Период Великой Отечественной войны с нацизмом с его политикой планомерного геноцида «неполноценных славян» и насаждения неоязыческой официальной религии «тысячелетнего Рейха» стал судьбоносным для возрождения Православной веры и потепления государственно-церковных отношений.

В частности, немало значимых исторических фактов о религиозной ситуации в Украинской ССР военных лет содержится в «Докладной записке о результатах агентурно-оперативной и следственной работы НКГБ УССР за время Отечественной войны (1941 – 1945 годы)»[1] и других документах советских спецслужб.

«Массовое открытие церквей»

Упомянутый итоговый отчет НКВД-НКГБ за годы войны значительное место отвел проблеме работы спецслужбы по линии Православия. Казенным языком, но конкретно и по существу описаны изменения в положении Церкви на оккупированной территории Украины и мероприятия спецслужбы по мониторингу религиозной сферы и политики агрессоров в этой области:

«К началу Отечественной войны на территории Украины, не считая западных областей, существовали лишь единичные приходы, часть из которых подчинялась московской епархии, а отдельные не признавали над собой никакого руководства.

В Сталинской, Ворошиловградской, Запорожской и ряде других областей Украины до войны церковных приходов вообще не существовало.

Оставшиеся попы отошли от церковной деятельности, устроившись на работу в различных советских и хозяйственных учреждениях и предприятиях.

Монахи и монашки, после закрытия монастырей, разбрелись в разные места, скрывая свою принадлежность в прошлом к монашеству, работали в разных, преимущественно хозяйственных и артельных предприятиях.

Кроме того, была парализована также и антисоветская деятельность сектантского подполья.

Однако, значительней количество попов, особенно монахов и монашек, несмотря на свой формальный отход от церковной деятельности, а также сектантские авторитеты продолжали свою нелегальную деятельность, группируя вокруг себя антисоветски настроенную часть верующих, устраивали нелегальные церкви, отправляли богослужения и выполняли различные религиозные требы.

Начало Отечественной войны внесло в среду реакционного духовенства, монашества и сектантов, а также и реакционно настроенного актива верующих значительное оживление, пробудило среди этих элементов определенные надежды на гибель Советской власти в войне с Германией и связанную в связи с этим реставрацию такого строя в России, при котором бы церковь играла, если не главенствующую роль, то во всяком случае заняла бы «подобающее» ей место.

Церковники и сектанты при прямой поддержке немцев в период оккупации легализовались и с первых же дней приступили к массовому открытию церквей и молитвенных домов.

Характерно отметить в связи с этим, что если до начала Отечественной войны в Киеве насчитывалось всего только две действующих церкви, официально разрешенных советскими органами, то за период оккупации было вновь открыто 20 церквей.

В период оккупации немецкими захватчиками территории Украины, работа органов НКГБ по церковной линии в основном была направлена на:

а) Создание агентурного аппарата и переброску его в тыл противника на оседание, с заданием выявления активных немецких пособников, предателей как из числа духовенства, так и актива верующих.

б) Выявление и сбор документальных данных, характеризующих деятельность высшего духовенства и деятельности церкви в условиях немецкой оккупации.

в) Проведение через агентуру, партизанские отряды широкой патриотической работы среди населения, оставшегося проживать на оккупированной территории и распространение среди этого населения патриотических воззваний, листовок и книг, отображавших жизнь церкви и духовенства в условиях Советской власти.

г) Изучение через специально оставленную в тылу противника агентуру по церковникам вопроса отношения немецких оккупационных властей к духовенству автономной и автокефальной ориентаций.

Для связи с агентурой, оставленной в тылу противника со специальными заданиями, было подготовлено и выведено в тыл противника более 20 агентов-курьеров.

Заброска агентов-курьеров в тыл противника дала положительные результаты в смысле изучения деятельности церковников на оккупированной территории.

Так, в начале 1942 года к оставленным при отступлении частей Красной Армии в гор. Харькове агентам «САРБОНИНУ»[2] и «ДУБНЯК» была переброшена агент-курьер «ЛИЯ»[3], которая, успешно выполнив наше задание, при возвращении из тыла представила доклад «САРБОНИНА» и «ДУБНЯКА» о деятельности духовенства и церковников в период оккупации гор. Харькова.

Данные «ЛИИ» были полностью подтверждены при личной встрече с агентом «САРБОНИНЫМ» при первом освобождении гор. Харькова в феврале 1943 года.

На основании этих материалов были разоблачены и арестованы как агенты гестапо ЛЕБЕДИНСКИЙ Гавриил – председатель отдела культов Харьковской горуправы, КРИВОМАЗ Александр – член Харьковского епархиального управления украинской автокефальной православной церкви, возглавлявшейся на Левобережной Украине митрополитом Феофилом БУЛДОВСКИМ.

Всего по церковной линии за период с начала 1942 года по август 1943 года было переброшено курьеров к 18 агентам, оставленным со специальными заданиями на оккупированной территории.

По материалам агента «ПОПОВА», оставшегося в гор. Киеве, в декабре 1943 года была вскрыта и оперативно ликвидирована церковно-монархическая организация, руководимая архимандритом Михаилом КОСТЮК. По делу было арестовано более 20 человек.

Кроме заброски агентов-курьеров, НКГБ УССР проводилась специальная работа по распространению книг «Правда о религии в России», воззваний патриарха Сергия и др.

С освобождением территории Украины от немецких захватчиков, агентурно-оперативная работа по церковной линии в основном строилась по следующим направлениям:

1. Вскрытие организованного антисоветского подполья среди духовенства патриаршей ориентации, а также националистического подполья среди духовенства украинской автокефальной православной церкви.

2. Вскрытие агентуры немецких разведывательных и контрразведывательных органов, активных немецких пособников и предателей из числа духовенства и церковников.

3. Приобретение новой агентурно-осведомительной сети, способной вскрыть антисоветское подполье, выявлять агентуру, активных пособников и предателей из числа духовенства, церковного и сектантского актива»[4].

«Не препятствовать духовенству»

Восстановление церковной жизни (только на оккупированных землях Украины возродилось монашество в примерно 80 монастырях и скитах, не считая тысяч приходских храмов), духовно-патриотический подъем и выдающаяся роль Церкви в мобилизации народа на отпор агрессорам быстро заставили внести изменения в политику по отношению к РПЦ.  Впрочем, атеистическая деятельность была практически свернута уже с первых трагических недель войны.

Религиозный подъем населения и патриотическая позиция Церкви в годы военного лихолетья не могли уже быть не замеченными властями. Один лишь Местоблюститель Патриаршего престола митрополит Сергий за военные годы 24 раза выступил с архипастырскими обращениями гражданственно-патриотической направленности. Так, в января 1942 г. он призвал духовенство поддержать партизанское движение и решительно осудил тех клириков и мирян, которые стали на путь коллаборационизма. Несколько десятков священников наградили медалями «Партизану Отечественной войны», много архиеерев и иереев отметили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне, среди них – главный хирург Красноярского эвакогоспиталя, святитель Лука Крымский.

После судьбоносных для Православия решений сентября  1943 года о восстановлении Патриаршества, удовлетворения ряда других потребностей, насущных для восстановления растерзанной Церкви, стала меняться и атмосфера на оккупированных землях. «Различными путями, с удивительной быстротой церковники узнали о приеме председателем Совнаркома СССР тов. Сталиным делегации церковников…, о состоявшемся в Москве соборе епископов, об избрании митрополита Сергия патриархом православной церкви в СССР, о широкой религиозно-патриотической деятельности Московской патриархии и о сборе церковными общинами на нужды Красной Армии», отмечали сотрудники НКГБ УССР в «Ориентировке о деятельности церковников на Украине в период оккупации…».  На освобождаемых землях Украины активизировалась церковная деятельность, служение благодарственных молебен, произнесение патриотических проповедей, сбор средств.

Уже 10 января 1943 г. контрразведка Наркомата госбезопасности (НКГБ) УССР составила для областных Управлений НКГБ «Инструкцию по работе в области религиозных группировок на освобожденной территории Украины». В ней давалась оценка последствиям деятельности оккупационной администрации и спецслужб в сфере вероисповеданий, отмечалось, что немцы «в целях политического влияния на население широко развили религиозное движение», открыв большое количество храмов, молитвенных домов и сектантских общин, «создали значительные кадры попов и проповедников». Сами формулировки свидетельствовали о том, что спецслужба по инерции богоборческой политики всякое расширение возможностей для богослужения рассматривала как негативное и инспирированное врагом явление. Давалась резкая оценка автокефальному движению, «во главе которого был поставлен руководящий центр, состоящий из послушной агентуры немецких властей и их разведывательных органов».

Определялись задачи оперативно-служебной деятельности по религиозной линии на освобожденных землях:

- учесть все действующие храмы, молитвенные дома и монастыри, служащих клириков;

- «рассматривать как оккупантов» и арестовать всех привезенных немцами из зарубежных стран и из Западной Украины представителей различных религиозных течений и сект;

- выявлять и обезвреживать агентуру спецслужб противника и активных пособников оккупантов из числа священнослужителей;

- восстановить связь с агентурой по церковной линии, изучить ее поведение во время оккупации для решения вопроса о дальнейшем ее оперативном использовании;

- особенно осторожно применять репрессии по отношению к тем священнослужителям, которые сотрудничали с оккупантами в силу вынужденных обстоятельств;

- в работе органов госбезопасности не оскорблять религиозные чувства верующих, возобновленные действующие храмы оставлять открытыми лишь в тех помещениях, которые были культовыми до их закрытия;

- добиваться, чтобы «попы были проверенными нашими агентами и руководство приходским советом находилось также в руках нашей агентуры»;

- представляющую интерес религиозную литературу и информацию по конфессиональным проблемам передавать в 3-е (секретно-политическое) Управление НКГБ УССР[5].
Для перестройки оперативной деятельности спецслужбы в конфессиональной сфере в соответствии с кардинальным изменением курса церковно-государственных отношений,  ключевое значение имела директива республиканским и иным территориальным органам НКГБ главы ведомства, комиссара госбезопасности 1-го ранга Всеволода Меркулова от 22 сентября 1943 г. № 84 (с ней предписывалось ознакомить первых секретарей соответствующих комитетов партии). Документ оповещал руководителей-чекистов о состоявшемся  архиерейском соборе и избрании Патриарха Московского и Всея Руси, а также Синода РПЦ. Информировалось о конкретных решениях правительства и задачах органов НКГБ в «дальнейшей работе по церковникам». Ставились задачи:
- не препятствовать духовенству проводить в жизнь официальные решения по религиозным вопросам, рукополагать и перемещать священников;
- «обеспечить неослабное агентурное наблюдение за деятельностью епископов и остального духовенства православной церкви, пресекая возможные попытки с их стороны превышения предоставленных им прав или использования этих прав в антисоветских целях»;
- «каждую вновь открывающуюся церковь обеспечивать проверенной агентурой из числа духовенства или церковного актива»;
- «до особых указаний НКГБ СССР не допускать распада обновленческой церкви и перехода обновленческого духовенства в ведение московской патриархии», о чем проинструктировать агентуру «из числа руководящего состава духовенства»;
- «не допускать со стороны обновленцев каких-либо нападок или активных враждебных действий против сергиевской церкви»;
- усилить агентурную работу среди других конфессий, особенно нелегальных церковных организаций и групп[6].

Как во времена Сагайдачного…

К марту 1944 года в освобожденных областях УССР действовало 2113 приходов РПЦ (более всего – в Полтавской – 326, в Киеве и области – 213), 7 мужских (до 100 насельников) и 12 женских (1020) монастырей. Совокупно на оккупированной территории УССР (по данным НКГБ) за период войны открылось около 6500 православных храмов и 45 монастырей.

Как подчеркивалось в упомянутой «Ориентировке о деятельности церковников на Украине в период оккупации и о положении их на освобожденной территории в настоящее время» от 2-го Управления НКГБ УССР, для находившихся на оккупированной территории православного клира и мирян огромное значение имела патриотическая позиция и обращения митрополита Сергия, Экзарха Украины, митрополита Киевского и Галицкого Николая (Ярушевича), открытие (с разрешения властей) храмов в прифронтовой полосе.

Красноречиво свидетельствует о существенном потеплении в церковно-государственных отношениях распоряжение НКГБ УССР от 20 июня 1945 г. № 66/д. Московская патриархия, писал С.Савченко, создает во Львове, Луцке и Черновцах «православные миссионерские братства», ставящие «основной целью и первостепенной задачей борьбу с происками и влиянием Ватикана», «подрыв влияния католической церкви», миссионерскую и благотворительную деятельность, издание «церковно-патриотической литературы», «широкую агитационно-пропагандистскую работу против римо-католиков и униатов». Наркомат госбезопасности через аппараты уполномоченных Совета по делам РПЦ приступает к подбору лиц из числа «богословски подготовленных православных монахов, способных вести миссионерскую работу».

Органы НКГБ обязывались подключиться к этой работе и до 25 июля подать на кандидатов в миссионеры справки во 2-е Управление НКГБ. Начальникам УНКГБ соответствующих западных областей УССР предписывалось внедрить в братства «проверенную агентуру, работающую по церковникам». К священнослужителям Римо-католической церкви и греко-католикам, препятствующим работе братств, надлежало применять меры профилактики и репрессирования[7].

Лучше перебдеть…

Хотя качественный перелом в церковно-государственных отношениях и приближался, спецслужбы по-прежнему оставляли за собой право на жесткое регулирование религиозной жизни. На это, в частности, указывало письмо НКГБ УССР своим региональным органам от 18 июня 1943 г.: УНКГБ, говорилось в документе, не контролируют процесс открытия церквей, богослужение возобновляется «без учета оперативной необходимости». Нарком госбезопасности предписывал подчиненным «открывать церкви только после получения моей санкции», докладывая все материалы по религиозной линии во контрразведывательное Управление НКГБ[8].

Органы госбезопасности продолжали осуществлять неусыпный контроль положения в религиозной сфере, включая жизнедеятельность Православной Церкви. Так, директива С.Савченко от 21 декабря 1943 г. № 852 предписывала УНКГБ давать сведения о монастырях, их насельниках и «притоке» лиц, желающих принять постриг[9]. Правда, знакомя органы НКГБ с уставными документами о деятельности Совета по делам РПЦ и Совета по делам религиозных культов при СНК СССР, ориентировка НКГБ УССР от 7 июля 1945 г. № 80 предписывала чекистам в оперативных мероприятиях «ограничиваться интересами разведывательной и контрразведывательной работы». Осуждалась практика использования местными органами института уполномоченных этих Советов для прикрытия оперативной деятельности, содержалось требование прекратить контроль за работой уполномоченных по делам религии, запрещалось в беседах с агентурой разглашать совмещение Г.Карповым должностей начальника подразделения НКГБ и председателя Совета по делам РПЦ[10].

По мере освобождения Украины, спецслужба разворачивала энергичную оперативную работу «по церковникам и сектантам».  Руководство НКГБ УССР ставило перед оперативным составом при работе на освобожденной территории задачи приобретения целевой агентуры среди православного клира, «обеспечения агентурного влияния» в епископальных управлениях и благочиниях в соответствии с директивой НКГБ УССР № 610 г/б от 6 ноября 1943 года, выявления осевшей под «сенью церкви» агентуры спецслужб противника[11].

Даже учитывая склонность советских спецслужб к фабрикации дел против политически нелояльных граждан, или по отношению к определенным категориям населения, априори считавшимся враждебными («бывшим людям», к каковым причисляли и духовенство), а также принимая во внимание размах вербовочной работы спецслужб противника, приходится признать определенную обоснованность в контрразведывательных мероприятиях в церковной сфере. Как позднее отмечалось в докладной записке от 17 октября 1959 г. КГБ при СМ УССР на имя начальника Секретно-политического управления КГБ при СМ СССР генерал-лейтенанта Евгения Питовранова (сына священника), после освобождения Украины, главным направлением оперативной деятельности в религиозной сфере стало «выявление в этой среде агентуры немецких разведорганов».

Подчеркивалось, что в 1944–1954 гг. выявлено 4 резидентуры немецкой разведки, «действовавшей под руководством авторитетов русской православной церкви в Луганской, Полтавской, Житомирской и Хмельницкой областях». В Одесской области обезврежена «церковная» резидентура румынской спецслужбы, в Винницкой, Волынской и Житомирской областях – «резидентура Ватикана» из 12 ксендзов. В этот же период разоблачено и осуждено свыше 100 агентов спецслужб агрессоров среди священнослужителей РПЦ, католической, греко-католической и Украинской автокефальной церквей[12]. 

Разумеется, нередки были случаи,  когда основанием для репрессирования были проповеди «антисоветского содержания», призывы с амвона к сотрудничеству с врагом, что в то суровое время расценивалось как прямая государственная измена. Не лишним будет напомнить и о традиционной практике жестокого обращения с подследственными «попами», стремление продемонстрировать результат, соответствующий политизированным установкам в оперативной работе. Приказ НКГБ СССР от 1 сентября 1945 г. № 00371 «О результатах проверки агентурно-оперативной и следственной деятельности органов НКГБ Украинской ССР» выявил порочную практику ведения дел и «извращенные методы следствия»[13].

Показательно, что в условиях «нового курса» И.Сталина в религиозной сфере, аресты православного духовенства (равно как католических, так и лютеранских священнослужителей) теперь позволялись исключительно с санкции республиканского НКГБ и только при наличии проверенных компрометирующих материалов «об их сотрудничестве с немецко-румынскими разведкой, контрразведкой и полицейскими органами»[14]. Разумеется, аресты шли, однако за решетку попадали  и те клирики, которые, увы, пошли на активное сотрудничество с принципиально  христианоненавистническим и террористическим режимом «тысячелетнего рейха». 

Агентурное дело «Осколки», заведенное Житомирским УНКГБ на 9 священослужителей, выявило, что священник житомирского кафедрального собора Михаил Обертович стал резидентом СД, имел на связи агентуру, которая использовалась по линии разработки антифашистского подполья. В Луганске резидентом гестапо стал благочинный города Анпилогов (бежавший с немцами). В частности, он и ряд священников, ставших агентами гестапо, содействовали нацистам в организации угона граждан на принудительные работы в Германию[15].

Как отмечалось в ориентировке НКГБ СССР от 28 апреля 1945 г. № 62, арестованный в 1944 г. агент гестапо, настоятель Михайловского монастыря в Киеве архимандрит Эразм (Довбенко), «предавал советских патриотов», в сотрудничестве с немецкими спецслужбами обвинялся настоятель Лебединско-Николаевского монастыря в Киевской области игумен Валентин. Ликвидированный в ноябре 1944 г. в Запорожской области скит укрывал дезертиров[16].

В Одессе контрразведка завела оперативную разработку «Воронье» на группу из семи священников Румынской духовной миссии, активно сотрудничавших с тайной политической полицией «Сигуранцей» по выявлению патриотов-подпольщиков.

Как указывалось в упомянутом итоговом отчете, в 1943–1945 гг. органы госбезопасности арестовали 669 «церковников и сектантов» (из них 227 рассматривались как члены организованных антисоветских групп), а всего за годы войны под стражей оказалось 875 представителей религиозной сферы, были «ликвидированы» 87 различных неформальных организаций религиозной направленности. В целом, эта статистика была на порядок ниже довоенного периода, для сравнения отметим, что в 1943–1945 гг. НКГБ УССР всего арестовал 68384 человека – преобладали колаборационисты, активные изменники, агентура спецслужб противника, бандиты[17].

Монастырь в миру

Одним из главных объектов оперативных ударов стали общины «церковно-монархического подполья», которые  попадали в разработку НКГБ УССР сразу же по мере освобождения Украины, свидетельствуют положения директивы № 1328/с от 22 июля 1944 г. главы ведомства Сергея Савченко: «По имеющимся в НКГБ УССР сведениям, на территории областей Украины существуют «дикие» приходы, нелегальные монастыри и скиты православной церкви, не подчиненные Московской патриархии и считающие себя «истинно-православной церковью» на том основании, что руководители патриархии «продались» советской власти». В директиве указывалось, что в Харьковской области и на Донбассе распространение получили «подгорновцы» («стефановцы»), а в Херсонской области – «прокопиевцы», отказывающиеся от подчинения архиереям Московского Патриархата.

В 1944–1945 гг. НКГБ Украины завел централизованные оперативные разработки «Скит» (по общинам «Истинно-православной церкви»), «Халдеи» (по подгорновцам), «Остров» (по иоаннитам) и другие.

Так, в  начале 1945 г. чекисты нанесли чувствительный удар по стефановцам. По материалам агентурного дела «Святоши» в Сталинской области ликвидировали нелегальный Зайцевский монастырь подгорновского течения (с.Зайцево Горловского района.). Его участников осудили по обвинению в причастности к  «подпольной антисоветской церковно-монархической организации».  Как говорилось в материалах следствия по делу насельников монастыря, обитель основала в первые же годы советской власти «дочь крупного шахтовладельца – Пыжова Ефросинья Антоновна», создавшая затем «подпольную антисоветскую церковно-монархическую организацию». Она и бывший иеромонах Киево-Печерской Лавры Вениамин (В.Ф.Филиппов) «под видом отправления религиозных обрядов и богослужений» вели работу по «восстановлению монархии»[18]. Всего же в 1945–1946 гг. госбезопасность разгромила 7 групп подгорновцев (до 100 участников), арестовав 38 из них, включая 11 «священников» этого течения[19].

Как показала 7 марта 1945 г. арестованная Екатерина (Ефросинья) Гавриловна Пыжова, в Зайцевском монастыре она пребывала с 1923 года. С 8 лет пела в церковном хоре, побывала в Киево-Печерской Лавре, Святогорском монастыре, много читала духовной литературы. В 1923 г. ее отец (бывший шахтовладелец из Константиновки) иеромонахом Михаилом был пострижен в монаха Михаила, брат Петр стал монахом Сысоем, брат Василий – монахом Иоанном.

В показаниях арестованных насельников Зайцевского  монастыря довольно подробно описана его внутренняя организация. Как показала монахиня Ольга (Александра Чуйко), монастырь занимал площадь в один гектар, был обнесен забором, с постами охраны, цепными собаками. Насчитывалось до 30 постоянных обитателей. Имелось три жилых дома (в одном из них находилась церковь, при ней жили отцы Серафим и Вениамин), кухня, прачечная, сараи для инвентаря, загоны для скота. Запрещалось посещение кино, театров, «бесовских» учреждений, чтение газет. Монах Вениамин категорически запрещал посещения храмов РПЦ как «еретических».

Богослужение начиналось в 4 ч. утра и длилось до 10 ч., затем – с 17 ч. до 20 ч. За проступки накладывалась епитимия в 100-500 поклонов. В город выходили только с разрешения священника и по одному, для легализации работали в государственных структурах, заключали между собой фиктивные браки для отвода подозрений в совместном проживании мужчин и женщин (Е.Пыжова состояла в таком союзе с А.Качановым, реально общаясь с ним, «как с братом»).

Жили обработкой земли, совместным ведением хозяйства, имели общий стол и имущество, получали пожертвования (в месяц монастырь посещало до 100 человек). Поддерживали общение с нелегальным монастырем старца Якова Широкого в с.Кобыляки. Не приходится сомневаться, что столь длительное существование в сталинскую эпоху в густонаселенном Донбассе подобной закрытой религиозной организации оказалось возможным только в силу неразглашения и поддержки со стороны местного населения. В свою очередь, это может рассматриваться не иначе как свидетельство глубокой латентной религиозности людей даже в период беспрецедентных гонений на веру.

За други своя

В годы войны  православные священники  вели разведывательную работу, выступали связными партизан, а в отдельных случаях даже посредниками-парламентерами на переговорах о разоружении или нейтралитете – с местными жителями, сотрудниками низовой администрации, вспомогательной полиции, «казачьих» частей и подразделений РОА А.Власова. Клир и церковный актив оказал немалую помощь народным мстителям продуктами, одеждой, канцтоварами для пропагандистской работы.

Следует упомянуть, что возможности спецслужб и партизанского движения целенаправленно использовались для донесения населению оккупированной и освобожденной территории Украины патриотических воззваний Православной Церкви и других конфессий. 15 марта 1943 г., например, 3-е Управление НКВД УССР направило в УНКВД для переправки за линию фронта книгу «Правда о религии в России», сборник «Патриотические воззвания главы православной церкви в ССССР митрополита Сергия», «Обращения митрополита Киевского и Галицкого, Экзарха Украины Николая», «Обращение Высшего совета евангельских христиан и баптистов», «Обращение старообрядческого архиепископа, Смиренного Иринарха» (по 100 экземпляров)[20].

Со времени изгнания оккупантов из Украны Церковь, по неполным данным, собрала в фонд обороны почти 27 млн. рублей[21].  Только за первое полугодие 1945 г., отмечала спецслужба, православные Украины собрали:

в Фонд обороны страны – около 6 млн. руб. и на 1,5 млн. облигациями;

на поддержку Красной Армии – 165 тыс. и на 62,5 тыс. руб. натурпродуктами;

в помощь сиротам войны – 814 тыс. руб. и 16 тыс. – натурой;

в помощь семьям воинов – около 2,5 млн. руб. и на 103 тыс. натурпродуктами;

на оборудование госпиталей – почти 858 тыс. рублей;

в помощь госпиталям – 2,6 млн. рублей, и на Красный Крест – еще свыше 400 тысяч[22].

До нас дошли из обзоров контрразведки фамилии щедрых жертвователей. Священник  села Солобковцы  Каменец-Подольской области Бех внес 15000 рублей, его земляк, пастырь из села Останковцы Рожков пожертвовал 7000 и так далее.  Только за Пасхальные дни победного года верующие Украины собрали в помощь фронту 600 тыс. рублей. Всего же за годы Великой Отечественной войны православные Украины  внесли в фонд обороны 45 млн. руб. деньгами и натурпродуктами – из свыше 300 млн. пожертвований фронту от РПЦ в целом[23].

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Примечания:
1. Отраслевой государственный архив  (ОГА) СБУ. Ф.13. Д.375.
2. Василий Потиенко, который  в 1924–1926 гг. возглавлял Президиум Всеукраинской православной церковной рады (Украинской автокефальной православной церкви В.Липковского), использовался НКВД  для разработки «контрреволюционного подполья».
3. Мария Пирогова, выполняла задания спецслужбы за линией фронта в ноябре 1942–феврале 1943 годов.
4. ОГА СБУ. Ф.13. Д.375. Л.32–34.
5. ОГА МВД Украины. Ф.1.Оп.5.Д.12. Л.2–5.
6. ОГА СБУ. Ф.9. Д.5. Л.101–101 об.
7. ОГА СБУ. Д.88.Л.203–204.
8. ОГА МВД Украины. Ф.1.Оп.5.Д.12. Л.21.
9. ОГА МВД Украины. Ф.1 Оп.8, д.1. Л.1.
10. ОГА СБУ. Ф.9.Д.17.Л.288–289.
11. ОГА СБУ. Ф.9. Д. 74. Л. 85.
12. ОГА СБУ. Ф.1. Оп.21.Д.2.Л.1–2.
13. ОГА СБУ. Ф.9.Д.5. Л.344.
14. ОГА СБУ. Ф.1. Оп.21.Д.2. Л. 149.
15. ОГА СБУ. Ф. 9. Д. 74. Л.85; Ф.13. Д.375. Л.126.
16. ОГА СБУ. Ф. 9. Д.17. Л.200–202.
17. ОГА СБУ. Ф.13. Д.375. Л.37.
18. ОГА СБУ. Ф.65. Д.10822. Л.129.
19. ОГА СБУ. Ф.3. Оп. 261. Д.2. Л.116.
20. ОГА МВД Украины. Ф.1.Оп.5.Д.12. Л.7.
21. ОГА СБУ. Ф.9.Д. 74. Л. 105–106; Ф.1. Оп.12. Д.2.Л.90.
22. ОГА СБУ. Ф.13. Д.375. Л.164–165.
23. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 375. Л. 166; Центральный государственный архив высших органов власти и управления Украины. Ф.4648. Оп.3. Д.3. Л.71.