Настављамо да разоткривамо значења најмистичнијег дела Николаја Гогоља.

Начало здесь

Обратим внимание также на другие очевидные параллели. В имени гоголевского героя дан ассоциативный намек на библейского Фому Неверующего, в простонародье Фому Неверного: «Другие ученики сказали ему: мы видели Господа. Но он сказал им: если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю» (Ин. 20:25).

Неверностью и падкостью на страсти отличается и сам Хома. Его предательство веры отзеркаливается также на фамилии – Брут. Как помним, именно Марк Юний Брут вероломно предал своего дядю Юлия Цезаря, вступив в армию Помпея.

Небезынтересно, что мотив предательства сопутствует и фольклорному демоническому образу Вия (согласно самой известной версии, название происходит от украинского слова «вія» (ресница)), являющегося, по Гоголю, «колоссальным созданием простонародного воображения. Таким именем называется у малороссиян начальник гномов, у которого веки на глазах идут до самой земли». Так, Иван Франко еще в 1907 году в статье «Вій, Шолудивий Буняка і Юда Іскаріотський» указывал на обнаруженное им в церковных книгах XVI века свидетельство раннехристианского святого Папия Иерапольского об Иуде, указывающее на длинные веки героя: «Июда же тоужде с великою ноуждею едва протясняше ся главнаго ради отока вѣжди же очїю его толико израстошася, якож емж ни весма свѣт възмощи видѣти». Описывая распространение легенды о предателе Иисуса, Франко воссоздавал вид злодея: «У нього очі заросли повіками так, що він хоч не осліп, але не може бачити світа. Зрештою, ті очі мають якусь таємну недовідому глибінь, “яко ни врачевскымъ зръцаломъ мощи явитисяˮ, як читаємо в мінейнім тексті».

Символичным представляется финальный разговор Халявы (говорящая фамилия, получившая буквальное оправдание в фразе: «всё, что ни лежало, он непременно украдет») и Тиберия Горобца (Тиверий кесарь упоминается в Евангелии от Луки как император, на эпоху которого приходится деятельность и распятие Христа), в котором они выдвигают версии гибели Хомы. «Так ему Бог дал. Пропал ни за что» – уверен первый. «Пропал оттого, что побоялся» – настаивает второй, будучи убежденным, что Хоме нужно всего было плюнуть ведьме на самый хвост – и она бы обессилела. В свою очередь, несмотря на то что многие литературоведы усматривают гибель Хомы именно в отсутствии мужества героя и одолении его страхом перед Вием, это совсем не авторский вердикт, а лишь предположения друзей-бурсаков сироты Хомы, попадающих вместе с ним в дом ведьмы-панночки и подверженных, согласно Гоголю, слабостям да прегрешениям.

Писатель же, искусно сохраняя ореол таинственности, оперировал сквозной деталью внутреннего голоса героя («Не гляди!») и развивал действие с оглядкой на духовное измерение: Хома, пишет он, «не вытерпел и глянул», то есть перешагнул установленные рамки, заглянул (в очи греха?), соблазнившись и нарушив многократные призывы Христа «не бояться». «“Претерпевый до конца спасетсяˮ, – сказал Спаситель – и сим уже открыл нам всю тайну жизни, на которую не хотим мы даже взглянуть очами, не только проразуметь», – укажет Гоголь в «Правиле жития в мире». Отступление же мотивируется логичным последствием: «– Вот он! – закричал Вий и уставил на него железный палец. И всё, сколько ни было, кинулось на философа». Погибая, Хома, впрочем, погубил и чудовищ, завязнувших в окнах и дверях со вторым петушиным криком.

Неудивительно, что в советское время во всех экранизациях и представлениях «Вия» главенствовали установки на романтический колорит, народную мистику, антирелигиозный и антицерковный ракурс, на борьбу с суевериями и т. д. Так, во всем известной кассовой ленте «Мосфильма» 1967 года (режиссер – Александр Птушко), для съемок которой были использованы сотни килограммов дорогущих восковых свечей, бригада тренированных кошек в шапочках с рожками, около 50 ворон, гибель Хомы «расшифровывалась» фразой, написанной отнюдь не Гоголем, а сценаристами: «А кто видел, что он пропал, а?.. А если всё это брехня, и то, что пропал он, и про ведьму тоже. Нет, вон, после третьего штофа и не такое покажется».

К слову, древнейший Георгиевский храм в Седневе на Черниговщине, построенный без единого гвоздя, высотой 40 м, стал одним из мест съемок первого популярного советского хоррора. Именно под куполом этого храма летала панночка, которую сыграла Наталья Варлей, имевшая несчастье выпасть из гроба, несшегося на большой скорости, оборудованного специальной стойкой и тросами. Одна из старожилов посёлка вспоминает: «– Ту сцену, як оцей гроб літає, як знімали? Була там стріла від крана, на яку кріпився гроб. Все це крутилось, оператори знімали. Інтер’єр точно наш. Підтверджую. Мій дід допомагав на зйомках. Наші люди зарабативали. Дітям по рублю платили, а взрослим по “троячкєˮ. Знаєте, там була фреска “Пеклоˮ, я її дуже злякалась. Мені років 10 було. Нечиста сила, вогонь намальований. І вони сталкують грішників у вогонь. У них, цих грішників, такі очі були страшенні!» Между тем перемонтированный в студии фильм спустя год был запрещен в прокате на целых 20 лет по идеологическим причинам.

Духовно слабому ко всяческим житейским искушениям и обузданному страстями Хоме с его нетвердым «камнем веры» в результате одолеть Вия, «неприятеля сильного», не помогли ни горелка, ни крест, ни заклинания, ни молитвы, потому что в духовной брани, в борьбе с бесовщиной достойным соперником может быть только высшая сила, которой ни в церкви, ни в душе одоленного страхом героя не оказалось. Там, где сердце дышит крепкой верой, оправданной делами, страху не место. Гоголь на полях своей Библии напротив Второго Послания к Тимофею 1:7 запишет: «Не дал нам Бог духа страха, но любви и целомудрия». Понятие же страха ограничивается писателем жесткими рамками Суда Высшего: «Страшно впасть в руки Бога живаго!» (Евр. 10:31).

Автор «Вия» усматривал пошлость и зло не только в их очевидных проявлениях, но и в некой срединности, раздвоенности апостасии, в нарушении «границ» веры и пристрастии к встрече с грехом, в бесстрашии пред Богом, пред бездуховностью. Гоголь будто стоял над бездной гнусных деяний человечества, предрекая, что необличение во всеоружие Господа влечет мир к бесчисленным трагедиям и краху.

Наталья Сквира