Должен ли православный быть вежливым с окружающими или это лицемерие?
Несколько слов о вежливости.
Писание ясно и недвусмысленно призывает нас к честности, прямодушию и простоте. Совершенно очевидно, что христианин не может быть лицемерным, чванливым или неискренним. Вполне понятно, что по-настоящему верующий человек борется с пороком и старается в жизни не допускать греха. И, как это нередко случается, пока одни ведут брань против страстей, другие под видом этой самой борьбы начинают пренебрегать вещами безобидными, естественными и даже необходимыми.
Вот хотя бы вежливость. Качество положительное и естественное для любого уважающего себя человека. Подавляющему большинству верующих людей вежливость, безусловно, свойственна. Имея поистине общечеловеческое значение, вежливость может иметь и вполне христианское измерение. Она ведь требует не абы какой самодисциплины, культуры не только поведения, а и слова, и даже мысли, сдержанности и скромности, чувства меры и такта. Всё, что в той или иной мере нас воспитывает, приносит нам пользу. В том числе и обязательность вежливости. Кроме того, даже в наше бескультурное время у нормальных людей вежливость в цене. И христианин, будучи лицом Церкви, для всех к Ней не принадлежащих быть невежливым просто не может.
Однако есть у этого вопроса и другая сторона. Вежливость требует от человека умения скрывать своё истинное отношение к людям, особенно если это отношение негативное, может кого-то смутить или спровоцировать конфликт. За ширмой вежливого поведения иногда скрываются пороки и страсти. Именно вежливостью нередко маскируют гордость, высокомерие, презрение, осуждение, обиду, ненависть. Не чревата ли для христианина вежливость лицемерием, лукавством, подлостью? Или, может быть, она вообще не нужна? Плохое, но честное отношение не лучше ли тоже плохого, но скрытого под маской вежливости? Всегда ли нужно подбирать слова и заранее задумываться о последствиях поступков? Есть ли прок от светской воспитанности или это пережиток царских времён?
Стоит согласиться, что не обременённые вежливостью люди зачастую бывают очень прямыми и честными. Они скажут тебе в глаза любую правду и не поморщатся. Скажут прямо и грубо, но правда ведь стоит того, не так ли? Возможно, и стоит. Если она действительно правда. Объективная и безусловная. Но вот ведь в чём беда: правд в этом мире чуть больше, чем людей. Правда у каждого своя, и каждый имеет на неё право. Вот только права навязывать свою правду другому у нас нет, как нет и ничего более условного, чем сознание правоты. А поскольку, руководствуясь именно этим сознанием, мы позволяем себе невежливость, грубость и хамство, то выходит, что вся наша «прямота» и «честность» не что иное, как потворство собственным страстям. И если вежливость хоть сколько-нибудь могла бы смягчить наши резкость, наглость и апломб, то при её отсутствии прямого, правдивого и справедливого человека видим в себе только мы сами, тогда как перед окружающими предстаём грубиянами, невежами и хамами.
Кроме того, человеку свойственно любить себя. Правильно или неправильно, но присуще это всем. Вернее, любить правильно могут как раз не все. Для этого необходимо чётко разделять в себе образ Божий, носителем которого является человек, и совокупность пороков, которыми он одержим. Всё доброе в человеке заложено Богом, а потому естественно для него. Злое же, сколь бы ни было его много и сколь бы ни была сильна зависимость от него, всегда останется для человека противоестественным и наносным. Тому, кто любит себя правильно, удаётся любить в себе Божие творение и ненавидеть собственный грех одновременно. Большинство же, любя себя, любит в себе всё, включая грехи. А нередко – прежде всего грехи. Поэтому нет ничего удивительного, что, считая себя чуждым лицемерия, человек на самом деле любит собственную неотёсанность, гордится ею и любуется собой хамоватым. Подобные личности встречаются на каждом шагу. Их демонстративное хамство (обращение ко всем подряд на «ты», неумение разговаривать вполголоса, сварливость и грубость в обращении) воспринимается уже настолько неотделимым от личности, что их лишний раз предпочитают не злить, без нужды не связываться и даже те, кто иерархически и выше не находят возможным хоть как-то их остепенять. Таких людей хватает всюду. Завхозы и кладовщики, с которыми предпочитают не связываться даже директора, водители и слесари, перед которыми пасуют их начальники. Врачи и менеджеры, от общения с которыми воротит, но деваться некуда. Бухгалтеры и мелкие чинуши, получающие сомнительное удовольствие от возможности доминировать хоть над кем-нибудь. А если уж такой самовлюблённый хам выбьется в начальники, то и вовсе беда. Такого рода люди уже не невежи, не могущие отличить неотёсанность от прямоты, это те, кто сознательно пренебрегает вежливостью как чем-то лишним, бережно лелеет в себе хама и считает рамки в общении посягательством на собственную свободу. Некоторые, правда, отзываются о подобных людях с уважением, дескать, никого не боится и умеет заставить с собой считаться, но такую постановку вопроса даже в расчёт принимать не стоит. Поскольку данная позиция – позиция слабака, неспособного не только дать хаму достойный отпор, но даже самому себе признаться в этой неспособности.
А теперь давайте представим себе, что такой вот самовлюблённый хам воцерковился. Станет ли он другим? Если воцерковление будет искренним, сознательным и полноценным, то очень даже может быть, что и станет. А если нет? Если всё пройдёт по привычно половинчатой схеме с полным погружением во внешнее благочестие, но без особого желания жить по Евангелию, что тогда? Тогда порок «воцерковится» вместе с человеком. Вместо хамства или, ладно, «умения заставить с собой считаться» человек теперь будет обладать «ревностью по вере» или «бескомпромиссностью в стоянии за истину», хам будет считать, что он пытается стать по-евангельски «истинным израильтянином, в нем же льсти несть», исключительно полюбит евангельский сюжет изгнания Христом из храма торгующих, будет, кстати и некстати, вспоминать, как Святитель Николай дал пощёчину Арию и особенно почитать Христа ради юродивых. Кроме того, у любой серьёзной страсти есть сопутствующие пороки. Так, хамоватые и конфликтные люди не умеют подчиняться и крайне склонны к доминированию, поэтому спокойных, уравновешенных прихожан из них не получится. В итоге мы будем иметь человека столь же наглого и хамоватого, сколь и до воцерковления, но теперь уже считающего, что он обрёл истину, а потому непоколебимо уверенного в собственной правоте. А если он к тому же подружится со священником, попадёт на церковное послушание или просто в разряд уважаемых людей прихода, то от его хамства и вовсе не будет спасу ни прихожанам, ни захожанам. Впрочем, если этого не произойдёт, проблема никуда не денется. Тип «прихожанина Шалтаевой пустыни», слоняющегося из прихода в приход, странно ведущего себя субъекта, нагло требующего от священников исполнения собственных капризов («разрешительную молитву надо мной прочитайте вслух!», «Почему вы Евангелие на голову не кладёте?»), подозревающего всех и каждого в колдовстве и связях с мировым масонством, порочащего церковное священноначалие и цитирующего невпопад святых отцов и неизвестных «старцев», известен нынче каждому.
И на всю эту неприглядность одна беда – сознательный отказ от вежливости как нормы поведения. В самом деле, не Христос ли призывает нас поступать с людьми так, как мы хотим, чтобы поступали с нами? Не Он ли сказал «блаженны кроткие»? Не о Нём ли написано «трости надломленной не переломит и льна курящегося не угасит»? Я, конечно, понимаю, что далеко не всякий вежливый человек кроток. Однако не сомневаюсь, что всякий кроткий, безусловно, вежлив. В конце концов, Христа с бичом в руке мы видим в Евангелии только раз. Действительно, Господь не нуждался в том, чтобы быть вежливым. Безгрешный, лишённый пороков и страстей, Он был способен не скрывать Своего отношения к людям, избегая всякого греха, поскольку в этом отношении, даже если речь идёт о книжниках и фарисеях, не было и намёка на грех.
А теперь давайте посмотрим на себя. Нас окружают очень разные люди. И относимся мы к ним по-разному. Если с каждым человеком будем вести себя так, как на самом деле к нему относимся, избежим ли мы греха? Кто из нас сможет наверняка утверждать, что в его отношении к ближним нет ничего порочного, грешного и предосудительного? Разве мало в наших душах осуждения, пренебрежения, гнева, досады, обид? Если всё это будет регулярно выливаться нами на головы ближних, будет ли это признаком нашей честности и искренности? Думаю, отвечать на все эти вопросы не стоит. Глупо утверждать очевидное. Однако именно очевидным является тот факт, что вежливость не лицемерие в нас укореняет, а не позволяет нам в общении с людьми проявлять собственные страсти, дисциплинирует нас, удерживает от греха. Поэтому прочь любые параллели между вежливостью и лицемерием! Если эти понятия и отождествляют, то, как правило, те, кто сами не отличаются вежливостью и не считают нужным хоть сколько-нибудь работать над собой. А это само по себе противоречит христианскому подходу к жизни.
В вежливости нет греха, но в то же время она ещё не добродетель. Вежливость важна, вежливость необходима и одновременно – естественна. Сама по себе она ещё не заслуживает награды. Так просто должно быть. И по-другому нельзя.
Протоиерей Владимир Пучков
Опубликовано: ср, 04/05/2022 - 10:35