ФОМА

Реальная история про боль и веру.

Возможно, кто-нибудь вслед за писателем Розановым скажет или напишет, что не видел плачущего священника, что священники «в массе своей» не плачут... Но я не просто встречаю свидетелей этих слез — я сам видел.

Впервые — в нашем храме на Прощеное воскресенье, вскоре после своего крещения.

Помню, как отец Андрей читал тогда патриаршее послание, то место, где были, кажется, слова о трудном служении священника, о его ошибках и грехах. Я все не мог понять, чего батюшка так плохо читает? Замолкает посреди фразы, стоит, переминается, молчит секунд десять, потом продолжает читать — опять с заиканием...

И вдруг я увидел, почему он так плохо читает. Все увидели... Мы все тогда плакали в разграбленном, покрытом трещинами здании старой церкви. Возможно, о том, сколько здесь (и в жизни) нужно отстроить заново, сколько еще пережить, вместе и поодиночке...

Второй раз это было года три спустя, совершенно в другом месте.
Там настоятели менялись, потому что надрывали силы, почти в одиночку воссоздавая то, что когда-то являлось громадным храмом и где теперь были голые стены, трубы, тусклые лампочки... и почти не находилось людей, способных оказать священникам помощь.

И вот, помню, как «очередной» настоятель плакал, сидя на кровати, в предназначенной для него комнатке. Он только повторял, что я не должен брать у него благословения: «Разве можно целовать мне руку, когда я вон какой... никчемный?»

Помощник, которому он доверился, оказался авантюристом, в «двадцатке» шли ссоры по поводу матушки (жены священника), да к тому же каждую службу его мучила боль — почечные колики (он, однако, никогда не оставлял и не отменял богослужения!)...

Да у него было еще пять, десять причин плакать! Этот большой, казавшийся прихожанам лихим и вечно двигающимся «колобком», священник нес такой крест, что я смотрел на него и не мог понять, как может один человек сдвинуть такую массу дел и остаться жив...

Сейчас над храмом купол, иконы вставляют в новый иконостас, дети ходят в воскресную школу...

Я всегда буду помнить его слезы.

Владимир Гурболиков