О первой любви и самых счастливых переживаниях повествует дневник молодой екатеринбурженки Зинаиды Степановны Титовой. Записи, бережно собранные родственницей Титовых Наталией Шевелиной, готовятся к изданию правнуком автора священником Владиславом Мишиным и впервые публикуются на «Правмире».

Священник Владислав Мишин: В 1899 году по взаимной любви Зинаида вышла за небогатого молодого человека – Алексея Ивановича Шевелина, имевшего рядом с ее домом посудную лавку.

Главным богатством супругов стали дети. Семья моей прабабушки чудом избежала преследований в революционное время: они не использовали наемный труд, прабабушка сама сидела в лавке, дети бегали посыльными.

Она стала свидетелем множества трагических событий: на ее глазах был разорены и сломлены многовековые устои православной жизни. В 1930 году был разрушен храм Большой Златоуст в центре Екатеринбурга, прихожанкой которого она была с детства и где венчалась со своим драгоценным Леликом – так ласково звала она своего супруга. Но чудом сохранились воспоминания, где она описывает свое путешествие в Москву, жизнь провинциальной екатеринбургской купеческой семьи и зарождение отношений с будущим мужем.

В дневнике описан счастливый период влюбленности молодых людей, первые трогательные встречи, сватовство и подготовка к свадьбе. Строгие правила, регулирующие отношения женихов и невест еще в начале прошлого века, не мешают девушке пылко и эмоционально переживать свою первую любовь.

21 марта 1899 года (воскресенье)

<…>

На третьей неделе мы говели: я, мамочка и папа. Хорошо еще, что отговели, пока еще не тает сильно и грязи пока нет. Утренники каждый день все еще холодные. Сегодня двадцатый день дорогому Мише, и мы были на кладбище у обедни и на могиле служили литию. Я и Лиза сделали по три цветка из тонкой бумаги и свезли Мише в гостинец.

В шестом часу вечера ходили сидеть у лавки. Пришли, а диван весь заледенел. Принесли рогожку и на нее преспокойно уселись. Вскоре пришел А.И. Шевелин, потом Маракулин и все время сидели с нами. А.И.Ш. явился как будто бы нечаянно, идя с прогулки, а я так думаю, что это была подготовленная встреча.

Когда мы вышли, то Маракулин стоял на углу, а увидев нас, тотчас же отправился на Главный (проспект – прим.ред.). Там, по всей вероятности, встретил А.И. и сообщил ему. Тот и не замедлил явиться, а Маракулин подошел потом, как будто ни в чем не бывало. Ну и хитрецы!

Посидев около часа, мы пошли домой. Папа пригласил их пить чай, и они весь вечер были у нас до десятого часа. А.И. такой говорун и весельчак. Мне удивительно, откуда у него и берется столько разговоров. И сам – так просто настоящий живчик (что мне ужасно нравится). Рассказывал он про отличительные особенности их веры, и из его разговоров можно заключить, что он не настоящий кержак, а только из приличия перед своими придерживается всех единоверческих обрядов. Ничего себе, славный паренек.

А главное, в нем есть что-то такое, что резко отличает его от других знакомых мне молодых людей, и это нечто делает его симпатичным мне и невольно располагает в его пользу. Правда ли, что я ему нравлюсь, что видно из его поступков, или все это не более как фиглярство (двуличие, притворство – прим.ред.) светского молодого человека? Не верю!..

23 марта

Приятное сиденье у лавки на меня подействовало неблагоприятно. Сидя на ледяном диване, я, должно быть, простудилась, и у меня вчера сделался сильный сухой кашель и почти совсем лишилась голоса. Вчера так едва уснула – душит кашель. Да и все тут. Сегодня хотя лучше, но все хожу с повязкой на горле, и кашель не уменьшается, да и голос хриплый.

29 марта

Я все еще сижу дома и никуда не выхожу. Кашель все такой же, к тому же сильно болит грудь. 27-го в субботу папа один ходил ко всенощной и обратно шел с А.И.Ш., что меня крайне удивило, но в то же время сделалось так досадно на себя, что я не была и лишилась такого случая увидаться и поговорить с ним.

Всенощная кончилась. Папа вышел из церкви, а А.И. все еще стоит на паперти и, думая, вероятно, что и я у всенощной, дожидается. Потом узнал от папы, что я простудилась тогда у лавки и хвораю, сильно жалел меня и советовал пригласить доктора, чтобы не запустить болезнь, и вообще так сочувственно ко мне отнесся. Я была ужасно довольна, услышав от папы все это, и сердилась – зачем он не пригласил его пить чай.

Правда, это единственный человек такой искренний, такой сердечный. Вот возьми, например, И.И.Н., так он и каждый день видит папу в конторе, да разве он справился когда хотя бы нарочно о моем здоровье? Никогда!

А.И. сознался папе, что и он тоже поплатился за воскресенье. У него замерзли ноги, но ему стыдно было сказать, и в результате получил насморк и головную боль. «Надо мной и то смеются, – говорил он, – ты бы и ноги-то ознобил, а все бы еще стоял». Бедный А.И., я от души его жалею!

30 марта

А.И.Ш. опять справлялся у папы о моем здоровье, и папа ему сказал, что мне лучше. Вечером были Поповы.

31 марта

Гриба (здесь и далее: Гриба – брат Зинаиды, автора дневника) бегал во дворе, вдруг выходит А.И. из своего магазина и спрашивает у него: «Ну что, как, лучше?» Он сказал, что лучше. «Не выходят еще?» – «Нет». Тем и кончилась их аудиенция. Краткий, но много значащий для меня разговор!

4 апреля

Третьего дня я вышла в первый раз после болезни. Вчера была у всенощной, а сегодня у обедни. День сегодня хмурый, пасмурный и совсем не праздничный. Даже на диванчике нельзя выйти посидеть, о чем я очень сожалею.

Для меня теперь является точно какой необходимостью каждое воскресенье видеть А.И. Неделю кое-как проведешь и ждешь с нетерпением праздника для этой цели, а тут вдруг ненастье. Он сегодня сообщил Грибе, что он придет, может быть, к нам часов в шесть вечера. Гриба за последние дни часто ходит к нему в магазин и сильно с ним подружился. Я этому ужасно рада и просто даже начинаю завидовать Грибе, что он так часто видит А.И.

Весь день сегодня сидели дома. Пробило уж и пять часов, и шесть – никто нейдет, и папа решил, что, верно, никого не будет, к тому же и дождик нисколько не перестает. Было уже, верно, полчаса седьмого, как я услышала в прихожей шаги и голос, – кого же бы вы думали? А.И. Шевелина. Я начинала уже было отчаиваться, что он не придет, но все еще почему-то верила в его приход и теперь бросилась к мамочке сообщать им эту радостную для меня весть, и всех их затормошила и побежала здороваться.

Он такой нарядный, веселый и привлекательный, как всегда.

Почему так сильно бьется мое сердце, когда я вижу его? Уж не на самом ли деле я серьезно люблю его? Как мне хорошо, как весело в его присутствии. Когда он здоровается или прощается, то какая-то сладкая дрожь пробегает по мне.

Вскоре стали пить чай. Все чувствовали себя свободно, непринужденно, просто и в то же время невыразимо весело. Это был такой приятный для меня вечер, какого я давно уж не переживала. Шуткам, рассказам не было конца, и мы хохотали до упаду, вспоминая некоторые отрывки из сочинений Мясницкого (Мясницкий – литературный псевдоним писателя-сатирика Ивана Ильича Барышева (1854-1911) – прим.ред.). А.И. говорил, что его побранили немного дома за то, что он в такое ненастье пошел, но он не захотел потерять вечер и все-таки отправился.

Еще он говорил, что и в прошлое воскресенье он шел с тем намерением, чтобы зайти к нам, но не посмел, думая, что я все еще хвораю. Опять жалел Мишу и говорил, что вот если б помер хоть бы, например, А.И. Ермолаев, то ему нисколько бы его не жалко было, а Мишу очень жаль.

Зачем, собственно, он сегодня пришел к нам? Мне не верится, что затем, что негде вечер провести. Мне точно голос какой подсказывает, что тут главную роль играет его симпатия ко мне, и я верю, глубоко верю, что это именно заставляет его так часто бывать у нас.

О, как бы было хорошо, если б я не ошиблась в своих предположениях и он действительно бы полюбил меня! Я так положительно начинаю терять почву под ногами и безумно, со всем пылом любви отдаюсь новому, охватившему меня чувству.

С каждым разом все сильнее и сильнее бьется мое сердце при встрече с ним, и я, кажется, все бы смотрела на него не отрываясь и все бы ловила на себе этот милый веселый взгляд.

Сегодня он положительно очаровал меня своей простой безыскусственной веселостью, и я глубоко взволнована. Он был у нас до половины десятого, но и по его уходе все еще звучал в моих ушах его голос, и я всю сегодняшнюю ночь почти совсем не спала и только под утро чуть-чуть забылась немного.

5 апреля

Гриба почти целый день у А.И.Ш., и он ему сказал, что вчера от нас он шел пешком. Дома думали, что он остался ночевать у Ермолаевых, и уже отужинали без него. Оказывается, что А.И. тоже почти всю ночь не спал. Не одна ли уж причина нашей бессонницы? При Грибе у него в магазине был А.И.Е., и на его вопрос, где он вчера был, А.И. ответил Ермолаеву: «Куда в такую-то грязь пойдешь, только и был в гранильной на чтении». «Да ты когда был? Я сам там был с пяти до шести», – сказал Ермолаев. «Ну а я с шести до семи», – ответил А.И. Ну и плутишка! Соврал зачем-то.

Да и действительно не стоит распространяться со всяким, только лишние переговоры могут выйти. Что-то он думает сегодня? Вспоминает ли меня и вчерашний вечер? Был ли этот вечер приятным для него? О, как сильно мне хочется увидать его скорее! Ужели он нисколько не любит меня? О, это ужасно!

11 апреля (воскресенье)

Утром был сильный дождь, и мы не были у обедни. Сегодня была у нас Варвара Сидоровна Титова. Они, оказывается, переехали совсем в Екатеринбург.

Наконец-то Бог простил! Сегодня целый день торгуют во всех магазинах по случаю последнего воскресенья перед праздником. Гриба опять был у А.И. и приглашал его к нам в гости, но он сказал ему, что с удовольствием бы пошел, да, пожалуй, скажут, что часто заходил, в то воскресенье был. Потом А.И. спросил у Грибы про нас, выйдем – нет сидеть к лавке и когда. Гриба сказал, что нет, потому что будут отворены магазины целый день.

А.И. сказал – так я бы затворил свой-то. Затем они сидели с Грибой на нашем диване. А.И. и говорит: «Вот оно, наше место, где мы простудились». Как отрадно для меня звучит это «наше» и «мы», потому что тут говорится только о нем и обо мне.

Сегодня мамочка разделили последние Мишины вещи. Мне отдали его памятную серебряную книжку, которую ему дарил его крестный Н.И. Лепихин. Лизе дали две его чайных ложки, Грибе – его серебряные часы.

<…>

17 апреля

Праздничная уборка в полном разгаре. Пекутся куличи, сухари, красятся яйца, делается сыр и комнатная уборка. Как я люблю всю эту суматоху! Вчера еще ходила в церковь украшать все цветами.

Во всю неделю положительно нигде не видала А.И. и, право, истомилась, не видя его. Идешь куда-нибудь мимо, ну что бы ему хотя один бы разок выйти из магазина? Нет, верно, он забыл обо мне и думать! А я и к обедне-то стала за последние дни ходить не в восемь, а около половины девятого с той целью, чтобы встретить его, когда он утром идет в магазин, но все напрасно. Не суждено, верно, сбыться моим мечтам.

А когда идешь, бывало, мимо его магазина, так и хочется взглянуть в его окно, но подумаешь, а вдруг он не интересуется мной и заметит, что я смотрю в его окна, еще, пожалуй, будет надо мной смеяться. Так и пройдешь, не взглянешь.

Один раз я захотела подкараулить его приход из окна. Стою у зеркала в зале, будто бы голову чешу, а глаза не в зеркало смотрят, а в окно и в ворота.

Вдруг он и входит в ворота своей легкой быстрой походкой. Глаза поднял на окна и, вероятно, меня видел. Я вся вспыхнула, словно меня огнем обожгло. И это мне удалось только один раз. В следующие дни как я ни ждала в те же часы и минуты, а его не видала. Верно, он стал приходить раньше или позже.

За последнее время у меня стало обыкновением, только лишь папа придет из конторы, тотчас спрашивать: «Ну что, видел А.И.? Что он говорил?» и т.д.

18 апреля

В 11 часов ночи я и Лиза были разбужены мамочкой. Спать страшно хочется, глаза колет и по телу пробегает дрожь. Только что успели одеться, как на Златоустовской церкви раздался благовест к Пасхальной заутрене. Из окон видно, как на кладбище вся церковь, залитая огнями, чудно обрисовывается на темном фоне ночи и представляет очень красивое зрелище. Златоуст освещен еще того роскошнее: на верху колокольни сияют две буквы «Х. В.», а на остальных трех сторонах – звезды; пониже – большой крест в рамках; еще ниже – икона Воскресения, освещенная сзади, и вокруг нее большие лучи, и все это из электричества. Притом еще все это освещалось бенгальскими огнями. Такая роскошь просто не поддается описанию.

Заутреню и раннюю обедню служили в большой Максимилиановской (второе название Большого Златоуста – прим.ред.) церкви. Придя от обедни в четыре часа утра, мы разговелись, напились чаю и улеглись спать, и проспали до девяти часов. Потом опять пили чай, а в двенадцатом часу папа поехал с визитами.

У нас визитеров было немного, почти все те, которые и всегда бывают. Только один новый, прихода которого я ждала с нетерпением – это Алексей Иванович Шевелин. Вот приходит и он, начинает христосоваться. Когда очередь дошла до меня, то я была так счастлива в этот миг, что, кажется, забыла все на свете, христосуясь с ним.

Он сидел у нас порядочно, пил чай, и при нем был батюшка отец Василий. Речь что-то зашла о рязановцах^[1] (а надо вам сказать, что А.И. к ним принадлежит). И вот батюшка начинает их расхваливать: «Они быстро идут вперед, и они рано или поздно будут такими же православными, как и мы, они – образованный народ» и т.д. без конца. А.И. торжествовал, а за него и я была рада. Мы сегодня были у вечерни. А.И. обещался прийти, и я так ждала, что от вечерни вместе пойдем, а он и не пришел. Какой обманщик, однако. Спать сегодня легли в девять часов, и я почти тотчас же заснула.

19 апреля

Были у обедни, затем, напившись чаю, втроем: я, мамочка и Лиза отправились на кладбище и свезли Мише венки, сделанные нами из одних цветов. Я свой надела на крест, а Лиза положила на могилу. Очень хорошенькие веночки вышли, только бы дождик не шел дольше и дал им накрасоваться.

Часов в пять мы отправились в гости к Поповым. Катя не раз намекала и дразнила меня вчерашним гостем А.И.Ш. От них мы возвращались домой в девятом часу. Посидели еще немного у своего магазина на диване, дождались, когда на Златоусте зажгли электричество, и, когда пробило 9 часов, отправились домой.

Не успели дойти до угла, как нам встретился Алексей Иванович Шевелин в своей новой серой шляпе. Я было и не узнала его, а он, поравнявшись с нами, сказал: «Добрый вечер!» Господи, как это было неожиданно. Поздоровались и пригласили его к нам чай пить. А мне только этого и надо было. Я так рада была, просто ужас. Мне так нравится его новая шляпа, и она ему ужасно идет. Я только перед праздником думала и, увидя у Кушелевских в окне серые мужские шляпы, говорила мамочке: «Ну что бы А.И. купил себе такую шляпу».

Вдруг он приходит в первый день с визитом, и я увидела, что сбылось мое желание. А.И. сидел до 11 часов, и вечер прошел оживленно и весело.

20 апреля

Были у обедни. Затем был еще у нас запоздавший визитер И.Ф. Чистяков. Потом ходили к вечерне, а после вечерни почти тотчас же пошли сидеть к магазину. Я то и дело нетерпеливо смотрела в ту сторону, откуда приходил обыкновенно А.И., и была почему-то уверена, что он придет непременно. Прошло не более получаса, и знакомая фигура показалась на конце квартала. Он издали еще улыбался нам и, поздоровавшись с нами, остался сидеть.

Удивительно, почему это мне так весело с ним? Я готова была запрыгать от радости. Потом вечером он опять пил чай у нас и сидел до 10 часов. Я иногда подолгу засматриваюсь на него. В нем есть что-то притягивающее и внушающее доверие. Завтра он обещал быть в Златоусте у обедни. Посмотрим, как он опять обманет нас! Во второй день он был у вечерни, так нас опять не было. Жаль!

Нет, я не могу более так мучиться! Я положительно не понимаю, что со мной происходит. Если это будет так продолжаться, то он окончательно сведет меня с ума. Уж лучше бы сначала не ходил или, если нравлюсь я ему, так говорил бы скорее. А то эта неизвестность так тяжела, так невыносима, что выразить невозможно.

21 апреля

Ну, так и есть, А.И. опять обманул и не был у обедни. Как ему не стыдно так мучить меня! Но, придя домой, нашли его уже у нас. Оказывается, он у обедни не был, а к нам пришел уже в девять часов. Мамочка стряпали на кухне, и он занимался с Грибой в зале.

Завтракали в столовой. Я больше люблю, когда в столовой пьем чай или завтракаем, как-то уютнее, лучше. Я сидела рядом с А.И. Гриба было занял мое место, но я незаметно вызвала его и велела пересесть на другое.

После двух часов уговорились идти на кладбище пешком, если будет хорошая погода. Я сильно трусила, чтобы не пошел дождь и не расстроилась прогулка. И Алексей Иванович обещал молиться, чтобы не было дождя. Мамочка сказали, что пойдут, но с тем условием, что если дождь испортит шляпы, то чтобы он новые купил, на что он и согласился. Даже хотел за извозчиком сбегать с кладбища, если дождь пойдет.

Но вот магазины затворили. Дождя не было, и погода стояла чудесная. Мы с Алексеем Ивановичем ликовали. Он все время шел со мной, и я была в восторге от этого. Если б кто знал, как я люблю его! С каждой минутой, с каждым днем он становится для меня дороже и милее. Я почему-то уверена, что и я ему нравлюсь. Но что же он молчит? Ужели его не мучает неизвестность? Ужели он может любить спокойно, не волнуясь и сколько угодно ожидая? Ужели он уедет в Москву, ничего не сказав? Нет, это будет жестоко с его стороны!

С кладбища он не хотел было к нам заходить, но я не простилась с ним и убежала. И он пришел. Причем сказал мамочке: «Зинаида Степановна не подала мне руки, когда я хотел с ней проститься. А так, не простившись с ней, я не мог уйти».

Сегодня произошло нечто необыкновенное. Пока я приготавливала в столовой приборы и хлопотала, А.И. сидели с папой и о чем-то толковали. Потом, когда на столе уже было подано холодное, мамочка пошли приглашать их обедать. Вдруг слышу, что А.И. говорит: «У вас не горячее подано там, не остынет. Так вы присядьте немного, мне нужно сказать вам несколько слов».

Я догадалась, что дело неладно, и убежала в кухню. Я чувствовала, что сбылась моя мечта и он делает мне предложение, и действительно не ошиблась. Я не могла владеть собой, я дрожала от счастья и в столовую пришла, когда все уже сидели за столом. За обедом никто ни слова не сказал об этом и все были веселы, шутили и смеялись.

В шесть часов приехали Поповы и были удивлены, встретив у нас А.И. Он сидел почти все время в гостиной, и батюшка ни на минуту не переставал поучать его своими разговорами. Я, по правде сказать, сильно негодовала на батюшку, что он совсем завладел Алексеем Ивановичем и он мало был со мной. Когда Поповы ушли, то я еще сыграла А.И. несколько пьесок на рояле и он ушел домой.

22 апреля

Вчера мы сговорились с А.И. идти сегодня к обедне в женский монастырь. Мы пришли уже к пению Херувимской, и я смотрела, желая увидеть его где-нибудь в народе, и не могла. Оказывается, он пришел еще позднее нас и стоял на паперти. Сегодня в монастыре почему-то крестный ход кругом Тихвинской церкви.

Вот когда мы вышли, то и увидали А.И. на паперти. Он сегодня какой-то робкий, несмело так заговаривает со мной. Во время крестного хода он шел почти со мной рядом или за мной. Я была на седьмом небе от счастья. После обедни он пил у нас чай, а потом пошел в свой магазин торговать на два часа. После двух часов опять пришел к нам.

Сегодня у нас пельмени, и мамочка отправились стряпать, а меня послали в свою комнату, так как они велели ему переговорить со мной лично и узнать, согласна я или нет. Я села у окна, взяла в руки «Урал» (газета – прим.ред.), и, хоть глаза скользили по странице и пробегали строчку за строчкой, но я ничего ровно не понимала.

Вдруг ко мне подошел А.И.: «Вы заняты, З.С., а я хотел с вами переговорить», – сказал он. Я быстро отложила «Урал» и сказала, что я нисколько не занята, а так, просматривала. «Вам передавали, вероятно, ваши родители, что я сделал вам предложение? Так что вы мне на это скажете? Я желал бы знать ваше мнение обо мне. Мы с вами уже подали повод говорить, и действительно уж о нас начинают говорить. Но вы-то что ответите мне на это?»

«Благодарю вас, – сказала я, – но об этом нужно подумать и решительного ничего сейчас я вам не могу сказать».

«Но я хотел бы знать ваше личное мнение. Ваши родители, кажется, против этого ничего не будут иметь, и дело только за вами. Я больше всего боялся получить от вас отказ и поэтому все откладывал день ото дня объяснение с вами. Заключить то, что я вам не нравлюсь, я мог из того, что, например, когда вы идете мимо моего магазина, то никогда, ни разику не взглянете на окна.

Ну, думаю себе, она даже и не думает, верно, обо мне, не только нравится. Я же, признаться, когда вы куда-нибудь шли, то всегда вас видел, хотя никто этого не знал. Я, сколько раз видя, что вы каждый день в пост куда-то ходили утром, порывался идти и объясниться с вами, но не мог насмелиться».

Я сказала, что он мне нравится и я согласна. Он сказал мне «искреннее спасибо» и пожал руку. Потом я спрашивала, как это, что у нас веры немного разные и венчаться и вообще переходить в рязановскую мне крайне бы не хотелось. Потом спросила, хорошо ли он обдумал все это? Не легкое ли это увлечение с его стороны, на что и получила следующие ответы. Во-первых, он готов венчаться и потом ходить в православную церковь. Обдумал все это он очень хорошо.

«Вы два года уже мне нравитесь, но я все как-то не думал жениться, а вот с Мишиных похорон это все как-то пошло, и, наконец, я уж не мог ни спать, ни есть и ничего делать, и каждый день хотелось объясниться и не мог. Наконец мама мне сказала: «Что ты ходишь так-то, что они подумают? Или уж не ходи совсем, или скажи».

И я хотел вам сначала сказать, но не мог насмелиться, боясь вашего мнения. В те года я всегда с охотой ехал в Москву, и не позже второго дня, а нынче так совсем и ехать не хочется, и мне бы ни за что не уехать, пока не сказал. Я ведь не богат, З.С. Вы, может быть, думаете, что, имея свой магазин, можно быть богатым, но я могу жить безбедно. И верьте мне, я сделаю вас счастливой. Я до сих пор жил и работал только для того, чтобы надеть новую визитку. Но теперь, когда мне есть для кого жить и работать, то я буду просто гением. Я ужасно боялся, когда вы чуть не вышли за Юдина».

Я ему сказала, что, правда, Юдин мне нравился, но лишь я узнала, какой он нехороший человек, у меня мигом пропала к нему всякая симпатия. Я говорила, что нисколько не считаю А.И. богатым и никогда бы не решилась идти за богатство, если бы мне человек не нравился. Вообще мы порядочно с ним поговорили, и он еще сказал мне: «Вы не походите на наших екатеринбургских барышень-кокеток, вы мне показались какой-то особенной. А если б вы на них походили, то я и не стал бы вас сватать. Это все Миша виноват. Он все это наделал!»

О, что я переживала в эти минуты. Мы оба, кажется, были без меры счастливы. Лицо мое горело, я вся дрожала от волнения, и его глаза так чудно блестели каким-то счастливым огоньком.

«Если вы хотите непременно венчаться в Златоусте, то я готов принесть для вас и эту жертву. И вообще, я сделаю все, что бы вы ни захотели». Еще узнала я от Алексея Ивановича, что меня хотел сватать также И.П.Н. и какие штуки он проделывал над ним.

«Придет это он ко мне, бывало, чтобы посмотреть, когда вы пойдете ото всенощной, так я возьму да и уведу его нарочно в заднюю комнату и там с ним разговариваю, чтобы он не видал, когда вы пройдете. Уж пусть лучше и я не увижу, а только чтоб и он не видал. Я все ему Корольковых показывал. Как они идут, я и кричу: “И.П., смотри, невесты идут!”» Какой, однако, хитрец этот А.И.

А то когда-то сидели мы с ним у лавки, вдруг подлетает с таким шиком на велосипеде А.И. Ермолаев. Раскланивается и спрашивает у Алексея Ивановича: – «У нас был?» – «Был». – «А я хотел тебя пригласить пить чай». – «Нет, спасибо!» Только он уехал, а А.И. и говорит: «А когда же это, право, я у них был-то да чай пил? Еще в пост, должно быть, а на Пасхе, право же, не пивал!» Вот изволь с ним разговаривать! Я тогда была ужасно довольна, что он так смазал Ермолаева.

Обед был такой веселый, и я была просто в каком-то счастливом полусне точно. Мамочка еще графинчик доломали последний от судка (судок – столовый прибор с небольшими сосудами для уксуса, перца, горчицы и т.п.). А.И. рассказал, как он когда-то из-за меня сломал статуэтку. Он ее ставил куда-то на окно. Вдруг я и иду. Он засмотрелся и поставил мимо. Так и обломал крылышки.

Сегодня, когда я с А.И. сидели в гостиной, вдруг приезжает П.В. Лузгин и что-то с папой в зале тихо разговаривает, а А.И. избеспокоился и не сидится ему на месте. Сначала хотел выйти к нему поздороваться, потом раздумал и все говорит: «Уж не сватать ли он приехал? Зачем это он пришел?» Я едва убедила его, что если б и посватал кто, то я во всяком случае ни за кого не пошла бы, кроме него, и уж сказала ему, что буду сердиться на него, если он будет сомневаться, что я его люблю. Еще мы с ним сегодня играли в карты, потом я играла ему на рояле, а в 7 часов ходили сидеть к лавке.

Между нами сидела Лиза, и мы через нее сзади часто поглядывали друг на друга и пока довольствовались и этим. Посидели не более полутора часов и затем пошли пить чай. Какой незабвенный, какой счастливый вечер провела я сегодня с ним. Завтра он едет и сегодня просидел дольше обыкновенного. Разговоры теперь были почти все о свадьбе да о приданом. Он просил скорее сделать и много ничего не делать. «Ну, впрочем, как З.С.» – прибавлял он.

«Полтора платья сделаем, да и будет», – говорили мамочка. «А мы прикупим половинку-то, да два сошьем. Много-то не шейте, а то выйдут из моды, а мы другое, модное сошьем тогда», – говорил А.И.

Как жаль, что он завтра уезжает. Если б он знал, как я его безумно люблю! Да мне ничего не надо, для меня даже и бедность не страшна с ним, только бы он меня любил да со мной был всегда, а больше мне ничего не надо.

В конце концов, договорились все-таки, что свадьбу раньше июня не поспеть сделать. Как долго! Но хоть бы он-то скорее съездил в Москву. Да возвращался! С ним время незаметно проходит. Я не видала и еще не знаю до сих пор его мамашу, папашу и сестру.

^[1] Рязанов Яким Меркурьевич (1777-1849) — купец, трижды избирался на должность городского головы Екатеринбурга. Был старшиной и попечителем екатеринбургской старообрядческой Никольской часовни и старообрядческого общества и автором т. н. «Рязановского проекта» или «Дополнительных правил». В этих правилах был представлен порядок подчинения старообрядческих общин светским властям (большинство членов думы того времени были старообрядцами). На средства Я. Рязанова в Екатеринбурге была построена единоверческая  Свято-Троицкая церковь в честь Преображения Господня (1839), известная также как Рязановская церковь на углу Сибирского проспекта и  Златоустовской улицы (угол улиц Куйбышева и Розы Люксембург).