Двоеженец

Рассказ.

По мере того, как будешь молиться за клеветника, Бог будет открывать
тем, кто соблазнился, истину о тебе.

Прп. Максим Исповедник

– ...Смотри, смотри на него. Видишь, вон тот в тёмной куртке, с приличной лысиной. Вот он двоеженец.

– Не может быть.

– Может. Это я тебе говорю. Амиран недалеко от меня живёт, через два корпуса. Говорю тебе: в его квартире живут две жены.

– И он идёт причащаться?

– Наглость – второе счастье. Никакого страха Божьего нету.

Амиран слышал этот разговор за спиной, краснел ушами, желваки его каменели, но не сказать, не тем более опротестовывать свежеиспеченную сплетню двух прихожанок он не мог. Потому что это была горькая правда и со стороны вся его жизненная трагедия выглядела именно так.

***

– Амико, ты не должен быть таким мягким, – говорила мама маленькому Амирану в третьем классе, когда он пришел домой, корчась от боли. – Ты должен дать сдачи. Ты мужчина, и никто не должен тебя унижать. Тем более бить по лицу.

Амиран молчал и только всхлипывал. Особенно обидно было, что его обидчик, мелкий задиристый первоклассник, на две головы меньше ростом. Бил его по лицу, разбил очки, Амиран так и не смог его хотя бы отпихнуть. Вот не мог и всё. Никак.

Много воды утекло после того позорнейшего избиения. Школу Амиран вспоминал как кошмарный сон, хотя учился прекрасно. А вот поставить себя среди сверстников не мог. И жутко завидовал двоечнику Геле, который понятия не имел, чем отличается катет от гипотенузы, зато мог срезать любого насмешника одним словом или взглядом.

В институте на первом курсе Амиран влюбился в Нато, разбитную деревенскую девицу очень сомнительной репутации. Вначале Нато не обращала на робкого очкарика ни малейшего внимания, потом неожиданно переменилась к нему самым волшебным образом. Как-то Нато загнала Амирана в угол и, рассматривая в упор своим чарующе манящим немигающим взглядом, спросила:

– Любишь меня?

– М-м-м. Я… Мне кажется… Я так считаю...

Амиран вконец растерялся. Потом выпалил вертящееся на языке:

– Да.

– Так женись! – засмеялась Нато, обдавая его волной терпких, бьющих в нос духов. – Аба, не отказывайся потом от своего слова. Сейчас же идем подавать заявление.

И они пошли.

Дальше всё завертелось, закружилось с удивительной быстротой. По крайней мере Амиран ощущал свое новое положение именно так. Вот он с Нато в ЗАГСе, вот за свадебным столом, а вот уже у Нато растет с каждым днем живот, и там, внутри, растет и крепнет новая жизнь.

Мелочи быта Амиран помнил смутно. Он очень нервничал и грыз ногти в холле роддома, ходил взад и вперед, пока ему не сказали:

– У вас девочка.

В его жизни начался новый этап. В малышке Русико молодому папе нравилось все: крохотные пальчики, аккуратный ротик, редкие волосики, складочки на ручках и голубые глаза, как у Нато. Амиран убаюкивал, играл, купал дочку, а Нато была рада сбагрить ребенка с рук. Не прошло и двух месяцев, Нато перетянула грудь, чтоб избавиться от молока, и устроилась на работу официанткой. Причину озвучила банальную:

– Мне не хватает денег.

Амиран и его мама не смогли ничего сделать, хоть и пытались отговорить. Попеременно растили Русико и делали всё, чтоб Нато, возвращаясь с работы, чувствовала себя комфортно и свободно. Амиран учился и подрабатывал репетиторством.

Нато приходила домой поздно и объясняла это наплывом клиентов и частыми подменами подруг по смене.

Амиран входил в положение и всячески оправдывал жену. Ведь он не может дать ей ничего больше примитивной еды, а Нато хочется сверкать и покорять окружающих. Потому надо много денег на всякие женские штучки.

Однажды пришла эсэмэска:

– Меня не ищи. Обстоятельства изменились.

Амиран попытался дозвониться, но номера уже не существовало. И так было ясно: Нато выкинула симку и устремилась навстречу новой жизни, активно работая всеми конечностями.

Так остался Амиран с дочкой и мамой. Много работал, всячески стараясь ничем не обделить дочку, растущую без материнской любви. Русико росла и умнела не по дням, а по часам, прекрасно понимая, что может вертеть податливым папой в очках-окулярах, как перископом – во все стороны, которые ей, Русико, на данном этапе интересны.

– Папа, мне нужен новый мобильный.

– Будет, моя принцесса.

– Папа, я хотела принять участие в конкурсе красоты. Иначе буду плакать.

– В лепешку разобьюсь, но ты там будешь.

И Амиран залезал в долги, брался за разные подработки типа курсовых бездельникам-студентам, но свое отцовское слово держал железно и пуленепробиваемо. О себе не вспоминал вообще, хотя периодически получал недвусмысленные намеки от сотрудниц.

Словом, он был образцовым отцом – одиночкой, да таким, что не каждая женщина похвастается исполнением материнского долга в сравнении с силой жертвенной любви Амирана.

Числа календаря сменялись, как секундная стрелка оббегает вверенный ей циферблат. Русико уже кончала школу и готовилась стать студенткой. Неожиданно к Амирану в церкви подошел батюшка, известный своей мудростью, и протянул ему две десятиметровые свечки.

– Это мне? – удивился Амиран, поправляя очки, которые за эти годы лишь увеличили толщину стекол. Близорукость его прогрессировала.

– Тебе, тебе, – и пошел шаркающей походкой.

Амиран рассматривал свечки, а сбоку просунулась чья-то голова в косынке.

– Батюшка такое просто так не дает. Это к венчанию.

Ничего не понял Амиран. На себя он давно махнул рукой и даже думать себе запретил о чем-то таком личном. Придя домой, не нашел дочки за книгами. Позвонил и услышал радостный голос Русико:

– Папа, меня Левани украл. Думал, что ты не отдашь меня, пока институт не кончу.

Оставшись в пустом доме, Амиран загрустил, будто смысл жизни потерял. Не о ком было заботиться, готовить обеды, покупать книги и новые наряды.

Чаще стал бывать в церкви, хотя раньше ходил от случая к случаю. Там и познакомился с Ирой. И как-то всё само собой так сложилось, что через два месяца они венчались. Через год у них родились близнецы и Амиран снова почувствовал себя привычно нужным. Жизнь снова обрела смысл и знакомые краски. Так уж он был устроен. Не умел жить просто для себя.

И вот в один прекрасный день, когда Амиран и Ира укладывали своих близнецов спать, раздался звонок в дверь. Амиран пошел открывать и остолбенел. На пороге стояла Нато. Постаревшая, обрюзгшая, только глаза остались те же, со знакомой чертинкой.

– Привет. Мне ночевать негде…

Она пошла, не спрашивая разрешения, на кухню. Там уселась на тахту и закурила, осматривая обновленную обстановку.

Ира выглянула из спальни. Близнецы спокойно посапывали в кроватках.

Амирану ничего не оставалось, как представить их друг другу. Нато объявила новую реальность в их житье-бытье.

– Амиран, мне идти некуда. Ты же не выгонишь мать твоей дочери на улицу.

– Д-да живи, сколько надо, – растерялся Амиран.

Слово «нет» было самым труднопроизносимым словом в его лексиконе. Ему легче было выполнять любые просьбы, чем отвечать отказом.

Так зажили они все вместе. Амиран и Ира потеснились, сделали перестановку и выделили Нато отдельную комнату. Помещение каким-то образом моментально захламилось вещами Нато, провоняло запахом дешевых сигарет, что было для некурящего Амирана особенно отвратительно, но изменить в этом положении дел Амиран ничего не мог.

***

– …Не знаю, как объяснить это людям, – говорил Амиран своему духовнику. – Выходит, что я двоеженец.

– А ты не скорби. Главное, твоя совесть чиста, а клевету принимать – дело полезное. Епископ Феофан Затворник говорил: «Оклеветали вас... хотя вы невиновны? Надо благодушно терпеть. И это пойдет вместо епитимий за то, в чем сами себя считаете виновными. Поэтому клевета для вас – милость Божия. Надо непременно примириться с оклеветавшими, как это ни трудно». Вот и ты, Амиран, не переживай.

Мариам Сараджишвили

Теги

Теги: 

Социальные комментарии Cackle