Парадоксальным образом, верующие выражают осторожность, атеисты — непоколебимую веру.

Я помню некоторый шок, который я испытал, взглянув на репродукцию Лика Плащаницы и задумавшись над тем, что все это — на самом деле. Я уже был верующим человеком — я ходил в церковь, я читал много богословской литературы, я даже активно проповедовал друзьям и знакомым. Но приобрести систему взглядов (даже если ты ей вполне искренне привержен) и осознать реальность Личности, которая стоит в центре всей этой системы — не одно и то же.

Это как читать про океан — и упасть в Океан, подняв тучу брызг. Я, разумеется, на тот момент не сомневался, что Человек, который проповедовал в Иудее около двух тысяч лет назад — воплощенный Бог и Спаситель. Но Плащаница побудила меня принять реальность всего происшедшего, скажем так, на другом уровне серьезности.

Утрачу ли я этот свой опыт, если мне обоснованно докажут, что Плащаница — это именно Икона, и она написана столетия спустя после Евангельских событий? Нет.

Есть люди, которые обратились к Богу под влиянием произведений религиозного искусства — например, британский журналист Питер Хитченс, брат знаменитого атеистического автора Кристофера Хитченса, пишет о том, что в молодости был таким же ожесточенным атеистом, как и его брат. Но потом он пришел к Богу — причем одним из самых сильных влияний на этом пути был триптих художника XV века Рогира ван Дер Вейдена “Страшный Суд”.

Если Плащаница — это произведение художника, то произведение гениальное, странное и удивительное. Если Бог коснулся меня — как и многих других людей — через него, то это, по своему, естественно.

Другое дело, что, в свете всего, что я пока знаю, я склонен считать Плащаницу тем самым, подлинным полотном, в которое св.Иосиф Аримафейский обернул тело Господа. Прежде всего, потому что никакой правдоподобной реконструкции техники, к которой прибегнул предполагаемый средневековый художник, чтобы получить такое изображение, я пока не видел.

Любые усилия скептиков опровергнуть подлинность Плащаницы страдают от одной и той же проблемы. Они заранее определили для себя результат — как школьник, который посмотрел ответ в конце учебника. Теперь ему каким угодно образом нужно добиться именно этого, заранее известного результата. Так и для материалистов Плащаница просто обязана быть иконой, картиной, произведением безвестного средневекового гения — но ни в коем случае не подлинной. Этот вариант сразу запрещен.

Это как с одним громким уголовным делом — когда виновные объявлены заранее, и миссия следствия и всех возможных следственных экспертиз состоит в том, чтобы указать именно на них.

Вера дает нам, в этом отношении, свободу. Мы не обязаны заранее занимать ту или иную позицию относительно подлинности Плащаницы. Это не догмат веры, есть христиане, которые не считают ее подлинной.

Поэтому мы (в отличие от материалистов) свободны смотреть туда, куда указывают данные — и, насколько я могу судить, они указывают на то, что Плащаница — та самая.

Но в этом вопросе может оставаться неопределенность — мы, верующие люди, можем сомневаться.

Это материалист вынужден жить в герметической, наглухо закупоренной вселенной, в которой никаких сверхъественных событий не может быть потому что не может быть никогда. Перед тем, как научиться верить, ему придется научиться сомневаться. И это очень важный навык.

Сергей Худиев

ФОМА