Тема церковной автокефалии у нас на слуху давно.

С определённым постоянством это слово стало звучать в прессе ещё в начале девяностых годов, когда в Украине начали оформляться раскольнические структуры УАПЦ, а позднее Киевский патриархат. Слово это слышали мы неоднократно из уст политиков уже в нулевых, а уж после восемнадцатого года оно и вовсе не покидает информационное пространство нашей страны. Впрочем, за последние три месяца оно звучало, наверное, чаще, чем за предыдущие три десятка лет. В частности, применительно к УПЦ, в контексте разговоров о её будущем.

Я не вижу смысла рассуждать здесь о возможности или невозможности автокефалии для нашей Церкви или о том, насколько скоро это может произойти и каких предпосылок для этого ещё не хватает. Для того чтобы говорить на эти темы, необходимо иметь хотя бы базовую осведомлённость о том, каким образом Церковь может стать автокефальной. То есть обладать представлением о, так сказать, механизме предоставления автокефалии.

Итак, начнём сначала. Единственного и универсального для всей церковной полноты механизма предоставления автокефалии не существует. И удивляться здесь нечему. У нас, если разобраться, и единого свода канонических правил нет. Даже в небольшой по объёму «Книге правил» легко можно найти взаимоисключающие правила, которые, однако же, не только не содержат указание на то, например, что данное правило отменяет какое-то, принятое ранее, но и приводятся каждое в своём разделе без взаимных упоминаний и ссылок. Скажем, сразу четыре Апостольских правила (5, 18, 40, 51) тем или иным образом фиксируют как норму женатый епископат. Тогда как уже в 12-м правиле Трулльского собора зафиксировано епископское безбрачие. При этом в тексте более позднего правила нет никаких упоминаний о правилах более ранних, равно как нет и указаний на то, что данное правило отменяет предыдущие. 

Есть правила, которые можно правильно понять только в контексте времени их составления (запрет избирать Патриарха из епископов, запрет на пользование «мастями благовонными» для священнослужителей). Есть даже правила, которые, будучи хорошо известными, не соблюдаются совершенно (например, правило относительно возраста кандидатов в священство – не моложе 25 лет для диакона и не моложе 30 для священника). И при этом всём каноны остаются канонами, не теряют своей важности и не утрачивают авторитета. Парадокс? Возможно. Однако существующими канонами и правилами Церковь руководствуется столетиями и регламентирует ими свою жизнь вполне успешно.

Стоит ли, с учётом вышесказанного, удивляться отсутствию единого механизма предоставления автокефалии? Да и есть ли насущная необходимость в его выработке? Опыт ведь показывает, что в спорах рождается не истина, а вражда и разделение.

На сегодняшний день мы имеем две модели

Модель первая. Церковная общность, желающая автокефалии, обращается к своей кириархальной Церкви (Церкви-матери). Для такого обращения должны иметься соответствующие предпосылки: провозглашение независимости государством, на территории которого действует Церковь, этническая или территориальная обособленность данной церковной общности и, самое главное, стремление к автокефалии должно быть общим для епископата, духовенства, монашества и мирян. Кроме того, существуют формальные необходимости: так, учитывая, что епископскую хиротонию могут совершать два или три епископа (традиционно – не менее трёх), то, соответственно, церковная общность должна объединять не менее трёх-четырёх епархий, соответственно, иметь в составе трёх-четырёх архиереев. Кроме того, сложно представить себе автокефальную Церковь без духовных учебных заведений и монастырей.

Итак, церковная общность обращается к Церкви-матери – и та, в соответствии с процедурой, прописанной в её Уставе, предоставляет автокефалию. С этого момента новая Церковь становится полностью самостоятельной и независимой.

Данная модель предоставления автокефалии используется Русской Церковью. Таким образом ею была предоставлена автокефалия Польской, Чехословацкой и Американской Церквам. Подобным же образом поступила в текущем году и Сербская Церковь, даровав автокефалию Македонской Церкви.

Сторонником второй модели является Константинопольский патриархат. С его точки зрения, исключительным правом предоставления автокефалии обладает единственно Вселенский патриарший престол. По сути, и процедура, и предпосылки здесь те же самые, что и для первой модели. Разница лишь в том, куда обращаться за автокефалией – к Церкви-матери или на Фанар. Как следствие, каждую из новейших автокефалий, предоставленную какой бы то ни было другой Церковью, Константинополь либо оспаривает, как в случае с Американской Церковью, либо дублирует, выдавая собственный Томос об автокефалии, как это было с Польской и Чехословацкой Церквами.

До недавних пор сторонники константинопольской модели с охотой апеллировали к тому факту, что автокефалии, предоставленные помимо Константинополя, не гарантируют субъектности Церкви в мировом Православии. Примером этого может служить Американская Церковь, которую даже после предоставления ей автокефалии в 1970 году Поместные Церкви продолжают рассматривать фактически как митрополию Московского патриархата.

Это в некотором роде давало возможность рассуждать о том, что первая модель является не более чем частной позицией Русской Церкви. Однако события последних лет вполне способны пошатнуть такую убеждённость. На примере наспех созданной Константинополем ПЦУ, со скрипом принятой в общение, помимо самого Константинополя, только тремя Поместными Церквами, можно наглядно убедиться, что Константинопольский Томос сам по себе ещё не является гарантией субъектности в мировом Православии. Да и Сербская Церковь, предоставившая автокефалию Церкви Македонской, ясно дала понять, что первая модель никак не может считаться исключительно русской.    

Как бы то ни было, а обе модели объединяет между собой третья необходимая составляющая: автокефалия только тогда может считаться совершившейся, когда новая Поместная Церковь будет признана в автокефальном статусе остальными Поместными Церквами.

Последнее, на чём хотелось бы отдельно заострить внимание, – тот очевидный факт, что церковная независимость не независимость государственная. Автокефалия не провозглашается, не объявляется в одностороннем порядке, не инициируется волевым решением светских властей и не может стать результатом какой-нибудь «церковной революции». Впрочем, последнего не может быть независимо от вопроса автокефалии. Поскольку Церковь Христова и революция – понятия несовместимые. Поэтому сообщество, внутри которого возможна революция, может быть чем угодно, только не Православной Церковью.

Протоиерей Владимир Пучков