Понятие протестантизма очень широкое и многоплановое. Как говорится, протестант протестанту рознь. Давайте его конкретизировать, тем более и повод есть.

На прошлой неделе была годовщина дня рождения французского полемиста, теолога и выдающегося деятеля Реформации Жана Кальвина. В повседневных разговорах православных христиан, если затрагивается тема протестантизма, то, как правило, речь идет либо о лютеранстве, либо о более современных деноминациях, часто также без уточнения конфессиональной принадлежности. Но, как я уже сказал, протестантизм слишком разношерстный, чтоб о нем говорить обобщенно. Вообще возникает вопрос: а зачем нам, в принципе, знать основы протестантских доктрин? Как минимум, это подталкивает к более глубокому изучению и пониманию собственной веры, а также позволяет видеть границы, которые нельзя переступать, и таким образом избежать опасности искажения православного вероучения.

Кальвинизм стал вторым по значимости (после лютеранства) реформаторским движением в недрах Католической Церкви, ставшим следствием ее внутреннего кризиса. Его географическим центром являлась Женева. Жан Кальвин был младшим современником отцов Реформации. Но нельзя смешивать протестантские движения в Германии и Швейцарии. Кальвинизм возник под определенным влиянием лютеранства, но различия между ними стали такими существенными, что каждое движение закрепилось как независимая и самостоятельная ветвь. Деятельность Жана Кальвина в Женеве была настолько значительна, что со временем он стал практически единственным правителем города. Характерной чертой его вероучения были жесткие, иногда довольно мрачные, но логически выверенные формулы, что, в общем-то, в значительной степени и обеспечило их популярность.

В принципе, если углубиться в учение кальвинистов, то несложно заметить, что его и христианским можно назвать с определенной натяжкой. В этом плане даже лютеранство стоит прилично ближе к Истине. Пожалуй, наиболее известной чертой учения Жана Кальвина стала идея о безусловном предопределении человека либо к спасению, либо к погибели. Достаточно вспомнить, что Мартин Лютер ввел мысль об оправдании человека исключительно верой, подаваемой Господом по Его усмотрению. Добрые дела здесь не имеют никакого значения для вечности, ведь человек после грехопадения утратил всякую способность творить добро, а совершаемые им добрые поступки возможны исключительно по действию Божьей благодати. Кальвин же пошел еще дальше и довел эту мысль Лютера до крайнего логического предела.

Немного повторимся, чтоб было понятней. Благодаря лютеранству формируется два условия:

1. Человек никак не может собственными усилиями привлечь Божью благодать.

2. Единственным условием спасения является вера, которая есть дар Бога.

Далее нам известно, что одни люди спасаются, другие – погибают. Значит, одним Господь подает благодать и веру, а другим – нет. При этом мы помним: человеческие усилия не имеют никакого значения и никак не влияют на загробную участь. Вот и получается, что только Бог Сам решает, кого предопределить к спасению, а кого – к погибели, причем абсолютно безотносительно к свободе человека, которой, по мысли Кальвина, по сути, и нет. Лютер свое учение до таких выводов не довел, но мы видим, что оно логически вытекает из сформированных им предпосылок. Кому спастись, а кому погибнуть, не знает никто, – это непостижимая тайна Божья. Но если человек предопределен к погибели, то никакие усилия не могут изменить его участи и наоборот.

Как видим, учение это довольно мрачное и по большому счету имеет лишь личину христианства, не являясь таковым по содержанию. Кальвинизм стал своего рода переходным звеном от Реформации к грубому сектантству. Естественно, кальвинисты находят ссылки на Священное Писание, якобы подтверждающие их доктрину. Однако в духе всех своих позднейших последователей используют цитаты безотносительно к контексту. Такое ощущение, что кальвинисты выборочно знакомятся с библейскими текстами и не видят, что Господь «хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2:4), что «любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего» (2 Кор. 5:14–15), что Бог «долготерпит нас, не желая, чтобы кто погиб, но чтобы все пришли к покаянию» (2 Пет. 3:9).

В сделанных заключениях Кальвин исходил также из мысли о беспредельной власти, величии Бога, которую, по его мнению, сильно принижала Католическая Церковь своей опорой на цену добрых дел человека. Вообще, в учении кальвинистов гораздо больше выверенных и законнических тонов Ветхого Завета, а также идей пантеистов, чем евангельской радости.

Нельзя не сказать, что учение о безусловном предопределении противоречит такому Божьему свойству, как святость, ведь получается, что именно Бог является источником и причиной зла. Кроме того, здесь явно проступает моральный индифферентизм. И действительно, зачем напрягаться, трудиться ради взращивания в себе добродетелей, если они никакого не имеют значения для спасения. Дабы как-то смягчить свое учение и вывести Бога из-под обвинений в совершении зла, Кальвин решается на еще одну диалектическую уловку: он утверждает относительность добра и зла. По его мнению, Бог не подчиняется никакому закону, а потому то, что для нас кажется злом, для Всевышнего не имеет никакого нравственного качества. Если нет законов, то нет и нарушения законов.

Думаю, что до сих пор не мог не возникнуть вопрос: какая роль Христа в учении Кальвина? Здесь всё достаточно просто. Спаситель пострадал и искупил лишь тех, кто предопределен к спасению – малое стадо. К остальной же – большей части человечества – Крестная Жертва не имеет отношения. Именно отвержение учения о всеобщности Искупительного подвига Христа и позволяет нам кальвинистов именовать христианами лишь с большой натяжкой.

По большому счету кальвинизм можно назвать даже бесчеловечным учением. Логика рассуждений женевского реформатора приводит к абсурдным выводам, и всякий раз, заходя в очередной тупик, приходится придумывать новую уловку, для его оправдания.

Немецкий социолог и философ Макс Вебер считает, что именно кальвинизм с его учением о безусловном предопределении стал идеологическим поршнем для возникновения такого явления, как капитализм. Согласно его мнению, когда человек не знает о том, какая участь его ждет, успех в земных делах и благоденствие формируют психологическую уверенность и являются как бы внешним признаком избранности к спасению. Такой «кальвинистский капиталист» не обязательно должен осознавать этот фактор и не обязательно жить в роскоши, но тот факт, что он успешен, что у него есть определенный капитал (пусть даже лежащий мертвым грузом), помогает успокоить сознание перед лицом страшной доктрины о предопределении.

А теперь давайте вернемся к тому, с чего начинали: глубже осознаем, каким сокровищем веры обладаем мы и как должны его не только беречь, но и познавать.

Протоиерей Владимир Долгих