в 1942 году в Великобритании. Его отец, Пол, погиб, когда мальчику был всего 1 год. Матери пережить смерть мужа помогал письмами со словами поддержки его дед, С.Л.Франк. «Живая душа не может жить отчаянием и безнадёжностью: это противоестественно как длительное состояние. Страдание должно просветлять, углублять, расширять душу, и потому её животворить», - писал Семён Людвигович дочери в одном из поздних писем 1945 года. Франк был  выдающимся религиозным философом. Деда Скорер знал, по собственному замечанию, мало, так как в Англию С.Л.Франк переселился, когда Петру было всего 4 года, а когда мальчику было 8 лет, дед скончался.  Из воспоминаний осталась память об особом пиетете, почтительном отношении, окружавшем тяжело болевшего дедушку в их доме: в его присутствии нельзя было шуметь, мешать работать и пр. Само же философское наследие деда, по признанию отца Петра, так и осталось закрытым, таинственным миром, так как язык философии для него, филолога, всегда оставался чуждым. Он был человеком совсем иного дискурса. Отец Петр  по этому поводу любил по-доброму шутить, что в дни его усталости и бессонницы его супруга, Ирина, рекомендовала почитать ему «Непостижимое» Франка для быстрого сна. При этом священник всегда с особым уважением вспоминал деда и его труды, всячески способствовал популяризации и исследованию его наследия: участвовал в конференциях его памяти, предоставлял семейные архивные материалы, касающиеся С.Л.Франка, для исследования.

С раннего детства он воспитывался в православной вере, в духе евангельских ценностей. Крестил мальчика о. Лев Жилле, известный многим читателям под псевдонимом «монах Восточной Церкви». Это был человек удивительного пути: принявший Православие, бывший католический монах-бенедиктинец, служивший во Франции, Ливане, Великобритании, преподаватель в Свято-Сергиевском институте. Именно о. Лев был тем священником, который на одном христианском съезде подошёл  к молодому врачу, тайно принявшему монашеский постриг с именем Антоний, и сказал: «Вы нам здесь нужны, бросайте медицину, делайтесь священником и переходите в Англию». Так, начался путь будущего митр. Антония Сурожского, духовного учителя о. Петра, в Великобритании.  В 1957 году о. Лев присутствовал на  епископской хиротонии  и вводил вл. Антония в алтарь. А уже в 1980 году сам  митр. Антоний Сурожский  отпевал о. Льва. Отец Лев Жилле оказал существенное влияние на формирование мировоззрения владыки Антония. Это влияние выражалось в  понимании Православной церкви  как кафоличной, не замкнутой в узкие национальные рамки; которая позволила нести Православие в Великобритании не только представителям русской эмиграции, но и англичанам, а также людям других национальностей.  Это были те принципы, которые впоследствии оказались очень близки и о. Петру Скореру.

Первые двадцать лет жизни о. Петра, по его воспоминаниям, прошли под знаком близкого общения с митрополитом Антонием Сурожским – позже общение было не таким частым, так как годы учёбы, а потом дьяконского служения о. Пётр провёл в других городах. В детстве и юности он служил алтарником митрополита Антония, а потом пел в хоре в его приходе, регулярно посещал приходские беседы с владыкой и пр.

Окончил Оксфордский университет по специальности «французская и русская филология», но ощутил острую потребность продолжить обучение уже в церковном институте или академии. Намеревался поступить в Свято-Сергиевский институт, так как это учебное заведение славилось выдающимся преподавательским составом,  было расположено относительно близко к Англии, да и в Париже было много друзей. Во французской столице он бывал ещё в детских лагерях, на съездах РСХД. Но Д. Д. Оболенский и Н.М.Зернов рекомендовали ему поступить в Свято Владимировскую семинарию в США, в которой тогда  были собраны одни из самых ярких бывших преподавателей Сергиевского подворья: «Кроме отца Александра (Введение в церковную историю, литургическое богословие, пастырское богословие и нравственное богословие), отец Иоанн Мейендорф, (Церковная история, сравнительное богословие, патрология), Сергей Сергеевич Верховской (догматическое богословие), и два преподавателя  с которыми меня связывала удивительная семейная история.  Александр Александрович Боголепов и Николай Сергеевич Арсеньев», - вспоминал о. Пётр. На тот момент Свято-Сергиевский институт, по замечанию Иулиании Сергеевны Шмеман, переживал упадок: между преподавателями и студентами поддерживалась жёсткая дистанция, всяческие новации в учебном заведении отторгались; его судьба решалась лишь узким «внутренним кругом» профессоров-старожилов, а молодые преподаватели не допускались даже к совещаниям.

В 1964 году Пётр Скорер переехал учиться в США, предварительно написав декану семинарии, о. Александру Шмеману, которого неблизко знал ещё в Париже. Это был период небывалого подъёма семинарии. Молодой студент Пётр Скорер участвовал в упорядоченной общей жизни: в богослужениях, в обустройстве семинарии и пр., в частности ему было поручено обустройство библиотеки.

Самым ярким впечатлением семинарских лет был, конечно, отец Александр Шмеман – прекрасный администратор, оратор и преподаватель, как и владыка Антоний, оказавший существенное влияние на формирование мировоззрения отца Петра: «Апостол радости и Апостол любви», – как он называл позже своих учителей. 

По окончанию учёбы Пётр Скорер получил приглашение на должность доцента в университет английского городка Эксетер, куда и переехал вместе с супругой Ириной.

В 1973 году был рукоположен в дьякона, которым оставался 47 лет, вплоть до рукоположения в иереи в феврале 2020 года. «Я помню, что отца Петра спрашивали, почему много лет он был дьяконом и не хотел рукополагаться в священники. Многим кажется, что дьяконство — лишь первый шаг к священству. Но отцу Петру была близка позиция владыки Антония, что дьякон — это не переходная ступень от мирянина к священнику, а призвание. Я не очень понимала это выражение, но, познакомившись с отцом Петром, стала нащупывать ответ. Для меня стали понятны слова владыки Антония, что дьякон  — это проводник, который одной рукой связан с миром, а другой — с алтарем, с земным и Небесным. Земная жизнь отца Петра так была пропитана Вечной, что эта Вечность передавалась через земное», - вспоминает Елена Садовникова, член Совета фонда «Духовное наследие митрополита Антония Сурожского»,  в интервью «Правмиру».

Благословение без срока давности

Ирина Александровна Седакова, филолог

Петр Скорер – один из самых важных людей в моей жизни, один из самых давних моих друзей, учителей  (тут бы он  возразил категорически, но для меня это так), которых я обрела уже во взрослом возрасте. Такие встречи наперечет, и таких людей, как отец Петр, единицы. Мы между собой называли его «украшением человечества». Радость общения, которую он дарил огромному множеству людей, всех возрастов, национальностей и интересов, сопоставима с Пасхальной. Каждая встреча, каждый разговор, даже мимолетные, были праздником. 

Мы познакомились с отцом Петром, для меня и моей семьи просто Петей, у нас дома в Москве, в 1989 году. Тогда он, будучи преподавателем русского языка в Университете Эксетера, привозил своих студентов на стажировку в Ярославль.  За год до этого, в 1988 году, мой покойный ныне муж Владимир Стабников, работавший тогда в Иностранной комиссии Союза писателей СССР, сопровождал в качестве переводчика в поездке в Англию  писателя Сергея Залыгина. Побывали они и в Эксетере, где писатель выступал перед студентами. Мой супруг остановился   в доме Скореров, и вернувшись в Москву, подробно мне рассказывал обо всем, что он там увидел и услышал – о судьбе Пети и его жены Ирины, его матери Натальи Семеновны, многочисленных знаменитых родственников.

Внук религиозного философа С.Л.Франка, духовный сын митрополита Сурожского Антония, учившийся во Владимирской семинарии в США, в частности, у отца Александра Шмемана, Петр Скорер никогда об этом родстве и общении сам не заговаривал. Скромный, но при этом с чувством собственного достоинства, невероятно добрый и открытый, умеющий сострадать и веселиться, живой и подвижный, артистичный,  обладающий невероятной красоты басом, казалось, основным своим делом считал увидеть перед собой человека. Это был его дарование, талант, как стало понятно при первой же встрече в Москве, и в дальнейшем оно усиливалось и достигло невероятной глубины. Мне кажется, что никто так меня не «видел» и не понимал, как отец Петр, хотя мне не пришлось у него исповедоваться.  

В 1994-1996 годы я была преподавателем русского языка в университете Эксетера, куда мы перебрались на это время с мужем и дочерями Дарьей и Ангелиной. Эту должность я получила с легкой руки моей сестры, Ольги Седаковой – именно она упомянула мое имя в разговоре с Петром Скорером, когда она сказал, что они ищут преподавателя.

В Эксетере были удивительные годы общения с Петей, его женой Ириной, детьми Фомой, Ксенией и Филиппом и многочисленными друзьями, университетскими  и приходскими. Петр Скорер был в те годы деканом факультета русской филологии и одновременно дьяконом православной церкви св. Анны в Эксетере. (Заметим в скобках, что совмещение  церковного сана и светской должности часто встречается в зарубежных православных храмах – отец Джон Маркс, иерей церкви св. Анны, к примеру, преподавал театральное мастерство в колледже.) 

И хотя на факультете работы было много, основное для Петра, как мне казалось, было служение. Это была работа по собиранию общины, подобно той, что собирал владыка Антоний в самом начале своего священства. Об этом отец Петр рассказывал на одной из конференции Фонда духовного наследия митрополита Антония Сурожского.  Отец Петр и матушка Ирина особенно привечали всех приезжих – и в церкви, и дома. Их вера, лишенная формальности и наполненная жизнью, притягивала к ним людей, как магнит. После литургии всем приходом мы собирались в холле другой эксетерской церкви (храм св. Анны крошечный по размерам), пили чай и кофе, разговаривали, дети носились, играли в салки и прятки (о детском лагере, которым заведовали Петр с Ириной многие десятилетия, отдельный разговор).
Субботние ужины и воскресные обеды у Скореров по возвращении из церкви за многолюдным столом были незабываемыми праздниками, когда, кажется, ничего не происходит, но всё исполнено радостью, «Христос посреди нас». Петр сам готовил, причем делал это незаметно, с удовольствием, и всегда необыкновенно «вкусно». На столе были русские “zakuski” – даже маринованные белые грибы (о походах за белыми грибами в графстве Девон тоже надо рассказать бы подробнее).

После нашего отъезда из Эксетера мы встречались в Москве, куда Петр и Ирина приезжали почти ежегодно, останавливались у нас. Оказалось, что мы соседи двоюродной сестры Петра Натальи, и наш Скатертный переулок (SKAT) стал и «Скореровским».    

Рукоположение отца Петра почти совпало с началом строгого карантина в Англии и других странах. Невозможность  служить в церкви вскоре компенсировалась службами дома – и эти записи… какое счастье, что они есть. Когда в конце литургии отец Петр смотрит в камеру и обращаясь к тебе, именно к тебе (и так чувствует каждый), говорит: “God bless you all and keep you”, - тебе не страшно жить. Такое благословение не имеет срока давности.

Царствие небесное и вечная память иерею Петру!

Встреча с самым добрым человеком на моём пути

Мартин Ралчевский, писатель

Отец Петр был во многом исключительным. Могу засвидетельствовать, что в своей жизни я не встречал человека более скромного и преданного вере, чем он. Отец Петр – живое воплощение смирения и самоотречения. Подобно святым первых веков Церкви, несмотря на свою большую богословскую грамотность и горячую любовь ко Христу, он никогда не стремился стать священником, считая себя недостойным столь высокого служения. Единственным другим знакомым мне служителем Бога (кроме отца Петра), который также категорически отказывался принять священство из-за своего глубокого смирения, был подвизавшийся в афонском Зографском монастыре болгарский монах Антоний (+2000).  Отец Петр преданно служил Богу диаконом на протяжении 47 лет.  В феврале 2020 года из-за крайне тревожной перспективы для приходского храма в Эксетере остаться без священника, он в знак послушания митрополиту согласился принять сан священника. Однако с момента его рукоположения прошел всего месяц, и из-за пандемии коронавируса правительство закрыло все храмы в стране. Отец Петр совершил всего несколько Литургий, когда служение для него было вынуждено закончиться. В конце лета ему неожиданно поставили диагноз неизлечимого заболевания, он пролежал несколько недель, после чего тихо умер.

Воспоминаний о нем у меня много, но я ограничен форматом нашей беседы, поэтому поделюсь лишь некоторыми.

Я никогда не забуду позднюю осень 2009 года, когда мы с женой и двумя моими маленькими детьми гуляли по главной улице Эксетера в поисках единственного православного храма в городе. Мы спрашивали   случайных прохожих, где он, но никто не смог нам указать дорогу. Когда наша семья наконец нашла его и вошла, хор пел «Отче наш». Богослужение совершалось на церковнославянском языке. Мы только что переступили порог храма, и у нас перехватило дыхание. Я помню, как заплакал и замер на месте, потом посмотрел на жену, и она прошептала также сквозь слезы: «Слава Богу! Наконец-то! Я чувствую себя как дома!»

Так началось наше знакомство с отцом Петром. Помимо английского языка он и пресвитер прекрасно владели и русским. И это мне очень помогло вначале, потому что моё знание английского языка было слабым.

Я знал отца Петра в общей сложности одиннадцать лет. Он проявлял ко мне и моей семье такую ​​любовь, внимание и заботу, что я часто задавался вопросом, каким человеком нужно быть, чтобы иметь способность  дарить любовь так безусловно. Так он  относился и к другим.

Отец Пётр с самого начала заметил, что мы не следуем устоявшейся традиции еженедельного причастия. Я сторонник  не столь частого причастия. Все, кто читал мои книги, знают мои аргументы, поэтому я не буду их сейчас вспоминать. В данном случае важно то, что он никогда, ни при каких обстоятельствах, не заставлял меня чувствовать себя принуждаемым к частому участию в таинстве. По своей деликатности и любви он даже не намекнул, что мое поведение и отношение к Святым Дарам были неправильными. Я знал, что он не согласен со мной в этом, но в наших разных убеждениях не было никаких препятствий для общения.

Однажды вокруг храма бродил наркоман. Мы все были смущены и мягко пытались его прогнать. Однако вместо того, чтобы изгнать его, отец Петр обратился к нам с просьбой помочь этому «нуждающемуся» человеку, чем мы можем.

В другой раз он рассказал, что священнику Угандийской православной церкви нужна срочная глазная операция. Отец Петр решил пожертвовать половину необходимой суммы из своих личных средств, и попросил нас по мере сил помочь нашему единоверцу с остальным.

Я с интересом слушал и ожидал услышать во время его проповедей комментарии об актуальных вопросах (например, о нападениях на мирных жителей со стороны радикальных мусульман или о традиционных гей-парадах и маршах), но он никогда не осуждал этих людей. Иногда у меня не хватало терпения, и я прямо спрашивал отца Петра, почему он публично не обличает  эти очевидное социальное зло. И он скромно отвечал мне: «Кто я такой, чтобы судить людей. Однажды Бог их рассудит».

За эти годы много раз случалось, что я впадал в грех, переживал душевную боль, потому обращался к нему за утешением и советом (потому что дьякон не может исповедовать) и делился с ним своими проблемами. И каждый раз уходил после беседы обновленным и спокойным. Как-то обстановка вокруг меня была особенно тревожной и болезненной, и моя вина была реальной, поэтому я не мог себе найти места и мучился. Он понял всю сложность ситуации и пригласил меня к себе домой. Мы тихо поужинали, не торопясь, а потом сели в саду  поговорить. Время шло, а он ни разу не затронул тему моего греха. Я не мог допустить, что весь вечер пройдет напрасно, и в какой-то момент набрался храбрости, чтобы спросить его, что он думает о моем поступке. И отец Пётр посмотрел на меня по-доброму, как будто я не сделал ничего плохого, и кротко сказал: «Если Христос не осуждает тебя, кто я такой, чтобы судить? Я вижу, тебе жаль. Поэтому лучше не копаться в ране». А потом он взглянул на меня с такой любовью, что у меня потекли слёзы. Все осуждали и обвиняли меня, а он не только не делал этого, но и утешил  меня. Следующей ночью я заснул так крепко и проснулся, что не мог поверить в то, что именно со мной произошло.

Когда 15 апреля этого года я потерял дорогого отца, батюшка написал мне несколько длинных сообщений, чтобы поддержать меня. На 40-й день смерти отца мы договорились, несмотря на запрет правительства, тайно встретиться в храме, чтобы провести поминальную службу. Я спросил его, что мне принести, и он ответил: «Принесите только свое любящее сыновнее сердце и фото отца (если оно у тебя есть»). Мы встретились в храме, он и я. Был конец мая. Отец Петр уже был священником. Он спросил меня, на каком языке я предпочитаю проводить поминальную службу – на английском или церковнославянском? Мой ответ был: хочу, чтобы это было на церковнославянском языке. Я проплакал большую часть службы. В конце концов, он сказал мне, что моему отцу стало лучше. Я вышел из храма, и печаль моя была светла.

Моя жена и дети отдыхали в Греции, когда в последний день нашего пребывания я получил от него текстовое сообщение: «Дорогой друг Мартин, я умираю. Мне осталось жить несколько дней. Я вас всех люблю!» Отныне мои слова были излишни, не имели значения. Я потерял почву под ногами, потому что так его любил! Настолько, что потеря духовника буквально раздавила меня. Все эти годы он был для меня живым образцом для подражания. Настоящий пастырь. Смиренный, преданный вере, наполненный любовью, все прощающий и никого не осуждающий. Пять месяцев назад я потерял физического отца, а теперь теряю духовного отца! Мой живой и неподдельный пример активной и преданной любви и веры в Господа нашего Иисуса Христа. Несмотря на просьбу его семьи не навещать в последние дни  жизни отца Петра из-за его слабости, я все же решил пойти и попрощаться с ним. Я посетил его дом за несколько часов до того, как он покинул этот мир. Вокруг него были его дети (два его сына и его дочь), их семьи и все его внуки (всего их пять), а также было около пятнадцати друзей и родственников. У всех на глазах были слезы, и в воздухе витали боль и тоска. Но было кое-что еще: было также чувство надежды, смешанное с верой и уверенностью в том, что на смертном одре лежит праведник, который скоро окажется в объятиях Бога. Священник, хорошо знавший его и сопровождавший его в последние дни его жизни, написал о нем нечто интимное: «Я ходил к нему. Его дом был полон родственников и друзей, которые пришли попрощаться. Они оставили меня с ним наедине. Отец Пётр предупреждал меня, что его мысли могут блуждать, но я этого не замечал! Он говорил ясно и глубоко. У отца Петра были кислородные трубки в носу, и он время от времени кашлял. Он был на пределе своих сил. Я не хотел его перебивать, чтобы не обременять. Затем он рассказал мне кое-что, что определенно означает для меня, что у него было небесное видение. Он сказал мне, что был в комнате и внезапно почувствовал, что встает, и вся его боль мгновенно прекратилась. Отец Пётр оказался в каком-то незнакомом странном месте среди ангелов. Там он услышал неземные звуки и песнопения, совершил небесную Святую Литургию, все время переживая  неземное счастье». Да помилует Бог отца Петра Скорера!

Пер. с болгарского языка

«Ему было чуждо лицемерие любого рода…»

Протоиерей Стефан Платт

Впервые я встретил отца Петра Скорера во время посещения ежегодного молодежного лагеря Сурожской епархии, сначала кратко, будучи студентом, затем в качестве молодого дьякона, когда меня направили ему в помощь.

Вне всяких сомнений, диакон Петр был человеком всеобъемлющим, сочетающим в себе, с одной стороны, доброту, теплоту и глубокую, подлинную внутреннюю духовную жизнь, а с другой - достоинство потомка «старой эмиграции», и проницательный, иногда до боли саркастичный, острый ум. Ему было чуждо фальшивое благочестие или лицемерие любого рода. Отец Петр десятилетиями служил старшим диаконом епархии, был духовным чадом митрополита Антония с детства. Таким образом, он был тем, чье мнение и опыт пользовались большим уважением, даже если от его откровенности и честности летели искры! Он давал мне здравые практические и духовные советы, когда я был молодым дьяконом, и мы стали крепкими друзьями. Протодиакон Петр вместе с тогдашним иеродиаконом Николаем (Сахаровым) подвел меня к престолу для рукоположения в священники. Раскол, произошедший в Сурожской епархии в 2006 году, развёл нас в разные стороны, но мы с отцом Петром поддерживали постоянное общение в том же духе, хотя и принадлежали к различным юрисдикциям. Нами обоими двигало желание сохранить и приумножить духовное наследие, которое каждый из нас получил от митрополита Антония (Сурожского – А.), и трудиться над тем, чтобы свидетельствовать о Православии как открытом и гостеприимном для всех, независимо от языка, национальности или происхождения, не умаляя его подлинности и не отрезая его от корней. Прослужив диаконом почти пятьдесят лет, отец Петр был рукоположен в сан священника в феврале этого года для служения своему приходу, который остался без служащего священника. Почти сразу же были введены ограничения, связанные с пандемией коронавируса, так что его священническое служение на протяжении Великого поста, Страстной недели и Пасхи совершалось исключительно в онлайн-трансляциях богослужения, которые он совершал со своей матушкой Ириной. Меня глубоко тронули эти богослужения, поскольку их простота вернула меня в то время, когда я служил диаконом у митрополита Антония. За неделю до смерти Пётр позвонил мне и сказал, что врачи дали ему жить всего несколько дней. Мне посчастливилось на следующий день поехать в Эксетер с Анной, моей женой, чтобы попрощаться. Он лежал дома в постели в окружении своей семьи. Хотя он нуждался в кислороде, он все еще был в полном сознании, оставался живым, улыбался, его глаза сияли. Он говорил о том, как он взволнован грядущей встречей с Вечностью, а также об уверенности и радости от видения всеобъемлющей любви Бога. Отец Пётр надеялся, что не только его друзья будут молиться за него здесь, на земле, но и что он каким-то образом сможет принести их нужды Богу. Я надеюсь, молюсь и верю, что мы действительно объединены в таком духовном общении. Вечная память и Царство Небесное тебе, дорогой брат!

Пер. с английского языка автора и прот. Андрея Кордочкина

Анна Голубицкая