Органы государственной безопасности на протяжении практически всего периода советской истории играли особую, активную и нередко зловещую роль в церковно-государственных отношениях.

В определенные периоды именно профильные контрразведывательные подразделения ОГПУ-НКВД-НКГБ-МГБ-КГБ выступали ведущим инструментом либо подавления религиозной жизни, незаконных репрессий по отношению к «служителям культа» и верующим различных конфессий,  либо жесткого контроля со стороны государства и активного вмешательства в жизнедеятельность религиозной сферы советского общества.

Телевизор для Предстоятеля

Спецслужба выступала ведущим инструментом политики государства в религиозной сфере. Ее служебные приоритеты и тактика оперативной работы решающим образом определялись директивными установками Коммунистической партии и правительства СССР. Именно органы ВЧК-ОГПУ-НКВД стали непосредственными и ведущими исполнителями масштабных физических репрессий 1920–1930-х гг., унесших лишь в Православной Церкви жизни  свыше 150 архиереев и десятков тысяч священнослужителей, неподдающегося учету количества истинно-верующих мирян. Печальную известность получили инспирированные «чекистами-религиоведами» расколы в Православии (обновленческий, автокефальный, «лубенский» и другие), причем сами организаторы и активисты раскольнических движений вскоре пополнили мартиролог жертв незаконных  репрессий, лишились свободы или бежали за рубеж.

В дальнейшем органы госбезопасности также выполняли богоборческие функции, держали религиозную сферу под неусыпным агентурно-оперативным контролем, вмешивались в нее, грубо нарушая положения о свободе совести, закрепленные в конституционно-правовых актах самого же Союза ССР.

Ради исторической справедливости нельзя не признать, что определенные острые мероприятия отечественных спецслужб были закономерно обусловлены необходимостью противодействия разведывательно-подрывной деятельности гитлеровской разведки, беззастенчиво использовавшей религиозную сферу, а также циничным превращением вероисповедального измерения в поле информационно-психологического противоборства в период «холодной войны» и межблокового противостояния 1946–1991 гг. (где инициатива, как правило, принадлежала геополитическим противникам Советского Союза, мастерски овладевшими инструментарием направленного воздействия на сознание социальных и этнонациональных групп).

Отметим, что деятельность спецслужб по отношению к Церкви в 1943–1953 гг. имела определенную конструктивную специфику, обусловленную особенностями курса политического руководства СССР на заметную либерализацию по отношению к Православной Церкви и некоторым другим конфессиям, признание ее духовно-патриотических заслуг, конъюнктурное использование  Церкви для достижения задач государственной политики, включая и международные отношения.  Как это не покажется парадоксальным, но нередко позиция профильных подразделений спецслужбы по отношению к религиозным общинам была заметно более взвешенной и прагматичной, нежели у партийных органов, занимавших жестоко-догматическую идейно и «кровожадную» в уголовном отношении позицию.

Показательным в этом отношении является конфликт конца 1940-х гг. между идеологическими службами ЦК ВКП(б) и Советам по делам РПЦ при Совете Министров СССР  во главе с генерал-майором госбезопасности (и начальником отдела «О» по разработке конфессионной среды МГБ СССР) Георгием Карповым. Как докладывал И.Сталину весной 1949 г. начальник Отдела про­паганды и агитации ЦК ВКП (б) Дмитрий Шепилов, «т. Карпов ежегодно препод­носил подарки высшему духовенству Русской православной церкви за счет го­сударственных средств. Такие подарки были произведены в 1944 году, а затем это из года в год повторялось т. Карповым. В 1947 г. патриарху Алексию было пре­поднесено в день его рождения и именин: парчи –15 метров, серебряный кубок и ма­лахитовая коробка на общую сумму 14552 рубля... В 1949 г. т. Карпов для подар­ка патриарху Алексию в день его именин 25 февраля приобрел телевизор стоимо­стью в 4 тысячи рублей. В свою очередь, т. Карпов в течение 1944–1947 гг. получал в подарок от патриарха Алексия картины, шкатулку и ковер».

Формальным поводом к новому дав­лению на РПЦ стал праздник Крещения Господня в г.Саратове в 1949 го­ду. Там освящение воды провел епи­скоп Саратовский Борис с разрешения Волжского райисполкома. По окончании обряда большая группа верующих (300-500 человек) начала окунаться в ледяную воду. 19 февраля «Правда» опубли­ковала фельетон «Саратовская купель», посвященный «дикому обряду». События в Саратове явились поводом для приня­тия административных мер против веру­ющих и духовенства. Им было посвящено специальное заседание Секретариата ЦК ВКП(б) – проект постановления ЦК ВКП(б) вину за «саратовскую купель» почти пол­ностью возлагал на Совет по делам РПЦ.

Однако «обер-прокурорство» Г.Карпо­ва оказалось не самым худшим периодом для церковно-государственных отноше­ний. В рамках хрущевского наступления на Церковь, назначенный вместо Г.Карпова в феврале 1960 г. Владимир Куроедов в своем докладе на Всесоюзном совещании так характеризовал работу прежнего руководства: «Совет непоследо­вательно проводил линию партиии и госу­дарства в отношении церкви и скатывался зачастую на позиции обслуживания цер­ковных организаций. Занимая защитнические позиции по отношению к церкви, вёл линию не на борьбу с нарушениями духо­венством законодательства о культах, а на ограждение церковных интересов».

Сохранились свидетельства, что Патриарх Алексий в ближнем кругу неоднократно  утверждал, что Сталин не допустил бы  таких оголтелых гонений на Православие и лично проявлял интерес к положению в религиозной сфере – в отличии о радикально настроенного Н.Хрущева. В июле 1961 г. В.Куроедов  инспирировал созыв Архиерейского собора, на котором одобрили антиканонические поправки к  «Положению об управлении РПЦ» (от 1945 г.), для приведения его в соответствие с секретным постановлением правительства СССР от 16 марта 1961 г., секретной инструкцией к нему «Об усилении контроля за выполнением законодательства о культах». 

Согласно ряду постановлений ЦК КПСС, принятых в 1958–1962 годах, государственными органам (с участием КГБ, МВД, Прокуратуры) подвергли административному закрытию значительное число храмов, религиозных общин, приходов, монастырей, духовных школ. К 1963 г. число православных приходов по сравнению с 1953 г. сократилось более, чем вдвое. В Московской епархии с 1959 г. по 1963 г. закрыли свыше 50% церквей. В Днепропетровской и Запорожской епархиях  из 285 приходов  к 1961 г. действовало лишь 49. Закрыли 5 семинарий, из  47 монастырей (1959 г.) к середине 60-х гг. действовало 16 (в 1963 г.  закрыли Киево-Печерскую Лавру). Число монашествующих сократилось с 3000 до полутора тысяч.

Исследователи отмечают, что наиболее сильный удар административный удар «хрущевских гонений» пришелся именно на восточные и центральные области Украины,  а также Белорусской ССР. УССР по праву считалась оплотом Православия (около 60% храмов (8091), 46,5% священников (5962) и 65% монастырей и скитов РПЦ в СССР к 1958 г.), а также 418 учащихся духовных школ. В одной лишь Полтавской области с 1960 по 1965 год количество православных молитвенных зданий сократилось с 340 до 52[1].

Специализация – «церковная контрреволюция»

Первое подразделение по оперативной работе в религиозной среде появилось в ВЧК 22 ноября 1918 г. – в структуре Секретного отдела (СО), созданного на основе Отдела по борьбе с контрреволюцией, среди прочих вводится и функция борьбы с «антисоветской деятельностью церковников». Первым (и весьма суровым к «контре») главой СО стал будущий народный комиссар (министр) внутренних дел, нарком юстиции, нарком образования и заместитель главы правительства Советской Украины Николай Скрипник – один из «отцов» украинизации, застрелившийся 7 июля 1933 г. в разгар его травли за «националистические ошибки».

В дальнейшем антирелигиозная функция так и осталась в компетенции секретного (секретно-политического, СПО) отделов ОГПУ СССР, его 6-го (затем – 3-го) отделения (П.Валейчик, Е.Тучков, И.Полянский). В составе СО – СПО ГПУ Украинской ССР подобными делами занималась 3-я группа (затем – отделение).

Образованный по приказу ОГПУ СССР от 5 марта 1931 г. № 95/54 Секретно-политический отдел среди функций имел и антирелигиозную деятельность. Созданный по его подобию СПО ГПУ УССР включал 4-е отделение, именовавшееся, что симптоматично, «церковно-монархическим», поскольку к его функциям была отнесена оперативная работа как против религиозных конфессий, так и сотрудников царской администрации и жандармерии, бывшей агентуры полиции и жандармерии, бывших аристократов, дворянства, членов некоммунистических партий и прочих «бывших людей» (как официально именовали эти категории до принятия Конституции СССР 1936 года).

После создания 10 июля 1934 г. на основе ОГПУ Главного управления государственной безопасности (ГУГБ) Наркомата внутренних дел (НКВД) в составе его центрального аппарата и УГБ НКВД союзных республик существовали Секретно-политические отделы с отделениями по «церковно-сектантской контрреволюции». В феврале-июле 1941 года в составе созданного Наркомата госбезопасности (НКГБ) СССР и республиканских НКГБ антирелигиозное подразделение вошло в состав 2-го (контрразведывательного) Управления, перейдя вновь в НКВД после ликвидации НКГБ.  После восстановления НКГБ в апреле 1943 г. такой статус сохранился – в НКГБ УССР религией занимался 4-й отдел 2-го Управления.

В условиях активизациии государственно-церковных отношений и появления планов сталинского руководства по использованию отношений РПЦ с Православными церквями Востока и Восточной Европы в геополитических целях в составе Министерства госбезопасности СССР с мая 1946 г. впервые создается самостоятельное структурное подразделения по агентурно-оперативной разработке религиозных конфессий – отдел «О» МГБ и МГБ союзных республик. О колоритном отделе «О» мы расскажем подробнее ниже.

С августа 1950 г. подразделение «по борьбе с антисоветскими элементами из числа духовенства, церковников и сектантов») вошло на правах 2-го отдела в 5-е Управление  МГБ УССР  («управа» обладала широкими функциями: активные оперативные мероприятия, наружное наблюдение, оперативная установка подозреваемых лиц, охрана государственной тайны, розыск анонимных авторов «антисоветских» текстов, расследование угроз терактов).  Соответственно, в 5-х отделах областных УМГБ создавались 2-е отделения.

После смерти И.Сталина, с марта 1953 г. и до создания 13 марта 1954 г. Комитета государственной безопасности (КГБ) СССР органы госбезопасности входили в объединенное Министерство внутренних дел. В его составе вопросами религии ведало профильное подразделение  4-е, Секретно-политическое управления (СПУ) МВД (в МВД УССР – 6-й отдел СПУ).

По состоянию на август 1954 г. 4-е Управление вело 361 дело оперативного учета, в т.ч. 329 дел-формуляров на персон, представлявших, с тогдашней точки зрения, угрозу безопасности государства. По «окраске» дел 89 человек проходило как «украинские националисты» (куда попадали и национально сознательные представители интеллигенции), 80 – как «еврейские националисты», 61 лицо трактовалось как «участники антисоветских политпартий», 30 – «сектанты и церковники», 13 подозревались в шпионаже в пользу Германии, 5 – Англии и США и т.д.[2].

Значительная «нагрузка» приходилась на 4-е отделы областных УКГБ Так, по состоянию на октябрь 1954 г. в ведении 4-го отдела УКГБ по Киевской области (начальник – полковник Москалев) состояли 457 оперативных дел (помимо них 454 дела сдали в архив в результате «оптимизации» непомерно раздутого агентурного аппарата), 246 агентов (из них 105 в районах области). 4-е отделение «обслуживало» Киево-Печерскую Лавру, 347 православных храма, 4 монастыря (800 насельников), 95 общин ЕХБ, 7 – адвентистов (520 человек), 2 синагоги (до 5300 прихожан), подполье ИПЦ и другие религиозные группы. Велось 5 агентурных дел (на 37 человек), 55 дел-формуляров, работало 43 агента[3].

Затем в составе уже КГБ УССР СПУ просуществовало до середины 1960 г. (конфессионную среду контролировали, последовательно, 6, 5 и 4-й отделы СПУ). С августа 1960 г. оперативную работу по «церковникам и сектантам» передали 5-у отделу 2-го (контрразведовательного) Управления КГБ при СМ УССР. С июля 1967 г., в связи с созданием 5-го Управления КГБ СССР (контрразведывательная работа по линии противодействия идеологической диверсии противников СССР) деятельность в религиозной сфере перешла в ведение 4-го отдела Управления (с августа 1989 г. и до распада Союза – Управление по защите конституционного строя СССР).

«…У нас достаточно агентуры»

«Антирелигиозный» отдел «О» считался местом службы интеллектуально развитых, эрудированных оперативников. Как объяснял кадровик новому офицеру отдела – выпускнику юрфака Киевского госуниверситета Георгию Санникову (видя явное огорчение молодого человека, распределенного в «небоевое» подразделение МГБ), «в этот отдел берут хорошо подготовленных людей, с хорошим и фундаментальным образованием… Начальник этого отдела известный во всей системе госбезопасности человек. Именно в этом отделе вы сможете получить настоящую чекистскую подготовку».

Сослуживцы-наставники популярно объясняли новоиспеченному помощнику оперуполномоченного Санникову функции отдела и «позиции оперативного прикрытия» начальника подразделения Виктора Сухонина: «Мы, в частности наш отдел, формируем нужную нашему государству идеологическую направленность церкви. У нас достаточно агентуры, чтобы незамедлительно получить информацию об отклонениях в проповедях священников, об опасных высказываниях даже не перед прихожанами, а в своем кругу. Мы контролируем церковь снизу доверху. Все знаем. Конечно, мы не вторгаемся в личную жизнь церковной верхушки в высшей ее ступени[4]. Экзарх Украины Иоанн не знает, кто такой Сухонин, а именно он, Виктор Павлович, проводит с ним систематические встречи, прикрываясь якобы своей работой в Совете по делам православной церкви при Совете Министров Украины, где он выступает в роли заместителя председателя и значится там в официальных списках. И никакой тебе утечки. Раскопаем, и загремит болтун в лагеря. Виктор Павлович значится и в Совете по делам религиозных культов в такой же должности»[5].

По состоянию на сентябрь 1949 г. штатная численность отдела «О» МГБ УССР составляла 27 единиц (из них 24 – оперативный состав). Возглавлял отдел тогда полковник Леонид Готовцев[6], его заместителями служили майор Иван Богданов (будущий генерал-майор и заместитель министра внутренних дел УССР, сыгравший активную роль в организации роспуска Греко-католической церкви),  подполковник Виктор Сухонин.

В 1950 г. отдел возглавил упомянутый В.Сухонин. «…Полковник Сухонин, один из известнейших в системе госбезопасности руководителей и организаторов подразделений по борьбе с нелегальными в то время сектантами «пятидесятниками-трясунами», многочисленными сектами «молчальников», «дырников», изуверских «скопцов», «мурашковцев» и десятками других сектантских групп, существовавших нелегально, проводивших свою работу по вовлечению в эти секты молодежь» – так восторженно характеризовал своего первого руководителя в Министерстве государственной безопасности Украины начинающий контрразведчик Георгий Санников[7].

Первое отделение отдела (начальник – подполковник Василий Савочкин[8], его заместитель майор Василий Малыгин, и 4 оперативных работника) занималось разработкой Русской Православной Церкви, ее духовных учебных заведений, старообрядцев, а также «церковно-монархического подполья» (ИПЦ, иоаннитов, стефановцев и др.). В частности, в Киеве разрабатывалось две нелегальные группы ИПЦ из 20 человек. С 1950 г. эти же функции (включая разработку «нелегальных церковных формирований и групп» ИПЦ, иоаннитов, подгорновцев, игнатьевцев и др.) остались за 1-м отделением 2-го отдела 5-го Управления МГБ УССР.  К компетенции 2-го отделения относились католики и греко-католики, еврейские религиозные общины и клерикалы-сионисты. 3-е отделение вело агентурно-оперативную разработку легальных и подпольных протестантских деноминаций, прежде всего «свидетелей Иеговы» – секты отличавшейся прекрасной конспирацией, фанатичными адептами и прямой связью с зарубежными центрами, подконтрольными разведке США[9].

В обстановке разворачивавшейся по инициативе Запада «холодной войны» приоритетными объектами оперативной деятельности отдела «О» МГБ становились Римо-католическая и Греко-католическая церковь, различные протестантские течения. Появился новый для «чекистов-религиоведов», контрразведки в целом, крайне непростой противник – иеговисты, чья деятельность с 1945 г. приобрела характер одного из инструментов информационно-психологического противоборства Запада против СССР в рамках «психологической войны».

В характеристике, подписанной 8 декабря 1953 г. начальником 4-го Управления МВД УССР полковником Сараевым говорилось, что благодаря успешной оперативной работе отдела В.Сухонина удалось «вскрыть нелегальные центры сектантов», внедрить в них своих информаторов, выявить в них агентуру зарубежных спецслужб, осуществить мероприятия по разложению сектантского подполья изнутри. Лично начальник отдела вел сложные агентурно-оперативные разработки «Оракул» (по адвентистам-реформистам) и «Завет» (по подполью иеговистов).

В частности, агент «Кирпиченко»  дал сведения о месте укрытия руководителя иеговистского подполья Н.Цибы  (эмиссара Краевого комитета «свидетелей» в Польше, в 1952 г. арестованного с группой сообщников). При этом у «свидетелей Иеговы» обнаружили и изъяли 12 тайников с золотом, деньгами, типографской техникой, организационными документами и антисоветской литературой.

Сотрудниками отдела ликвидировали нелегальный центр сектантов-пятидесятников, арестовано шесть его руководителей.  Видимо, речь идет о той части «пятидесятников», которая в 1945 г. не примкнула к евангельским христианам-баптистам с целью легализации, и продолжала действовать подпольно, их стремились использовать спецслужбы США и Великобритании, а «пятидесятники-сионисты» декларировали непринятие законов и полный бойкот общественной жизни. Были созданы агентурные возможности по разработке «антисоветских сектантских центров за рубежом».

Будни «религиоведов»

Одновременно все больше возрастало значение работы по различным «нетрадиционным» сектам. Необходимо подчеркнуть, что деятельность ряда сект, уклонявшихся от регистрации согласно действующего в СССР законодательства, сопровождалась действиями, прямо подпадавшим под уголовную ответственность. Секта «скопцов», например, прибегала к физической кастрации участников, «иннокентьевцы-татунисты» практиковали обряд погребения заживо. В практике авторитарных и изуверских сект нередки были случаи доведения до самоубийства, жертвоприношений и ритуальных истязаний (как, например, в появившейся в  межвоенной Польше секте «мурашковцев»). «Харизматические» секты, те же «трясуны-пятидесятники», доводили людей до экстатического состояния, выдавая их бессвязные восклицания на непонятном языке за «схождение духа святого».

Во время суда в Краснодоне Луганской области над руководителями общины «трясунов-пятидесятников» Колесниченко и Казимировым, родственники адептов свидетельствовали о превращении «здоровых людей в тряпки, юродивых», бьющихся в экстатических припадках с пеной на губах.  Нелегальные «адвентисты-реформисты» и многие другие асоциальные секты ратовали за отказ от выполнения воинского долга, гражданское неповиновение, отказ от образования, пользования документами, соблюдения законов и регистрации брака[10]. Среди «катакомбников» канонический клир заменили деспотичные «старцы» и «старицы».

Один из случаев разработки Сухониным  «авторитета» «пятидесятников-трясунов»  описан Г.Санниковым.  Этот человек (Борис Тараненко, как условно назвал его автор мемуаров),  отсидел несколько лет «за антисоветскую деятельность, выразившуюся в проведении подпольных сборищ «трясунов», на которых он призывал к неповиновению советской власти, уклонению от призыва в Советскую Армию. При этом своими проповедями и воздействием на собравшихся приводил их в полубезумное состояние, заканчивающееся общей истерией, то есть тем, чем и были знамениты «пятидесятники-трясуны».

Поскольку Тараненко продолжил свою незаконную деятельность, выйдя на свободу, он был конспиративно задержан КГБ по пути на ночлег к собратьям. В камере его оставили, не вызывая на допросы, на несколько дней, ведя наблюдением за психологическим состоянием: «В камере Тараненко вел себя беспокойно, беспрерывно молился, спал мало, временами впадал в прострацию. Было организовано тщательное медицинское обследование арестованного, включая врача-психиатра. Здоровье у него оказалось отличное, психических отклонений выявлено не было. Первые контакты с ним показали, что Тараненко стремился избежать наказания, умолял отпустить его, доказывал непричастность к антисоветским проповедям».

В. Сухонин велел держать его в неведении о причинах задержания – «Пусть пропитается страхом». Через 5-6 дней Борис по своей инициативе дал широкие показания о подполье «пятидесятников», выдал их типографию, выражал готовность «сдать» всех членов «известных ему подпольных сект «пятидесятников-трясунов», за исключением своей сестры и женщины из числа членов общины, с которой он был близок, чем уже серьезно нарушил правила поведения «брата во Христе», совершая грех с «сестрой во Христе» в безбрачии». После двух месяцев допросов и разработки его завербовали под псевдонимом «Богдан», и направлен в рейд, «имея целью как можно больше вывести из-под влияния «пятидесятников-трясунов» «братьев и сестер во Христе», …он стал одним из лучших агентов по разложению сектантов-«трясунов»[11].

Антирелигиозное подразделение работало довольно напряженно. Как правило, на связи у оперативных работника находилось не менее 10-15 негласных помощников. За 1949 г. только 1-е отделение направило в УМГБ 1346 различных запросов, указаний, информационных материалов и других документов. До четверти года сотрудники отдела «О» проводили  в командировках (в 1949 г. провели в командировках 1125 дней[12]), осуществляли контрольные явки агентуры сотрудников отделений «О» в УМГБ.

Профильное подразделение в МГБ УССР взаимодействовало с коллегами из других союзных республик, оперативными отделениями лагерей (не прекращавшими разработку членов ИПЦ в местах отбывания наказания), направляло опытную агентуру даже в Абхазскую АССР для изучения «пустыни Сухумской» (Гульрипшский район), где, как предполагали чекисты, укрывалось руководство ИПЦ[13].

В основе оперативной работы лежало приобретение и использование агентов (добровольных негласных помощников, способных лично принимать участие в вербовках, оперативных комбинациях и т.д.), осведомителей (поставлявших первичную, «сигнальную» информацию и иные сведения об объектах разработки), резидентов (квалицированных агентов, посредников между оперативными работниками и группой агентов или осведомителей).

Агентурный аппарат по религиозной  линии в республике к 1948 г. включал 1263 агента, 4912 осведомителя, 53 резидента, 107 содержателей   явочных квартир (из которых 1279  были завербованы в 1947 г.)[14]. Согласно «Календарю встреч» на апрель 1950 г. сотрудники 2-го отдела провели 50 личных встреч с агентурой[15]. 

Как вспоминал Г.Санников, «существовал у каждого оперативного работника, с указанием его фамилии, так называемый график встреч с агентурой, утвержденный начальником отделения. В таком графике указывалось не менее 12 – 15 агентов, встречи с которыми проводились минимум дважды в месяц, ну а при необходимости и чаще, с некоторыми иногда и дважды в день, когда было указание свыше – срочно получить, собрать реакцию населения по какому-то определенному вопросу». К началу 1950-х по материалам отдела производилось наибольшее по центральному аппарату МГБ УССР количество арестов  (как писал тот же Санников, ему сразу же «доложили» о готовящемся аресте сразу 10-12 участников  нелегальной «Истинно-православной церкви»).

Наиболее серьезные аналитические документы в отделе поручалось составлять начальнику одного из отделений, подполковнику Виктору Полякову, закончившему филологический факультет университета, отличному знатоку церковных проблем (правда, из-за проблем с психическим здоровьем через несколько лет офицера уволили на пенсию).

Дмитрий Веденеев,  доктор исторических наук

Примечания:

1. Отраслевой государственный архив  (ОГА)  СБУ. Ф.1. Оп.12. Д.2. Л.1, 171, 174; .Иннокентий, игумен, Батыгин Г.С. «Время благоприятно…» // В человеческом измерении. М.: Прогресс, 1989. С. 418.
2. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 21. Д. 24. Л.1–4.
3. ОГА СБУ. Ф. 2. Оп. 21. Д. 24. Л.25–27, 51.
4. Помимо агентурного контроля за митрополитом Иоанном, осуществлялось прослушивания его резиденции оперативно-техническим подразделением КГБ (владыка в них проходил под псевдонимом «Святой»).
5. Санников Г.З. Большая охота. Разгром вооруженного подполья в Западной Украине. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С.52.
6. Готовцев Леонид Трофимович (1903, нынешняя Черкасская область).Трудовую деятельность начал батраком. В органах госбезопасности с 1922 г. Член ВКП (б) с 1931 г. К 22 июня 1941 г. – заместитель начальника УНКГБ по Николаевской области(ОГА СБУ.Ф.12.Служебная карточка).
7. Санников Г.З. Большая охота. Разгром вооруженного подполья в Западной Украине. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С.52.
8. Савочкин Василий Петрович. Уроженец Смоленской обл. (1903 г.). По церковной линии в ОГПУ работал с 1931 г. Руководил упомянутым подразделением в 1946–1953 гг. В органах госбезопасности с 1925 г. Член Компартии с 1927 г. Почетный чекист (1938 г.). Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Красной звезды. Уволен из МГБ-МВД «за связь с братом» Павлом, в 1948 г. осужденным на 25 лет за участие в полицейском карательном отряде в период оккупации (ОГА СБУ.Ф.12.Д.9123).
9. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2. Л. 46–47, 141.
10. Милько Ю.Т. Уголовно-правовая борьба с преступной деятельностью сектантов. М.: РИО ВШ КГБ при СМ СССР, 1964. С.22–23.
11. Санников Г.З. Большая охота… С.99–102.
12. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2.  Л. 241.
13. ОГА СБУ. Ф.2. Оп.27.Д.4.Л. 67.
14. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 2. Л. 129.
15. ОГА СБУ. Ф. 3. Оп. 261. Д. 3. Л. 42–44.