Православие.Ru

Когда мой старший сын попал в компанию «трудных подростков» и был поставлен на учет в комиссии по делам несовершеннолетних, для меня, девочки из благополучной семьи и считавшей свою семью благополучной, это было шоком. Как же так?

Ведь «там» дети родителей-алкоголиков, тех, кто внимания не обращает на своих чад, кому всё равно, что из них вырастет. А у нас же и уроки, и походы, и развивающие занятия… – чего только не было. Первые ужасы осознания ситуации прошли, и встал вопрос: что с этим всем делать? Терять ребенка, который стремительно скатывался в самую бездну, мне совершенно не хотелось. Я готова была биться за него даже против его воли, но не знала как. Конечно, я начала искать советов психологов, священников, друзей, которые очень часто были и тем, и другим, и третьим в одном лице. Статьи в интернете, записи на консультации и т.д. и т.п. Когда меня спросили, как я пережила подростковый возраст сына, я ответила: «На успокоительных и таблетках от давления». И это было чистой правдой.

Я ходила по улицам разных городов, а езжу я много, и смотрела на эти стайки громких, ярких, глупых, вызывающе себя ведущих галчат, которые провоцируют повышенное к ним внимание, предъявляют претензии и ставят такие запросы, что волосы дыбом встают, и думала: терпеть не могу подростков. Господи, как же мы-то выросли? А мы же выросли. Действительно, времена были другими. Было как минимум общественное порицание, когда выругаться матом на улице, при женщинах считалось совершенно недопустимым поступком, который тут же пресекался всеми окружающими. Опять же путь в будущую взрослую жизнь был почти полностью прописан с самого рождения. Садик, школа, где октябренок-пионер-комсомолец. Потом техникум, институт, работа по трудовой книжке, свадьба в столовой или кафе «Ромашка», двое детей, пионерлагеря, отпуск раз в год на море, квартира-машина-дача, достойная пенсия и гранитный памятник на кладбище. Всё чинно-благородно, и хотя и есть некоторые вариации, но при должном усердии ты пройдешь по этому пути до самого конца, не сразившись с особенными бурями.

Сейчас от всех этих четких линий не осталось даже кафе «Ромашка», не говоря уже о достойной пенсии и пионерлагерях. Родители борются за жизнь и материальное благополучие по всем законам социал-дарвинизма, и дети тут являются обузой, пережитком прошлого. Они, конечно, родились, и теперь как-то неприлично от них избавляться. Но купи им то, что они просят, разреши им делать то, что они хотят, – и как будто бы их в твоей жизни нет. И если младшие школьники еще как-то от тебя зависят – суп, например, сами не сварят и штаны могут задом наперед надеть (что в школе про вашу мать-то скажут?!), – то подростки уже вполне могут себя обслужить самостоятельно, а суп им и даром не сдался. Если учатся более-менее, хотя бы на тройки, то можно вообще ни о чем не беспокоиться. Ну, а когда двойки да выпивка в подъездах, разбитое окно учительской и ночевка на чердаках – это обязаны уже отцы с ремнем вмешиваться. Или соцслужбы. Им за это деньги платят.

Это всё, конечно, не от хорошей жизни. А от очень нехорошей. Когда весь мир с ног на голову встал и пытается что-то из себя выпучивать человеколюбивое и либерально-ориентированное. Но как что толковое выпучишь, если человек человеку волк, а в школе растят потребителя, а не творца? И получается раскоряка, потому что дети-то выросли потребителями, безусловно. В этом мы достигли колоссальных успехов. Только вот беда: потребители не любят трудиться. Им надо сидеть в офисе, получать зарплату, да побольше, и потреблять. Но до этого надо еще дожить, потом доучиться, а пока ты подросток, до которого никому нет дела, а когда есть, так лучше бы и не было, и тебе нужно от жизни всё, а над тобой только зудят взрослые зануды, престарелые 30-летние «старики» и «старухи», закосневшие в своих правилах.

Одним из самых полезных советов, услышанных мною от нескольких человек, был совет «отпустить» ситуацию. С точки зрения православного священника, это было полагание на Божию волю. Вы не представляете, как это страшно и сложно – отдать своего ребенка Тому, Кого и пощупать-то нельзя? Что это такое, когда ты стоишь в церкви перед иконой, а твое чадо, твоя кровинушка где-то пьет водку из горла, курит в общественном месте и нарушает общественный порядок, согласно каким-то статьям административного и почти уже уголовного кодекса? С тобой плечом к плечу молятся те, кто знает твоего сына. Кто видел, как он из очаровательного малыша становился мальчишечкой-первоклашкой, потом взрослел-взрослел и вдруг вырос таким оболтусом. Кто знает о силе молитвы много больше тебя, и потому их упование сильнее твоего, а твоя сила только в том, что ты мать и «много бо может молитва матерняя».

С точки зрения психолога, это было разъяснение нежелания разрывать пуповину, связывавшую меня с сыном. Ведь, действительно, он вырос и умеет очень многое. Социализирован по полной программе: без копейки денег проедет страну вдоль и поперек, найдет подход к любому, заплатит квартплату на почте, разведет костер, пришьет пуговицу и сварит суп в котелке, сделанном из старого чайника с отбитым носиком. А для тебя он всё еще тот, кому каждые три часа надо менять подгузник, следить за стулом, не пучит ли животик, и купать в слабом растворе марганцовки. Это тоже требует колоссальных усилий – отцеплять. Отцеплять от него свои якоря и крючки, которыми ты держишь его на крепчайшей привязи. Не звонить каждые пять минут: «покушал?», «носки переодел?», «выключил свет в туалете?», «сделал на завтра алгебру?»… Ему сильно больше 14 лет, целых 15 (16–20), и он уже не отрок, он взрослый человек. Хочешь взрослости – бери. Приходи ко мне в любой момент: я твоя мать. Накормлю, напою, обогрею, уколы в попу поставлю. А потом снова – во взрослую жизнь, куда ты и стремился.

Друзья тоже говорили: ты слишком на него давишь, ты его подавляешь. Ты из лучших побуждений не даешь ему вздохнуть. Не лезь – он разберется сам. Позволь ему совершать свои собственные ошибки – на этом и построен режим обучения. Вы представить себе не можете, чего мне это стоило. Но оно того стоило, ведь вот он, мой сын, живет своей жизнью вдали от матери, но не теряет с ней контакт. Обменивается фотками, спрашивает каких-то бытовых советов, говорит, что заболел или что поругался со своей девушкой. И ты постоянно сдерживаешь себя, чтобы не побежать туда к нему и не сделать всё «как надо». Но зато когда приезжаешь к нему в гости – явно виден след неумелой уборки на тему «завтра к Пете приезжает мама, и нужно срочно выбросить весь компромат», и это радует.

Так вот, всё это вступление было для того, чтобы рассказать, что когда я начала биться за сына в правильном направлении, я была вынуждена начать общаться с теми, кого терпеть не могла, – с подростками. Мало того, это были те самые трудные подростки из комиссии, матерящиеся, познавшие многие грехи уже в таком юном возрасте, не ставящие ни во что опыт взрослых, совершенно пренебрежительно разговаривающие с нами, матерями. Но ситуация уже сложилась, изменить ее не было возможности, и надо было работать с тем, что имелось в наличии.

И я начала слушать. Это ужасно, друзья мои. Большая часть подростков – это глубоко несчастные создания. Они не нужны никому на свете. Те же соцслужбы занимаются ими только для соблюдения отчетности и более-менее сохранения общественного порядка. Сейчас я не хочу никак очернить службы этих женщин-соцработников, но у них совершенно неподъемный вал работы, и на них, в свою очередь, тоже всем наплевать – социал-дарвинизм, не забываем. Возможно, так Господь управил, возможно, дали результаты мои увлечения книгами Макаренко, а я в свое время читала три раза подряд его «Педагогическую поэму», но я нашла подход к этой группе агрессивно-пренебрежительных детей-взрослых. Им нужна от нас честность. Это, собственно, 90% успеха. Ты должен быть честен по отношению к ним и требовать такой же максимальной честности по отношению к тебе.

Ты говоришь: «Слушай, парень, ты, конечно, очень взрослый в свои 12 лет, но ты ведь не умеешь сам себя обслужить. Так почему ты предъявляешь претензии матери, которая хотя и пьет, но только исключительно из-за тебя работает на двух работах поломойкой, чтобы ты раз в неделю съел тарелку щей? Вот как умеет, так и работает, ты-то чем ее превзошел? Хочешь отделиться – так давай выучись, это твой путь во взрослую жизнь с самостоятельным доходом и тем образом жизни, которого ты, как говоришь, достоин. А пока заткни свой фонтан, доставай учебники и не ленись сделать домашку. И помни: вся твоя взрослая жизнь будет состоять из общения по большей частью с неприятными людьми. Поэтому учись договариваться, а не вставать в позу, учись убеждать, идти на компромиссы и говорить “нет” тем, кто хочет от тебя плохого».

Девочки, такие все независимые, подсаживались ко мне и рассказывали, как рисуют розовых единорогов и как мама их не обнимает. «Обними маму сама, – говорила я им в ответ. – Я, как мать, тебе говорю: устаешь так, что пальцем пошевелить не можешь. И когда твоя любимая дочь встретит тебя не хмурым взглядом, а обнимашками и заваренным чаем (пакетик “Принцессы Нури” вполне сойдет), это пусть не на первый, но на десятый раз растопит материнское сердце. И опять – учись договариваться, слушать, понимать других. Учись, учись, учись. Потому что ты вырастешь и сама встанешь на их позицию». «Нет, – отвечали они мне, – я никогда не буду поступать так, как она!» Будешь, конечно, будешь! Вся человеческая история состоит из таких повторений.

Всё, что нужно человеку в первые два часа общения с кем бы то ни было, – быть выслушанным и принятым. Из хмурых и замкнутых подростков постепенно выливается такая боль, которую они и сами не осознают. Эти дети потом готовы ради тебя расшибиться в лепешку, что означает, на самом-то деле, не материться в присутствии тети Тани, убрать окурки и вымыть посуду. Они понемногу начинают заботиться друг о друге, в чем-то простом помогать. Это всё очень медленно и со скрипом и постоянно дает сбои. Но замшелое это колесо хоть как-то начинает двигаться. Им очень трудно, потому что никто не приучал их к труду – ни по дому, ни в учебе. Мало кто из них знает о гигиене как таковой. Мыть руки перед едой и ежедневно чистить зубы – это ведь то, чему должны учить родители и что должно стать рефлексом, без которого некомфортно дальнейшее существование. Они не умеют заправлять кровать и готовить простейшие блюда. Те же макароны у них постоянно пригорают, не говоря уже о рисе (совет: варите гречку!). Они не читали базовых книг, дающих картину мира в юном возрасте. Про стихи я уже вообще молчу. Не смотрели хороших фильмов, в том числе и старых советских, но зато в любой ситуации цитируют какого-нибудь Бамблби, хотя у этого Бамблби за все серии фраз пять, наверное, наберется. И главное: они не повзрослели к тому моменту, когда уже хотят взрослой жизни. Они страшно нуждаются в контактах и привязанностях, потому что недополучили этого в детстве. И пока не напьются этого сполна и сверх нормы, не отпочкуются во взрослую жизнь.

И вот такая я сижу, значит, в гостях у сына. В одной комнате музыка грохочет (в пределах допустимых децибел), в другой на балконе толпа галдит о каком-нибудь концерте группы с жутковатым названием. На кухне дым коромыслом: ребята стараются удивить меня своим кулинарным мастерством. И постоянно кто-то подбегает и рассказывает о чем-то. И я сижу и думаю: ну вот как их не любить, подростков этих? Они же такие клёвые!

Татьяна Иванова