Радонеж

Собственно, «конфликт между наукой и религией» это несущая конструкция «нового» (как, во многом, и «старого») атеизма, его основополагающий миф и основной маркетинговый инструмент.

Известнейший британский атеист Ричард Докинз лишился звания «Гуманист Года», которое Американская Гуманистическая Ассоциация присвоила ему в 1996 году,  из-за своего неосторожного твита, в котором он довольно косвенно, но все же невосторженно отозвался о трансгендерной идеологии.

Докинз написал: «В 2015 году Рэчел Донезал, белая женщина, президент NAACP, подверглась резким нападкам за то, что идентифицировала себя как черная.  Некоторые мужчины идентифицируют себя как женщины, и некоторые женщины - как мужчины. Вас подвергнут нападкам, если вы станете отрицать, что они буквально те, кем решили себя идентифицировать. Давайте обсудим это»

Его тут же обвинили в том, что он «использует науку для нападок на уязвимые меньшинства», и, несмотря на то, что Докинз бросился извиняться, говоря, что «просто поставил вопрос в исследовательских целях» его лишили этого почетного звания.

Что же, это происшествие чрезвычайно поучительно. Ричард Докинз - мегапопулярный автор, биолог по образованию и первой профессии, сделавший себе имя на пропаганде воинствующего атеизма - его наиболее известная книга, «Бог как иллюзия», вышла миллионными тиражами и была переведена на множество языков, включая русский. Он был наиболее узнаваемым лицом «Нового атеизма» - движения, включавшего еще несколько авторов, которое занималось самой язвительной критикой веры в сверхъестественное вообще и христианства в особенности.

Докинз породил множество последователей (в том числе, в России), которых, по приверженности легко узнаваемому комплексу идей, и иногда буквальным цитатам из мэтра, можно было обозначить как «докинсиан».

Вызвал он и огромный объем критических материалов, как со стороны христианских, так и неверующих авторов. Христиане обрадовались случаю подробно изъяснить и защитить свою веру, тихо радуясь, что «Новые атеисты» вернули религию в центр общественной дискуссии, и написали десятки книг. Собратья-атеисты разделились в оценках - кто-то чрезвычайно восхвалял Докинза, но профессиональные философы с раздражением реагировали на его утомительное и самоуверенное невежество в той области, о которой они имели представление - философии и теологии. Неверующий философ Майкл Руз даже заметил, что писания Докинза  заставляют его стыдиться, того, что он тоже - атеист.

Тем не менее, массовому успеху эти снобистские замечания не мешали. Острый, едкий публицистический стиль Докинза принес ему миллионы поклонников,  он был признан одним из ведущих публичных интеллектуалов современности. В тотально политкорректном мире, где никого нельзя публично ненавидеть, «новый атеизм» давал отдушину - христиан можно ненавидеть сколько угодно, никакие остроты не являются слишком грубыми, никакие наветы - нуждающимися в обоснованиях.

Играла свою роль и возможность приобщиться к миру научной и интеллектуальной жизни, не прилагая тех усилий, которых потребовало бы сколько-нибудь серьезное проникновение в предмет. Но отдадим и должное - когда Докинз переставал, с заносчивостью 15-летнего подростка, громить христианскую веру, и писал о том, что он знал и любил - о биологии - он показывал себя очень талантливым популяризатором, способным увлечь читателя.

Так или иначе, он был очень яркой общественной фигурой, мелькающей на всех экранах.

Постоянной темой его пламенных проповедей была угроза, которую религиозный фундаментализм, слепые, иррациональные верования людей, одураченных своими религиозными вождями, представляли для развития науки.

Наука готова принести - и уже принесла - неисчислимые благодеяния человечеству, но для этого нужно освободиться от ее извечного и абсолютного врага - религии. Докинз постоянно предупреждал о страшном христианском Талибане, который хочет удушить свободу научных исследований.

Собственно, «конфликт между наукой и религией» это несущая конструкция «нового» (как, во многом, и «старого») атеизма, его основополагающий миф и основной маркетинговый инструмент. Чтобы приобщиться к науке, нужно прилагать утомительные усилия, вникать в толстые книги - и «новый атеизм» успешно продает гораздо более простой способ: тупо нападай на религию (о которой ты тоже ничего не знаешь,  опять таки, по нелюбви к толстым книгам), и почувствуй себя на правильной стороне в великой битве разума и суеверия на стороне, естественно, науки.

Исторически этот миф сложился к концу XIX века и был подхвачен тоталитарными режимами ХХ-того - но глубоко укоренился в массовом сознании как что-то само собой разумеющееся, «церковники веками сжигали ученых за веру в то, что земля - круглая».

Наши, русские докинсиане  видят величайшую угрозу в кафедрах теологии в ВУЗах - полностью игнорируя тот факт, что реальные жертвы отечественная наука понесла как раз от воинственно-атеистического режима. Нашего великого биолога Николая Вавилова сгноили в тюрьме отнюдь не церковники, не инквизиторы инициировали «пулковское дело», не религиозные фундаменталисты громили «буржуазную лженауку генетику»  и «кибернетику – лжетеорию, предельно враждебную народу и науке».

Это делали адепты самого что ни на есть твердокаменного материализма и «научного атеизма», не менее чуждые всякой веры в  сверхъестественное, чем наши докинсиане.

В реальности наука страдает не от религии - а от светского тоталитаризма,  который при этом объявляет свои доктрины «научными».  ХХ век - и у нас, и в Германии, и в других странах показал это с большой силой. Адептами «нового атеизма», впрочем, это старательно игнорировалось, как и все, что не вписывается в их картину мира.

Но вот реальность - в виде очередной тоталитарной идеологии - грубо швырнула камень (и не первый) в изящный стеклянный дом «нового атеизма».

Жесткое давление на науку исходит отнюдь не от верующих людей - а от адептов вполне антихристианской идеологии, которая требует согласиться, что мужчину можно переделать в женщину (или наоборот) при помощи тяжелых гормонов и калечащих операций. Конечно, с точки зрения биологии это вопиющая чушь; как ни на чем не основанным верованием является доктрина о том, что человек может родиться с «мозгом противоположного пола».

Докинз, постоянно пишущий о том, что уж наука-то, в отличие от религии, требует подтверждать все свои утверждения эмпирически, оказался в крайне неприятной ситуации. Верность принципам, которые он так горячо провозглашал, требовала обличить антинаучную ересь; но ересь исходила от добрых секуляристов, а не от любимых врагов - верующих, да и пинать страшных христианских фундаменталистов можно совершенно безопасно,  а вот связаться с ЛГБТ...

На его ресурсе появлялись отдельные тексты его соратников в поддержку транс-идеологии, но он сам избегал высказываться определенно. В 2015 году он осторожно твитнул, что готов называть «транс-женщину» (то есть мужчину, который себя так идентифицирует) женщиной из вежливости, хотя с точки зрения хромосом, это, конечно, не так. На него зашипели, и он не стал развивать тему.

Наконец он выступил с этим, последним, твитом. Это, конечно, очень осторожный, деликатный, испуганный бунт - но он был немедленно опознан, как бунт, и все миллионные тиражи, и вся мировая известность, и все  заслуги перед партией в деле борьбы с религиозным мракобесием, не спасли Докинза от позорного изгнания из рядов гуманистов.

Это еще раз обращает внимание на то, что враг науки - совсем не религия, а идеология. Религия - во всяком случае, христианство - базируется на Божественном Откровении, и не нуждается в том, чтобы привлекать науку для своего обоснования. Науки и религия могут существовать параллельно, не конфликтуя и не сражаясь - у них нет территориальных конфликтов. Как сказано в «Основах социальной концепции русской Православной Церкви», «Научное и религиозное познание имеют совершенно различный характер. У них разные исходные посылки, разные цели, задачи, методы. Эти сферы могут соприкасаться, пересекаться, но не противоборствовать одна с другой. Ибо, с одной стороны, в естествознании нет теорий атеистических и религиозных, но есть теории более или менее истинные. С другой – религия не занимается вопросами устройства материи»

Идеология, напротив, нуждается в обслуживании со стороны науки - и в «научном» обосновании своих самых завиральных и бредовых утверждений. Ученые в этой ситуации вынуждены либо восстать, либо верно служить идеологии. Ричард Докинз достаточно богат, чтобы не бояться быть оставленным без куска хлеба, но и он ведет себя довольно робко.

А вот не столь богатые и знаменитые  научные сотрудники вынуждены десять раз подумать, перед тем, как сказать хоть что-то, что потенциально может вызвать гнев активистов, выступающих от лица «угнетенных меньшинств». А в ситуации, когда даже о врожденных и непреодолимых  различиях между полами говорить опасно, наука не может развиваться свободно. И этой свободы лишают ее отнюдь не верующие люди - а, как и до этого, адепты абсолютно светской тоталитарной идеологии.

Далеко не первый раз Церковь оказывается защитницей простого здравого смысла - и естественной союзницей науки. Нет никакого «конфликта науки и религии». Есть все тот же конфликт науки и богоборческой тоталитарной идеологии.

Сергей Худиев