Служение в тюрьмах – дело тяжелое и неблагодарное, – протоиерей Виктор Яценко, глава Синодального отдела по пенитенциарной системе

– Отче, тема тюрем, заключенных особо не обсуждается в обществе…

– Общество остерегается этих людей, избегает этой темы, другое дело – христианские центры, общины, храмы, вовлеченные в это. В основном же осуществляют опеку правозащитные и общественные организации, которые получают финансовую пользу, да еще Церковь и родственники этих людей.

– Но почему-то только до тех пор, пока человек там.

– Ну да.

– Потому что эта тема перестает интересовать. А почему так происходит?

– Мы, люди, такие. Тема табуирована. Блокируют сознание и не хотят возвращаться. Конечно, есть исключения. Но это одна из самых благодатных тем, о которой и в Евангелии сказано.

– Ведь нельзя забывать библейское наставление: накормить голодного и посетить в узилище (Мф. 25:34–37).

– Эту заповедь никто не отменял.

– Никто не отменял, но почему-то не соблюдается именно ту часть, где говорится об узилище...

– Не все. К примеру, уже есть тюремные священники, или капелланы, если по-модному. Вот вы знаете отца Максима Максименко из Конотопской епархии. У нас в каждой тюрьме есть священники, которые служат уже 10-15 лет, не публично, не популяризируют свои дела. Они отцы для заключенных. У одних большая степень доверительности, у других меньшая. Но главное, что она есть… Славянское слово «темница»: темно не потому, что света нет.

– Все зависит от личности?

– Да, если исходит не финансовая помощь, то сигареты, чай… еще что-нибудь такое. Слово, характеризующее эти места, – темница: где мало человеческой доброты, тепла, откровенности. «Не верь, не бойся, не проси». Не то что мало света, лампочки мощностью 40 ватт. Фактически, это проекция ада на земле. Люди, работающие там в качестве персонала, представители общества, духовенство фактически попадают в ад на какой-то период времени.

– Кстати, мало кто задумывается об этом. Но даже охранять заключенных – значит находиться в тюрьме, в этой атмосфере.

– Без приговора суда всю жизнь.

– Ведь и этих людей тоже надо как-то реабилитировать, с ними тоже надо работать?

– Да-да. Среди работников правоохранительных органов и силовых структур наиболее гуманные люди находятся в местах заключения. Какие бы стереотипы ни устанавливало общество, тюремный надзиратель – грубый, непробиваемый. Удивляет, когда люди, пребывающие в тюремной системе, хотят кому-то помочь. Ведь их полномочия, компетенция не позволяют, но они просят за осужденных.

– Самое интересное, что они это делают часто вопреки среде. Ведь далеко не каждый заключенный воспринимает это как благо: это же «мент». Это своеобразный  крест на самом деле: помогать людям, которые могут тебя презирать за твою же помощь им...

– Ну, это целый мир, в котором тоже есть, как и в озере, щуки, караси, лягушки, сомы. Всякая живность. Обычно отзываются очень примитивно: «Что к ним ходить?! Они все одним миром мазаны». Действительно, есть те, которым нельзя из тюрьмы выходить. Они делают зло, нацелены на противозаконие. Их небольшой процент, но эти люди ужасают. Это деформированные личности. О таких говорят: горбатого могила исправит. Я вот верю, что человек может исправиться. Встречаются такие, что, может, на смертном одре исправятся и покаются, а есть люди добрые, открытые, которые непонятно как туда попали вообще. Ну, среди нас, возможно, тоже есть такие люди-авантюристы: рискуют – и пьют шампанское, второй раз рискуют – и пьют шампанское, третий раз, но на четвертый – не удается...

Для Церкви это плодотворная сфера деятельности: жатвы много, делателей мало, ведь это потенциальное общение с людьми, которые никогда в храм не зайдут. Уверен, 95% заключенных никогда в храме не были и никогда не посетят его. Поэтому есть возможность исцелить их души, пока они находятся здесь.

– И деваться священнику, получается, некуда.

– У нас все добровольно. Если человек нужный попадается, то это милость Божия для него и для священника как для катехизатора. Это все маленькие апостолы Павлы, личности пассионарные, уверенные в себе, которые смело решают все вопросы. Бог им велел. У меня бывают такие встречи довольно часто.

– А какое самое яркое обращение? Было что-то особенное?

– Бывает, люди обретают веру. Например, один из моих помощников. Нерелигиозным вера, обретенная в следственном изоляторе, помогает вынести большие испытания. Ведь самая большая пытка – неизвестность: что тебя ждет, что тебе инкриминируют, кто тебя «заказал», грубо говоря, кто за тобой следит, что от тебя хотят и чем все это закончится? А когда оглашен приговор – как полкамня с души. А если это пожизненный приговор?! Это вообще катастрофа! Поэтому мы и разделяем тюремное служение – это в узком смысле тюрьма, колония, следственный изолятор. В широком – огромное поле: это и родственники заключенных, и жертвы, и сопровождение человека, если он верующий, на свободу, попытки реабилитировать, программа по привлечению общественного внимания к проблемам заключенных. Огромнейшая работа. У нас детальные проекты еще не разработаны, мы только к этому идем. Слава Богу, есть цифры, фотографии, в колонии каждой есть комната, храмик, священник ходит, его там знают, он уже элемент жизни тюремной. Это уже хорошо. Человек, который захочет найти, отыщет. То есть уже нет жалоб на то, что какая-то колония забыта Богом, священники не ходят, иконок нет, Библии.

Сейчас другая проблема – организовать тюремное служение в широком смысле этого слова. Это работа с волонтерами, с социальными организациями, с реабилитационными центрами, с судами, что очень важно. Потому что в нашей Церкви никто не хочет работать с судами, хотя больше всего дел связано именно с ними. Нужна христианизация судов, в том числе. Примеры в мире есть. Во время судебных процессов Библия используется во многих странах.

– Можно ли сказать, что это служение в какой-то мере оправдывает народные чаяния борьбы с коррупцией, в том числе и судебной? Очеловечивание судей?

– Ну… Если судья, как элемент уголовного процесса, встречается со священником не как с частным лицом, подсудимым или свидетелем, например, а как с представителем клира, как правило, тюремным священником. Тюремного священника привлекают в различные комиссии по условно-досрочному освобождению. Священников, активно себя проявляющих в тюремной жизни, знают, и, как правило, их спрашивают, когда судья принимает решение о применении тех или иных льгот к осужденным. А как же? Если человек ходил на службы, помогал тюремной общине, то священник его хорошо знает. Если не знает, то не будет давать характеристику, потому что это потом негативно скажется на нем же. Такие неприятные случаи бывали: священники ходатайствовали, а позже всплывали тяжелые преступления...

– Можно ли сказать, что таким образом древняя функция «печалования» священством вышестоящим за страждущих реализуется сейчас на практике?

– Да. Ходатайствовать о заключенных – миссия Церкви в каждой стране. Одна из функций власти – миловать. Не только карать. И это тоже элемент тюремного служения, как ни странно.

– Нет ли проблем с конкуренцией? Церковь расколота, наверняка Вам приходится сталкиваться с представителями, например, Киевского патриархата?

– Как вам сказать…. Конкуренция, в каком виде она в миру, у нас отсутствует. Сюда попадают люди, которых уже обпотрошили. В принципе, это дело такое тяжелое и неблагодарное. Тема пиара: в армию съездить, в АТО, надеть бронежилет, сфотографироваться, пару лозунгов выдвинуть, очень жирная, смачная. В тюрьме же тебя облепливают просьбами: принеси покурить, что-то поесть. Тюремных священников немного, они все друг друга знают, в том числе инославные, и мы сотрудничаем уже давно, примерно с 1999 года, на официальном уровне.

– Под инославными имеются в виду протестанты?

– Да, мы плодотворно работаем вместе, решая социальные вопросы. Проводим акции к Рождеству, День Библии и др. Зачем? Важен педагогический подход. Если заключенный со слабой верой или неверующий видит, что два каких-то конкурирующих попа начинают между собой выяснять отношения, – это не пойдет на пользу ни Киевскому патриархату, ни нам, ни греко-католикам, ни евангельским баптистам. Потому что надо показать веру своими делами. Бывают какие-то вспышки, но они связаны с личной неприязнью. Сообщество наше небольшое, все друг друга знают. А государство – модератор, скажем так. Слава Богу, тут поступательное движение: кто нашел что-то свое, тот туда и ходит. Как правило, наши братья-протестанты экономически состоятельные, у них есть возможность привлечь людей не только словом проповеди, но и какой-нибудь «Пепси-колой». Но их нельзя за это осуждать, потому что те люди, которые получают от них передачи, готовы послушать Слово Божие, помолиться.

– В конце концов, ведь часто бывает так, что человек, придя к вере через тех же протестантов, потом приходит в православие.

– Да, есть такие случаи. Поэтому такого яркого прозелитизма нет, это неприлично.

Беседовали Наталья Горошкова,

Юлия Мягкая,

Дмитрий Марченко

Фото Сергея Герука