Грекокатолики после Львовского собора 1946 года. Часть 1

Современные коллизии межконфессиональных отношений в Украине, особая роль в них грекокатоликов с их исторически сложившейся своеобразной тактикой и  менталитетом вызывают необходимость обстоятельного учета и понимания событий 70-летней давности.

В предыдущей статье мы рассмотрели некоторые особенности деятельности Украинской Грекокатолической Церкви в годы войны. По ее окончании, после недолгого колебания, власти взяли курс на ликивидацию унии путем слияния УГКЦ с РПЦ, что и было задекларировано на Львовском церковном соборе марта 1946 г.

В «Обращении Священного Синода Украинской Православной Церкви», датированном 2006 г., сказано: УПЦ «никоим образом не оправдывает те исторические обстоятельства и способы тоталитарного советского прошлого, которыми проводился Львовский собор… однако она, как и ранее,  анафематствует… беззаконные деяния» унии 1596 года и «возглашает вечную память защитникам Православия… в нашей многострадальной Родине»[1].

Разумеется, каноническая Украинская Православная Церковь не может нести ответственности за методы ликвидации унии на Западной Украине в 1946–1949 гг. Претерпев беспрецендентые гонения и государственный террор в сталинское время и хрущевское наступление на РПЦ, будучи притесняемыми сейчас, православные разделяют чувства тех, у кого отнимали прадедовскую Церковь и арестовывали духовных наставников. Надеемся, что память о страданиях предков приведет к пониманию недопустимости ущемлений прав других верующих и важности межконфессионального мира как одной из основ национальной безопасности.

На пути ко Львовскому собору

Считается, что 17 марта 1945 г. И. Сталин одобрил предложенный порядок действий по отношению к УГКЦ, 11 апреля прошла операция по задержанию И. Слепого и еще четырех епископов («святоюрцев», как именовали чекисты группу архиеерев УГКЦ, не желавших перехода в православие), обезглавившая клир и грекокатолическую паству[2].

Подводя итоги оперативных мероприятий по агентурному делу «Финиш» (роспуск УГКЦ),  МГБ УССР составило докладную записку «О ликвидации грекокатолической униатской церкви в западных областях УССР»[3]. Униатскую Церковь обвиняли в засылке эмиссаров на Восток с целью организации на территории Советского Союза «антисоветского и церковного националистического подполья», поддержке подполья ОУН на Западной Украине после 1939 г. А. Шептицкий и епископат УГКЦ, писали чекисты, занимались разведывательной работой в пользу Ватикана, сотрудничали с гитлеровскими оккупантами. Униатская Церковь стала «чужой и вредной нам по влиянию легальной масовой иностранной резидентурой на нашей территории».
Органы госбезопасности разработали план ликвидации Грекокатолической Церкви. Указывались основные этапы его реализации:

· публикация статьи Я. Галана (имя автора в документе не указывалось) «С крестом или с ножом» в газете «Правда Украины», с перепечаткой в областных газетах. Статья, содержавшая массу компрометирующего материала, считала контрразведка, «сыграла значительную роль в деле подготовки к ликвидации этой церкви»;

· после «подготовки общественного мнения» 11 апреля 1945 г. были проведены аресты Предстоятеля УГКЦ Митрополита Иосифа Слепого, епископата и «наиболее скомпрометировавших себя антисоветской деятельностью попов униатской церкви»;

· «обезглавив грекокатолическую униатскую церковь» перешли к созданию «движения» по воссоединению с РПЦ и с этой целью 30 мая (по другим данным – 28 мая) 1945 г. создали «Центральную инициативную группу» по объединению УГКЦ и РПЦ во главе с доктором Гавриилом Костельником, «авторитетным и влиятельным лицом среди духовенства и верующих, а также украинской интеллигенции», пользующимся одновременно доверием епископата. В группу вошли священники-униаты Михаил Мельник (викарий Дргобычской епархиии УГКЦ) и декан (благочинный) из Станиславской епархии Антоний Пельвецкий (ставшие конфидентами МГБ Ивановым и Шевчуком и рукоположенные во епископы РПЦ незадолго до Львовского собора);

· группа обратилась с декларацией в правительство УССР, прося санкции на деятельность, заявив о выходе из-под юрисдикции Папской курии и желании воссоединиться с православними. На прошедших в мае-августе 1945 г. в Киеве республиканских совещаниях Уполномоченных по делам РПЦ (с участием председателя Совета по делам РПЦ при СНК СССР генерал-майора Г. Карпова и председателя Совета по делам религиозных культов при СНК СССР полковника И. Полянского приняли  жесткие для грекокатоликов решения: максимально ограничить деятельность католических и униатских приходов, запретить ксендзам обслуживать приходы УГКЦ, отказывать в регистрации грекокатолическим общинам;

·после легализации Инициативной группы ее участники обратились к духовенству и верующим с призывом оказаться от унии как от «исторической измены украинскому народу» и вернуться к «прадедовской вере, в лоно матери Русской Православной Церкви». Г. Костельник провел 36 совещаний с духовенством западных областей, другие члены Инициативной группы – декан о. Антоний Пельвецкий провел 30 совещаний в Станиславской области, в Дрогобычской области вел агитацию за воссоединение декан о. Михаил Мельник. Кроме того, в «процесе разворота деятельности» группы Костельник издал книгу «Догматические основы папства», весьма способствовавшую дискредитации Ватикана перед духовенством и верующими, богословскому обоснованию отказа от унии;

· за 10 месяцев «агитационной работы» группы, сопровождавшейся весьма плотной поддержкой контрразведчиков, дейстовавших под прикрытием должностей в аппарате церковно-государственных отношений, удалось получить согласие на переход в православие от 871 клирика УГКЦ (вели службу в 1805 приходах). 65 парохов оставалось в «оппозиции», 317 лиц было арестовано (в т. ч. – митрополит Слепой, 6 епископов, 197 священников, 13 настоятелей монастырей, 26 монашествующих)[4]. Одновременно на них осуществлялось давление и запугивание со стороны подполья ОУН, ряд священников были убиты с оставлением на телах повешенных соответствующих записок;

· в дальнейшем работа органов НКГБ сосредоточилась на создании агентурно-осведомительного аппарата по обеспечению подготовки воссоединения, работе в среде униатского духовенства, а также по выявлению агентуры немецкой и других иностранных разведок и проведению репрессий против членов ОУН и сторонников унии, препятствующих воссоединению Церквей (к марту 1946 г. УНКГБ западных областей УССР имели по линии работы против УГКЦ 279 агентов и 475 осведомителей, 287 человек было арестовано, в т. ч. 5 архиереев, 182 священника, 11 настоятелей монастырей и 23 монаха Грекокатолической Церкви);

· в результате агитации членов Инициативной группы и параллельных мероприятий НКГБ к 5 марта 1946 г. желание воссоединиться с РПЦ высказало 871 благочинных и священников из 1167, обслуживающих 1805 приходов. Подавляющее большинство деканатов (благочиний) УГКЦ были замещены сторонниками воссоединения с РПЦ, с декабря 1945 г. началась подготовка церковного собора по воссоединению;

Львовский церковный собор 8-10 марта 1946 г., собравший 216 делегатов-священников и 19 мирян, оформил ликвидацию унии 1596  г. и воссоединение грекокатоликов с РПЦ.  Во Львовском кафедральном соборе св. Юра огласили, что идею поддержали 997 священников из 1270 (78%). В основном докладе Г. Костельник изложил историю унии, насчитывающей 350 лет, и обосновал необходимость объединения Церквей. Постановление собора о ликвидации унии утвердили Экзарх Украины Митрополит Киевский и Галицкий Иоанн и Предстоятель Русской Православной Церкви.

Органы НКГБ зафиксировали как одобрительную реакцию населения, так и многочисленные резко-возмущенные суждения, оосбенно со стороны национально-сознательной интеллигенции Львова. Доктор филофских наук Мария Деркач говорила в присутствии осведомителя: «Нам наплевали в душу. О, если бы вы знали, как мы презираем Костельника – этого антихриста, христопродавца. Нет более ненавистного имени в Галиции, как имя Костельника. Бог его накажет», найдется храбрец и убьет его. Сотрудник Института литературы АН УССР Иванна Гринкевич заявила: собором руководит НКГБ, идет агитация среди горожан, чтобы в воскресенье выйти на демонстрацию протеста против решений собора, нужно палками избивать православных. Известный историк, будущий академик АН УССР Иван Крипьякевич подчеркнул: «Большевики издеваются над Церковью и вообще над всеми галичанами. Мы все чувствуем себя в оккупированной стране. Либо бежать из Львова, либо повеситься». Академик АН УССР М. Возняк оценил решения собора как удар по Папе, а роль Костельника – как «пешки в руках большевиков». Старшие научные сотрудники В. Огоновский и И. Грабарь назвали членов Инициативной группы соглашателями, неискренне относившимися к православию – «сидели на теплых местечках, вот и продали свою веру»[5]. Однако никаких акций протеста во Львове не состоялось.

После акта воссоединения с РПЦ на Львовском церковном соборе 8-10 марта 1946 г. начался непростой и противоречивый процесс непосредственного перехода священников и приходов в юрисдикцию Патриархии. К середине 1947 г. считалось, что канонически оформленно воссоединилось 1105 священнослужителей-униатов, 65 находилось в жесткой оппозиции. Образовывалась катакомбная УГКЦ, «непримиримые» подвергались репрессиям[6].

«Большевистские темпы» ликвидации УГКЦ привели к тому, что к 1948 г. из 2718 униатских храмов Галичины 2491вошел в лоно РПЦ, но 188 продолжали служить по грекокатолическому обряду. Уже после «самороспуска» УГКЦ в Закарпатье чекисты (подводя первые итоги кампании по борьбе с униатством) сообщали главе МИД УССР Дмитрию Мануильскому (27 февраля 1950 г.): к 1946 г. УГКЦ в западных областях Украины (без Закарпатья) насчитывала 2594 прихода, свыше 1,5 тыс. священников, 93 монастыря с более чем 1000 монашествующих. 1085 священников воссоединилось с РПЦ, 120 – отказалось и ушло с кафедр, свыше 300 священослужителей подвергли аресту «за активную антисоветскую деятельность и связь с бандитами ОУН». Оказалось закрытыми 80 монастырей, в мир ушло свыше 500 монахов[7].

На Чернечей горе

К 1 июня 1949 г. в Закарпатском регионе, при активном участии  прикомандированных сотрудников антирелигиозного отдела «О» МГБ УССР и областного УМГБ, было закрыто 259 униатских храмов, с РПЦ воссоединилось 142 прихода, свыше 100 священников.  Однако учитывая остроту общественной и религиозной реакции на Львовский собор 1946 г., акт ликвидации УГКЦ в Закарпатье прошел по иному сценарию. Финалу предшествовали аресты наиболее энергичных и авторитетных противников «воссоединения» среди клира и тайного епископата УГКЦ, передача явочным порядком ряда униатских соборов и церквей к РПЦ (только в 1945–1947 гг. – 73 культовых сооружения). 16 февраля 1949 г. Ужгородский кафедральный собор и резиденцию епархии  УГКЦ передали  в ведение РПЦ. 

Ликвидация унии в Закарпатье имела свои особенности. Власти, чувствуя силу, не стали созывать церковный собор. 28 августа 1949 г., во время многолюдного богослужения в монастыре святого Николая на Чернечей горе под Мукачево, в день Успения Пресвятой Богородицы, архиепископ Макарий (Оскиюк) и отец Ириней Кондратович (перешедший в православие в 1947 г.) зачитал акт о ликвидации Ужгородской унии 1646 г. и переходе грекокатоликов Закарпатья в православие (акт подписало менее половины священников УГКЦ региона)[8].

К 1 сентября спецслужба завербовала 27 закарпатских священников, 126 – пребывало на оперативном учете, 8 проходило по агентурным делам, 102 – по делам-формулярам, 16 арестовали. По сообщению генерала МГБ УССР Попереки, к 3 ноября не воссоединилось 88 священников (42 %), среди остальных приобрели 16 агентов[9].

В Закарпатской области арестовали 46 священников-униатов, 162 состояли на учете, по ним работало 305 конфидентов[10]. По подсчетам современных исследователей, всего за период пребывания в СССР  в Закарпатье арестовали 124 священника-униата (до 40 % их численности), 28 из них скончались в местах лишения свободы, свыше 90 священников продолжали служить в катакомбных условиях[11].

Интересно, что в дальнейшем на базе Закарпатья органы госбезопасности впервые предприняли попытку реализовать замысел о создании «автокефальной католической церкви» Украины, для чего, в частности, привлекли к сотрудничеству Старика – заслуженного клирика УГКЦ, остро критиковавшего политику Ватикана.

Советская спецслужба считала ликвидацию УГКЦ одним из главных оперативно-служебных достижений послевоенного периода. Как отмечалось  в докладной записке о результатах работы по религиозной линии в 1944–1959 гг. 4-го Управления КГБ УССР своему московскому шефу генерал-лейтенанту Е. Питовранову (17 октября 1959 г.), «в 1946 году через агентуру была проведена работа по ликвидации и воссоединению с православием грекокатолической (униатской) церкви», «идеологической и материальной базы бандеровского подполья»[12].

Слияние во спасение

Патриархия РПЦ, прошедшей через невиданные со времен первых христиан физические репрессии, занимала по отношению к воссоединению Церквей взвешенную и умеренную позицию. В ответ на создание Инициативной группы  Г. Костельника Патриарх Алексий I выступил с посланием «К пастырям и верующим Грекокатолической Церкви, проживающим в западных областях Украинской ССР»: «Поторопитесь вернуться в объятия вашей истинной Матери – Русской Православной Церкви». При этом, как заметил известный историк Церкви Д. Поспеловский, Патриарх «был слишком хорошо знаком с методами НКВД, чтобы доверять сообщениям о всеобщем и добровольном переходе униатов в православие. Более обосновано мнение, бытующее в кругах Московской патриархии, что, присоединяя униатов, Патриархия просто спасла Церковь на униатских землях от полного уничтожения».

Алексий I настойчиво разъяснял начальнику «антирелигиозного» отдела НКГБ-МГБ генерал-майору Г. Карпову в письме от 7 декабря 1945 г.: в идеале «воссоединение совершается по свободному волеизъявлению униатского духовенства, а не под давлением православного духовного начальства при поддержке гражданской власти». РПЦ «не будет настаивать на быстром и насильственном изменении внешних форм богослужения и даже внешнего вида священослужителей». Предстоятель РПЦ считал «нецелесообразным» проведение специального Всеуниатского собора, предоставив право решения вопроса о присоединении к православию на усмотрение приходов и епархиальных съездов, в индивидуальном порядке. Куда важнее было «существенное»: исповедание православного Символа веры, непоминовение Папы, поминовение Патриарха и своего епископа, празднование Пасхи по своим пасхалиям[13].

Трудно не согласиться и с одним из ведущих исследователей проблемы, профессором М. Одинцовым: «Патриарх отчетливо понимал, что в условиях конца войны и первых послевоенных лет тяжесть разрешения [вопроса об УГКЦ] падет на государство, которое к тому же отдает предпочтение политико-силовым методам. И Церковь осознанно отошла на второй план, указывая государству, что речь идет и о свободе духовного, церковно-юрисдикционного выбора верующего человека, и о разрешении церковно-исторической проблемы»[14].

Архиепископ Львовский и Тернопольский Макарий, тяжело переносивший душевно крест взаимодействия с властями, убеждал их: нам надо «щадить религиозные настроения и привычки» униатов. Воссоединение – «дело деликатное, проводить это надо осторожно, постепенно, применительно к местным условиям»[15].

Необходимо учитывать (в т. ч. с точки зрения долговременных социально-психологических последствий для украинского общества) всю полноту общественных последствий ликвидации унии (в целом, как известно, отмененной еще в 1839 году, но законсервированной в принадлежавшей Габсбургам Галичине).

Со времен польского и австро-венгерского владычества галичане видели в грекокатолическом (униатском) священнике не только душпастыря. Для темного, задавленного поборами люда (к 1939 г. лишь 5 % селян края считались зажиточными, население массово мигрировало за океан, доля украинского большинства среди студентов не превышала 12 %, да и сам город был преимущественно польско-еврейским по этническому составу[16]) «пан-отець» был и просветителем, и заступником, и носителем национальных чувств. Не случайно среди лидеров ОУН было много выходцев из династий духовенства УГКЦ, включая Главного командира УПА (1943–1950) Романа Шухевича-«Чупрынки».

Для понимания влияния ГКЦ на население западноукраинского региона нельзя не учитывать и ментальную специфику этой части Украины…  26 декабря 1944 г. в рамках поисков модели политики советского государства по отношению к грекокатолической конфессии ее делегация во главе с братом Шептицкого – архимандритом Климентием[17] встретилась в «здании на Лубянке» с председателем Совета по делам религиозных культов при СНК СССР Садовским и руководителями профильных подразделений спецслужб. При этом под легендой «армейских генералов-политработников» с гостями-униатами встретились начальник контрразведки НКГБ СССР генерал-лейтенант Петр Федотов (Иванов), начальник Главка по борьбе с бандитизмом НКВД СССР генерал-лейтенант Александр Леонтьев  (Лебедев) и прекрасный знаток проблем Галичины и украинского националистического движения, шеф 4-го Управления НКГБ (зафронтовая разведывательно-диверсионная работа) генерал-лейтенант Павел Судоплатов (Сергеев). Костельник восторженно рассказывал со временем, что генерал Сергеев «говорит лучше меня по-украински, русский никогда так не смог бы говорить по-украински, сколько бы он его ни изучал». 

Костельник выступил основным «спикером». Он ознакомил высоких визави с ситуацией в регионе: «Народ Западной Украины встретил вторичный приход Советской власти без энтузиазма… Галичане в течение долгих веков находились под воздействием западной культуры, по своему укладу и политическому мировоззрению значительно отличаются от украинцев восточных областей. Отсюда понятны и их предубеждения относительно советской власти, а также силы бандеровского движения». В регион прибывают для советизации «неопытные люди, не умеющие строить свои отношения с местным населением». Население Западной Украине имеет неверное представление о жизни в СССР, а местная интеллигенция долго ориентировалась на Германию, связывая с ней надежды на восстановление Украинского государства[18].

Страшная месть

По понятным причинам особую ненависть сторонников унии вызывал упомянутый протопресвитер Гавриил Костельник[19]. Уже в 1945 г. НКГБ сумел предотвратить направленный против священника террористический акт. Его готовили руководитель Тернопольского областного провода ОУН Владимир Ордынец (Вуйко) и референт СБ Львовского провода Иосиф Панькив (Гонта). Боевики обсуждали свои план с К. Шептицким и рядом близких к нему священнослужителей, включая конфидента  НКГБ Тихого. Выполняя указания чекистов, Тихий пытался отговорить подпольщиков от исполнения замысла, мотивируя тем, что власти «полностью разгромят остатки грекокатолической церкви». По информации Тихого, оба националиста были схвачены и приговорены к высшей мере наказания.

Священник получил два письма-предупреждения от подполья, но шел своим курсом. В ноябре 1945 г. пресвитер сообщил агенту Григорьеву – имеется решение «трибунала» УПА или Провода ОУН о его ликвидации. Были и иные попытки убийства главы Инициативной группы. В 1945 г. бывший профессор Львовской духовной академии Константин Чехович подговорил студента-богослова Владимира Петрицу убить «отступника». Чекисты предотвратили теракт, Чеховича арестовали, а несостоявшийся террорист при задержании перерезал себе горло бритвой.

Публичная деятельность такого авторитетного священника и богослова, которым являлся Костельник, вызывала настолько серьезную обеспокоенность католических кругов и руководства ОУН, что они, по сути, готовили совместную операцию по «переубеждению» и вывозу главы Инициативной группы за рубеж. Об этом, в частности, идет речь в «Справке по делу Костельника Гавриила» начальника 1-го (разведывательного) Управления МГБ УССР полковника Погребняка от 21 сентября 1948 г. Как оказалось, еще в октябре 1945 г. по заданию Провода ОУН (С. Бандеры) из Мюнхена в Галичину нелегально прибыл эмиссар Зирчин (ранее привлеченный к сотрудничеству с советской спецслужбой, впоследствии разоблаченный и ликвидированный Службой безопасности Закордонных частей ОУН).

Эмиссар Бандеры еще в Мюнхене встретился с апостольским визитатором УГКЦ в Германии, священником Николаем Вояковским (1899–1972), и по его заданию, по прибытии во Львов, с Костельником состоялся серьезный разговор: Зирчин передал ему от имени Провода ОУН и лично Н. Вояковского предупреждение и требование прекратить деятельность в рамках Инициативной группы, порвать с советской властью и РПЦ и с помощью подполья бежать за границу. В обмен гарантировались прощение и полная безопасность.

Примечательно, что на встрече с заместителем шефа Львовского Краевого провода ОУН («Буг-2») Федором (З. Тершаковцем) Зирчина проинфомировали о вынесении «изменнику» Костельнику смертного приговора. В ответ эмиссар в категорической форме передал запрет на убийство священника, мотивируя это волей провода ОУН. В феврале 1946 г. «Зирчин» вновь появился в Галичине и повторно передал Костельнику предостережение от Вояковского. Существование планов похищения и вывоза Костельника за границу подтвердил и задержанный 3 августа 1946 г. эмиссар Бандеры Теодор Мороз.

По мнению современного исследователя А. Пагири, своеобразным индикатором ужесточения позиции подполья ОУН по отношению к священникам-«изменникам» и предвестником убийства Костельника стала листовка ОУН с обращением нелегального руководителя УГКЦ в регионе отца Н. Хмелевского (Аксиоса), в которой резко осуждалась деятельность Инициативной группы, а самих пастырей призывали порвать с РПЦ и идти учительствовать. Однако, судя по изученным историком материалам, вероятность принятий решения о ликвидации «отступника» лично руководителем подполья Р. Шухевичем крайне маловероятна, очеквидно, теракт стал неожиданностью и для «генерала Чупринки», а инициатива операции исходила от Львовского провода ОУН.

Об убийстве священника Львовское УМГБ запиской по ВЧ тут же доложило главе МГБ УССР. В свою очередь С. Савченко 21 сентября в личном рукописном сообщении доложил о пришествии заместителю министра госбезопасности СССР генерал-лейтенанту Сергею Огольцову. После богослужения в Преображенской церкви, писал генерал Савченко, 20 сентября 1948 г., около 10 ч 20 мин. Гавриил Костельник возвращался домой. На улице Краковской, метрах в 10-12 от подъезда дома № 17, к нему приблизился молодой человек  лет 20-23 и дважды выстрелил из пистолета ТТ. Костельник скончался на месте от ранений в голову.

Террорист бросился бежать, при попытке его задержать тяжело ранил выстрелом в грудь 23-летнего рабочего Дмитрия Беневьяка. Когда погоня, почти через полкилометра, настигла его, сунул ствол себе под подбородок... У самоубийцы нашли пистолет с запасной обоймой. Похоже, показал осмотр трупа, он заранее готовился к роли смертника: под заношенный ватник поддел новое чистое белье, на шею повесил образок на кожаном шнурочке. У смертника нашли пистолет ТТ № ПД-189 1944 г., запасную обойму. Как показала судмедэкспертиза, убийца  страдал хронической гонореей – известно о подборе той же СБ ОУН террористов-смертников из проштрафившихся подпольщиков, добровольцев или венерических больных.

Оперативную группу по расследованию теракта возглавил заместитель начальника отдела «О» МГБ УССР Иван Богданов. К 20 октября в ходе розыскных мероприятий лишь во Львове арестовали 162 подпольщика и их помощников среди населения. В основу ведущей версии легли показания «арестованного № 33» – бывшего руководителя Дрогобычского областного провода ОУН. Когда один из руководителей Управления 2-Н МГБ УССР Иван Шорубалка предъявил ему фото убийцы, то «33-й» уверенно опознал  в нем своего бывшего личного секретаря Яворенко, позже перешедшего на подпольную работу к упомянутому Федору (Тершаковцу). Затем террориста опознал как секретаря Федора бывший подпольщик, агент-боевик Петр. Фото направили в с. Черче Рогатинского района Станиславской области, где жил до ухода в подполье погибший. Односельчане и отчим Дмитрий Дмитриев опознали его как сына крестьянина-середняка Василия Панькива. С 1941 г. молодой человек возглавлял молодежную группу при ОУН, служил в немецкой полиции, а с 1944 г. стал нелегалом. 

К 19 октября 1948 г. официальная версия о личности убийцы, по сути, была окончательно «утверджена»: террористом выступил Василий Васильевич Панькив (Яворенко, Яремко, 1923 г. рождения), а само покушение готовила «специальная группа бандитов». Шла речь и о главной причине убийства – «активная работа по воссоединению грекокатолической церкви с русской православной церковью», проводившаяся отцом Гавриилом. В тот же день Савченко подписал и «План дополнительных агентурных мероприятий» по расследованию убийства, которым, в частности, предусматривались аресты «ряда реакционно настроенных священников» УГКЦ.

Сотрудники МГБ сходились на том, что непосредственным инициатором и организатором ликвидации Костельника выступил руководитель Краевого провода ОУН «Буг-2» (охватывал Львовскую, Дрогобычскую и Станиславскую области) Зиновий Тершаковец (Федор). Федор, член ОУН с 1930 г., юрист по образованию, характеризовался контрразведчиками как «один из опытнейших конспираторов националистического подполья и отъявленных террористов» (лишь на территории Львовщины в 1947–1948 г. боевиками подполья убито 853 партийно-советских работников и активистов).

Своеобразную «синтетическую» версию организации убийства изложил работавший с Костельником «под прикрытием» С. Карин-Даниленко в книге «Униаты», вышедшей в Москве в 1972 г. В этот период пожилой отставной полковник работал по трудовому договору в КГБ УССР (по линии противодействия катакомбной Униатской Церкви), и нельзя исключать, что подготовка этого издания осуществлялась в рамках контрпропагандистских мероприятий.

Как утверждал автор-чекист, вопрос об «отступнике» Костельнике рассматривался в Ватикане на уровне Понтифика и «высших сфер апостольской столицы». Позднее, в эмиграции, священник Иван Гриньох якобы рассказывал в узком кругу о том, что «вопрос о докторе Костельнике» обсуждался на заседании назначенных Папой представителей важнейших конгрегаций Ватикана: по чрезвычайным церковным делам, консисторской, инквизиции и Конгрегации восточных Церквей. При этом было принято решение о физическом устранении пресвитера руками верующих грекокатоликов, дабы исключить подозрения в адрес Рима. Саму операцию, утверждал Карин-Даниленко, полгода разрабатывали специалисты разведки Ватикана «Чентро информационе про део». В Западную Украину прибыл сотрудник папской спецслужбы, и с его участием был подобран в начале августа 1948 г. исполнитель теракта – Василий Панькив, действовавший под контролем и при содействии СБ ОУН.

Правда, в причинах гибели отца Гавриила (устранить которого подполье ОУН легко могло еще до Львовского собора 1946 г.) нельзя исключать новых деталей. На их вероятность указывают загадчные слова львовской художницы Ярославы Музыки, которая под псевдонимом Сова выступала посредником в попытках лидера подполья Романа Шухевича наладить мирные переговоры с Советами в 1945–1948 гг.[20]. Вскоре после гибели священника она в частном разговоре сообщила агенту МГБ Автору (авторитетный среди галицкой интеллегенции бывший член Центральной  Рады Николай Шраг): «Костельник не выдержал ту линию, которая была намечена». Намечена кем? Вспомним нежелание верхушки подполья и эмиграции ОУН физически устранять «отступника». Интересны слова самого Костельника, сказанные агенту Футуристу: «Этот собор – это тактическая игра, хотя и честными средствами»[21].

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:

1. См. эл. ресурс: http://archiv.orthodox.org.ua/page-2149.html
2. Об аресте и содержании уголовных дел архиереев УГКЦ см. документальную публикацию: Сердюк Н. Cправа ієрархів УГКЦ (1945 р.): документи і матеріали // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2003. № 1. С. 287–354.
3. Отраслевой государственный архив СБ Украины (ОГА СБУ). Ф. 16. Электронная копия № 0566-0560.
4. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 2. Л. 277.
5. ОГА СБУ. Ф. 65. Д. 9113. Т. 27. Л. 252–253; Т. 28. Л. 52–53.
6. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2. Л. 65–66.
7. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 4. Д. 11. Л. 2–3.
8. Пагиря О. Ліквідація Греко-Католицької Церкви на Закарпатті у 1945–1949 рр.
9. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 142. Д. 5. Л. 133–134, 166, 178, 205; Ф. 2. Оп. 4. Д. 30. Л. 261, 288.
10. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2. Л. 134–135.
11. Бендас С., Бендас Д. Священики-мученики, сповідники вірності. Ужгород: «Закарпаття», 1999. С. 305, 398.
12.ОГА СБУ. Ф. 1. Оп. 21. Д. 2. Л. 2.
13. Никитин В. А. Патриарх Алексий I: Служитель Церкви и Отечества. М.: Эксмо, 2013. С. 330–332.
14. Одинцов М. И. Русская православная церковь накануне и в эпоху сталинского социализма. 1917–1953 гг. М., 2014. С. 352.
15. Макарий (Оксиюк Михаил Федорович, 1884–1961). 9 марта 1946 г. под его непосредственным руководством было оформлено воссоединение с РПЦ участников Львовского собора от УГКЦ. Архиепископ (апрель 1946), с июня 1948 г. имел титул архиепископа Львовского, Тернопольского и Мукачевско-Ужгородского. Митрополит Варшавский и всея Польши (1951–1959). ОГА СБУ. Ф. 65. Д. 9113. Т. 24. Л. 11–16.
16. Бедственное положение крестьян в подпольской Галичине квалифицированно описано в трудах львовского историка экономики Григория Ковальчака.
17. Климентий (Мария Казимир Шептицкий, 1869–1951). В монашестве с 1911 г. Архимандрит монашеского ордена Студитов Грекокатолической Церкви, в 1939–1951 гг. – грекокатолический экзарх апостольского экзархата России. Доктор права. Депутат парламента Австро-Венгрии (1900–1907). Арестован в 1947 г., приговорен к 8 годам лишения свободы и умер в тюремной больнице Владимирской тюрьмы. В 1995 г. Институтом Яд-Вашем ему присвоено звание «Праведник народов мира» за спасение еврейского населения от Холокоста. В 2001 г. причислен к лику блаженных УГКЦ.
18. (ОГА СБУ. Ф. 65. Д. С-9113. Т. 19. Л. 327, 349).
19. Обстоятельства убийства Г. Костельника излагаются по: ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 145. Д. 7; Ф. 65. Д. 9113. Т. 24, 32.
20. См.: Веденеев Д., Шевченко С. «Сова» призывала к примирению // Зеркало недели. 2000. 15 июля.
21. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 145. Д. 7. Т. 2. Л. 75–76.
 

Социальные комментарии Cackle