Сейчас надо учиться жить. Понимать, что главное, а что второстепенное. Сейчас отличие смертного и бессмертного, тленного и нетленного стало в полный рост.

Имущество, привычки, жизненный уклад – всё ушло. Осталась голая правда: мы смертны, но очень хотим жить. Вспоминается киевлянин Булгаков и его фраза: «Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен». На войне это «иногда» становится закономерностью и пробуждает спящего христианина: «А ведь я должен постоянно помнить о смерти»… Как гром воскресают в памяти слова Писания: «Помни последняя твоя, и во веки не согрешишь» (Сир. 7:39).

Все подвижники в один голос говорят о памяти смерти. И это не роковая задача, тут нет черного цвета безысходности. Эта память пронизана верой в Царствие Божие и воздаянием за гробом. Эта память пронизана задачей – употребить усилие, чтобы взойти к Небу. Благодаря ей ежедневно будет отсекаться все, что препятствует вечной жизни и спасению. Благодаря ей можно выстроить христианские отношения с миром, людьми и Богом.

Память о смерти дается Богом. Правда. Это великий дар. Преподобный Иоанн Лествичник говорит так: «Как хлеб необходим для жизни тела, так память смерти необходима для духовной жизни».

Плюсы памяти смерти проявляются как минимум в трех позициях: она побуждает к подвигу и ежедневному труду, помогает благодушно переносить проблемы и невзгоды, утверждает в молитве.

Эта память запрещает духу расслабляться, телу лениться, уму засыпать. При этом она не должна выходить за противоестественные рамки. Плодовитая, правильная память смерти, по словам Лествичника, проявляется через беспристрастие ко всякой твари, оставлением своей воли и принятием воли Божией.

Один из новомучеников ожидал в карцере смерти по расстрельной статье. Ежедневно несколько суток подряд читал себе «отходную». Он готовился к смерти и принимал волю Божию. Но вдруг начали появляться слухи о пересмотре дела и помиловании. Тут надо было тоже покориться воле Божией. Он позднее написал: «Я не стал искушать Бога и больше не читал отходную».

Чтобы жить, надо помнить, ради Кого мы живем и Кто управляет нашей жизнью. На библейском языке это выражается словами «ходить перед лицом Божиим». Быть с Богом, хвалить Его, как Давид «всяким дыханием», то есть каждым вздохом. Чтобы этого добиться, надо, по словам богослужения, «всего себя и друг друга Христу Богу предавать». Надо занимать ум, упражнять волю в добре, сердце в святых чувствованиях и тело в аскезе.

Ум не должен оставаться в лености, без работы. Его надо занимать. Преподобный Иоанн Синайский советует хорошие упражнения для него: «Деятельный ум имеет многие делания: поучается любви к Богу, в памяти смертной, в памяти Божией, царствия небесного, ревности святых мучеников, вездеприсутствия Самого Бога, по слову Псалмопевца: “предзрех Господа предо мною вынуˮ (Пс. 15:8), в памяти святых и умных сил; в памяти об исходе души, об истязании, мучении и вечном осуждении».

Итак, надо учить ум любви к Богу, помнить Бога и Его вездеприсутствие, помнить о Царстве Небесном, помнить смерть, осознать ревность мучеников, помнить об Ангелах, о выходе души из тела, истязаниях, мучении и вечном осуждении. Эти вещи удерживают от падения. И настраивают душу, как музыкальный инструмент, служить Богу.

В «Лествице» приводится рассказ о нерадивом монахе, который умер и был возвращен к жизни. Оставшиеся двенадцать лет он ни проронил ни слова, закрыл келию и «лил теплые слезы». Память смерти приводит к страху Божию. Она есть дар Божий, это добродетель. Она отказ от мирских утех, ради утешения небесного. По слову прп. Иоанна Лествичника: «Кто умертвил себя для всего в мире, тот истинно помнит смерть: а кто еще имеет какое-либо пристрастие, тот не может свободно упражняться в помышлении о смерти».

Для такого духовного делания, как воздух, необходима молитва. Особенно когда смерть витает вокруг и когда, как приговоренный, не знаешь «число дней». Сщмч. Михаил Чельцов в «Воспоминаниях смертника о пережитом» рассказывает опыт переживания от близости смерти: «Только на молитве я – и то не сразу, не скоро – позабывался. Грустно, тяжело на душе, как-то темно, безотрадно, состояние какой-то безотчетной тоски, чего не выразишь словами, не втиснешь ни в какие определенные понятия и формулы. Станешь на молитву – и чувствуешь, как будто тебя какая-то неведомая сила отталкивает от нее, страшно не хочется молиться, произносишь слова, а в голове все тот же мучительный вопрос, в сердце нет успокоения. Читаешь и не понимаешь, перечитываешь по два, по три раза одни и те же слова молитвы и – только так себя приневоливая – наконец-то освобождаешься от своего мучителя, на душе становится тихо, ублаготворенно, и кончаешь молитву успокоенным и, пожалуй, даже радостным, – нашедшим как будто благоприятный ответ на этот вопрос и готовым хоть сейчас идти на смерть. Только тюрьма дала почувствовать и пережить истинное наслаждение, успокоение и радование в молитве и от молитвы».

Перед лицом палачей, когда затылок холодило дуло оружия, мы видим многих новомучеников, стоящих на коленах с воздетыми к Небу руками. Одесский мученик свт. Амвросий (Гудко) стоял на коленях с воздетыми руками, молился Богу, пока рыли ему неглубокую яму. Смерть, по свидетельству новомучеников, – это переход в вечность. Но еще при жизни мы общаемся с этой вечностью в молитве. Отсюда подвиг молитвы –возможность узнать жизнь нетленную, живя еще в тленном теле.

Нам, находящимся в миру, переживающим за жизнь своих близких и свою собственную, необходимы хотя бы начатки такой молитвы. Молитвы с памятью смертной. Она успокоит, она даст надежду, она научит вверять себя в руки Божии. Имеющий мудрость поймет, что память смерти – это огромный стимул жить дальше.

Столичный священник, который еще молодым стяжал славу по всему Киеву, сщмч. Анатолий Жураковский писал, что Христос даёт не только жизнь, но и жизнь с избытком.

Нам необходимо помнить принцип бытия: «Что не растет, то умирает». Память смертная помогает именно в росте. Она помогает держать сердце по направлению к Небу, подбадривает тело в боли и подвиге, утешает мятущийся дух, а уму дает мотивацию «горнего искать и о горнем помышлять» (Кол. 3:1–2).

Протоиерей Андрей Гавриленко