Отвечает протоиерей Владимир Пучков.

Когда без малого четверть века назад я решил поступать в семинарию, то не без удивления открыл для себя, что у большинства как моих сверстников, так и у людей старшего возраста достаточно специфичное отношение к духовенству.

Взору большинства священник представал тогда примерно в том же свете, в котором изображался в фильмах девяностых годов: человеком «не от мира сего», всегда ходящим (а может, даже и спящим) в рясе, носящим длинную бороду и говорящим с характерным оканьем. Священнику, опять же, по мнению большинства, нельзя было жениться и есть мясо, также при всём этом Церковь непременно должна была платить ему большие деньги. По прошествии нескольких лет обывательский взгляд на священника изменился, чему немало способствовало повсеместное открытие храмов. Ведь когда в городе одна-две церкви, то горожанину, почитай, с живым попом и пересечься негде: у одного-двух священников на весь город своих дел невпроворот, а в церковь обыватель обыкновенно не ходит. Точнее, может, и заходил бы раз-другой в течение года, но так ведь далеко, попробуй найди время, силы и желание! Итак, храмов стало больше, священников, соответственно, тоже. Доступность церквей вкупе с тем интересом ко всему прежде запрещённому, который имел место в девяностые, привели к тому, что священников стали видеть чаще, чаще с ними общаться и пересекаться в самой разной  обстановке. В итоге обыватель так или иначе узнал, что представляет собой настоящая священническая жизнь. Как следствие, нелепых стереотипов стало гораздо меньше. Впрочем, некоторые темы вызывают обывательский интерес, как и прежде. И пусть этот интерес в девяти из десяти случаев праздный, всё же он куда более здоровый, нежели тот, какой имел место четверть века назад.

Одной из таких неизменно интригующих тем является вопрос брака и безбрачия в среде духовенства.

Брак и безбрачие – две стороны одной нормы

Для начала давайте разберёмся в предварительных понятиях. Духовных лиц можно разделить на две условные категории: духовенство и монашество. К духовенству относятся люди, получающие от Церкви право священнодействия. Это три иерархические степени: епископы, священники и диаконы. В свою очередь монашество иерархической степенью не является. Оно представляет собой не что иное, как особый образ жизни, тогда как иерархически монахи стоят на одной ступени с мирянами.

Вот как раз для монахов безбрачие и является нормой жизни. Здесь нет ничего от «бремён неудобоносимых» (Лк. 11:46) или угнетения человеческой свободы. Первое и главное, что требуется от желающего стать монахом – осознанное желание и свободный выбор. Когда же человек этот выбор делает, он попадает в среду, живущую по собственным, весьма строгим, правилам. Цель монашества – полное отречение от мирской жизни, от суеты мира сего и излишних житейских попечений. В этой связи естественным видится отказ от семейной жизни и брака, поскольку, имея обязательства перед женой и детьми, полностью посвятить себя Богу невозможно. Собственно, само слово «монах» происходит от греческого «моно» – один. Итак, безбрачная, уединённая жизнь – норма для монаха. И не нужно задавать вопросы о том, как монахи живут без женщин. Выбор монашеской жизни – это, как правило, сознательный выбор зрелого человека, знающего мир и мирскую жизнь, понимающего, от чего и ради чего он отказывается, а потому в женщине как спутнице жизни элементарно не нуждающегося, поэтому без женщин монахи обходятся самым что ни на есть естественным образом.

С духовенством же всё несколько сложнее. Низшие степени священства – священники и диаконы – отличаются между собой разновидностью служения. Одни (и их большинство) несут служение приходское, то есть служат в городских и сельских храмах или же в соборах. Соответственно, живут в миру, имеют одни интересы и одни заботы со своими прихожанами и потому хорошо знают, чем их паства живёт и дышит. В подавляющем большинстве приходские священники и диаконы являются людьми семейными, имеющими жён и детей. С одной стороны – в этом их благо, поскольку священнослужитель, занятый большую часть времени в храме или в связи с ним, может позволить себе быть спокойным за бытовую сторону жизни. А кроме того, это – возможность регулярного снятия психологического напряжения, без которого в священническом служении не обходятся никогда и которое ничем не снимается так эффективно, как временем, проводимым в кругу семьи и посвящаемым жене и детям. С другой стороны, семья – это ещё и определённая пастырская необходимость. Поди пойми, чем живёт большинство твоих семейных прихожан, если у самого ни семьи, ни жены, ни забот, ни проблем.

Конечно, в диаконы или священники нередко рукополагают монахов. Надо ведь кому-то и в монастырях служить. Впрочем, жизнь монаха в священном сане мало отличается от жизни монаха вообще. Поэтому священнослужители-монахи обходятся без женщин столь же естественно, сколь и их нерукоположенные собратья.

Кроме того, из монахов, точнее исключительно из монахов, избираются епископы – высшее духовенство. И, естественно, их жизнь проходит по-монашески уединённо. Хотя насыщенность и напряжённость архиерейского служения невероятно далека от тихого монастырского жития, вряд ли стоит недоумевать тем, что и архиереи обходятся без женщин: если у простого монаха мы предполагаем определённый уровень сознательности и твёрдости в выборе монашества, то не тем ли более эти качества должны быть присущи епископу, избираемому из монахов с мудростью и опытом.

Не бывает нормы без исключений

Так, наверное, подумали вы по мере чтения предыдущего абзаца. И, скажу вам, недаром. Ведь помимо вышеописанной православной практики существует, например, ещё католическая. Очень простая. В Католической Церкви семейного духовенства, кроме, разве что, диаконов, нет. Для священников там предусмотрен целибат. Причём безальтернативно. И не спрашивайте о том, как священники обходятся без женщин, мне самому это понять сложно, ведь приходское служение – это не тихая жизнь за монастырскими стенами, где день на день похож и за тебя решают большую часть проблем от финансовых до бытовых. И тем не менее Западная Церковь этим установлением дорожит и воспринимает целибат духовенства как традицию древнюю, по-своему обоснованную и, конечно же, общеобязательную. По крайней мере, ни один из Римских Пап, имевших возможность убедиться, что обязательное безбрачие не только не делает служителей алтаря достойнее, но, напротив, способствует греху и разврату, не решился на отмену обязательного целибата для священников.

Такое явление, как целибат, существует и в нашей Церкви. Он ни в коей мере не является обязательным, появился сравнительно недавно (причём не без западного влияния), и священников-целибатов в Православной Церкви сравнительно немного. Но тем не менее они есть и вместе со вдовыми священниками составляют своеобразную прослойку сознательно или вынужденно безбрачного духовенства, не являющегося при этом монашествующим, то есть так или иначе обходящегося без женщин. Впрочем, в наше глубоко постсоветское время, когда Церковь ещё не успела восстановиться после десятилетий противостояния официальному безбожию, приходское служение нередко несут и монашествующие. 

А как же всё-таки должно быть?

Конечно, стремиться к идеалу нужно во всём. Даже в том, что далеко не первостепенно и в чём неидеальность более чем простительна. Но если уж говорить о том, каков идеал, то он, безусловно, состоит в том, чтобы в мужских монастырях служили монашествующие священники, а в соборных и приходских храмах – женатые. Даже в женские монастыри правила повелевают определять на служение семейных священников во избежание возможного соблазна. Правда, в эту схему никак не укладываются священники-целибаты. Что ж, неудивительно. Явление это, повторюсь, для Православной Церкви новое и совершенно нетрадиционное. Что говорить, когда само слово каждый коверкает как хочет. Помню, как однажды в годы учёбы в семинарии один студент меня спросил: «Как правильно: ‟целебат” или ‟целибат”?» Выслушав ответ, он задумчиво посмотрел сначала на меня, потом к себе в текст и написал… «целебат». Впрочем, как вы понимаете, это как раз и не показатель.

В разные времена в жизнь Церкви входили явления, понятия и вещи совершенно новые и доселе ей незнакомые. И ничего, приживались, становясь постепенно сначала терпимыми, затем нормальными, а потом и вовсе превращались в благочестивую традицию. Безбрачное священство тоже, полагаю, приживётся. Тем более что оно не требует приносить какой-нибудь специальный «обет целибата» и при этом обещает куда меньше ответственности, чем монашество или брак. При этом не стоит забывать, что существуют люди, по натуре являющиеся одиночками. Они не нуждаются ни в ком, им хорошо наедине с собой, в частности, мужчины легко обходятся без женщин, и это не стоит для них ни трудов, ни усилий. Глупо было бы думать, что подобное свойство натуры может быть препятствием к священству в случае, если брать на себя подвиг монашеской жизни человек не собирается. Однако процентное соотношение безбрачных священников к семейным и монашествующим останется в будущем, полагаю, примерно таким же, как и сейчас. Потому как неудобств для священнической жизни целибат сулит куда больше, чем выгод, да и приемлем он далеко не всем. В конце концов, в сегодняшнем своём разнообразии практик Церковь не настолько далеко отошла от нормы, чтобы нынешнее положение вещей не было вполне терпимым и не имело бы шанса со временем стать одной из разновидностей нормы.