«Уход в катакомбы» стал прямым последствием «войны на уничтожение» Православия.

Деятельность в СССР представителей различных нелегальных (катакомбных) течений и групп Православной Церкви, основную часть которых составляли представители «Истинно-Православной Церкви» (ИПЦ) и «истинно-православные христиане» (ИПХ), – особая драматическая страница истории отечественного Православия. Основным источником изучения поучительного исторического опыта этого явления выступают оперативные и архивно-следственные дела органов госбезопасности СССР. Показательная ситуация, заслуживающая внимания современников, сложилась именно на территории Украинской ССР – одном из ведущих регионов распространения нелегальных православных общин.

Наставники в катакомбах

Несмотря на гонения и приговоры, активизацию с 1933 года политики властей по ликвидации в СССР Православия как конфессии, различные группы «православного андеграунда» продолжали действовать. Во многом стержнем катакомбников стали монашествующие ликвидированных обителей, включая Киево-Печерскую Лавру. Известно, например, что одной из опор ИПЦ Киева, Украины и даже родной Грузии выступал проживавший в Китаевской пустыни и на частных квартирах схиархиепископ, ныне прославленный в лике святых, Антоний (Абашидзе). В известной книге профессора Ивана Никодимова «Воспоминание о Киево-Печерской лавре (1918–1943 гг.)» писалось: «Жил архиепископ на частной квартире, на Козловской улице. Славился он своей необыкновенной простотой и сердечностью. Бывали у него люди самых разнообразных взглядов и убеждений, и владыка всех без различия привлекал своей необыкновенной обаятельностью. Неизменно тактичный, гостеприимный хозяин и интересный, всесторонне сведущий собеседник, он умел занять гостей, охотно прощая им неловкости поведения, сглаживая резкие поступки и ко всем относясь с истинно христианской снисходительностью».

В 1933 г. владыку приговорили к 5 годам лишения свободы условно и освободили после трех недель заключения в Лукьяновской тюрьме. Кстати говоря, не выявлено никаких подтверждений легенде о «заступничестве» за владыку Генерального секретаря ЦК ВКП(б) И. Сталина (учился в Тифлисской духовной семинарии в бытность отца Димитрия (Абашидзе) инспектором этого учебного заведения [1]).

Характерным примером объединения православных нонкоформистов может служить община иеромонаха Эразма (Прокопенко Елисея Онуфриевича, 1870–951). Постриженный в мантию в 1911 г. насельник Киево-Печерской Лавры, с 1928 г. создал и окормлял группу верующих и монахинь закрытых киевских обителей (купивших и отремонтировавших ему полуразрушенный дом в Киеве). В 1933 г. был осужден к 3 годам лагерей. В июне 1946 г. осужден к 10 годам ИТЛ как руководитель нелегальной группы ИПЦ в Ирпене. Умер в больнице ИТК-49 МВД в Фастове [2]. В январе 1933 г. послушница Александра Толстых «явилась в ГПУ и рассказала всё, что знала об организации Эразма». Ее признания дали «основание» сформировать групповое дело «тайного монастыря в Киеве» под руководством иеромонаха Эразма (Прокопенко), по которому в ноябре 1932 г. в Ирпене вместе с ним арестовали семнадцать монашествующих. В феврале-апреле 1933 г. задержали еще десять человек, и «признания» некоторых арестованных дали возможность следствию обвинить участников «организации» иеромонаха Эразма как «участников Киевского филиала Всесоюзной контрреволюционной монархической организации церковников».

«В беседах своих Эразм, – свидетельствовали фигуранты дела, – кроме религиозных тем, говорил еще о необходимости борьбы против власти антихриста как постом, молитвой, так и физически. В частности, он говорил, что людей, наносящих вред вере, не грех уничтожить совсем… С 1924 года Эразм начал переписку с митрополитом Антонием Храповицким, находившимся в Румынии… говорил нам, что первый наш пастырь есть Антоний, бывший митрополит Киево-Печерской Лавры, теперь он в Румынии и пишет ему, чтобы он крепил христианскую веру, борясь против безбожия, чтобы объединял народ во Христе и готовил к борьбе за возвращение нам наших обителей». По словам самого отца Эразма, «с Советской властью у меня главные разногласия по вопросу религии, так как Советская власть не признает Православной Церкви, а посему я не могу признать Советскую власть».

После освобождения иеромонах Эразм вернулся в Ирпень, стал совершать тайные богослужения, изредка принимая преданных людей. Монахини продолжали изготовлять крестики, иконки, одеяла и покрывала, ходить по селам и продавать их, а полученные деньги вносить в общую кассу. По указанию Эразма в Ирпени были куплены новые дома, община постепенно разрасталась, к ней присоединялись оставшиеся на свободе из других общин ИПЦ. В конце 1930-х гг. община Эразма в Ирпене, Киеве и области насчитывала около 140 участников [3].

Тайные монастыри

В начале 1944 г. контрразведчики по данным агента «Попова» ликвидировали т. н. церковно-монархическую организацию (свыше 20 участников), действовавшую под видом ставропигиального монастыря под руководством архимандрита Михаила (Костюка) [4]. «Группа Костюка» имела «филиалы» в Сталинской (Донецкой) и Ворошиловградской областях. Себя о. Михаил именовал «самодержцем Всероссийским» и «патриархом Всея Руси», а его помощница схиигуменья Михаила – «великой княгиней Елизаветой» [5].

Согласно оперативно-следственным материалам НКВД-НКГБ, упомянутая монахиня Михаила создала «церковно-монархическую» нелегальную группу в Киеве еще в 1924 г. Располагая значительными денежными средствами, схиигуменья Михаила приобретала на подставных лиц дома на окраинах Киева, куда поселялись ее единомышленники, заключались фиктивные браки и трудоустройство. Со временем образованная таким способом община стала основой самочинного «ставропигиального монастыря». 

Что же касается М. Костюка, то, работая врачом в больнице Киево-Печерской Лавры, он познакомился со схиигуменьей, в 1919 г. поступил на богословский факультет Петроградской духовной академии. С началом массовых арестов монашествующих Лавры по указанию схиигуменьи Михаилы её насельники рассредоточились по частным домам в Киеве и его пригородах. Сама игуменья поселилась с пятью монахинями в селе Борщаговка под Киевом, здесь архимандрит Михаил стал проводить тайные богослужения. В 1929 г. был матушкой Михаилой «помазан на царство» и почитался экзальтированными адептами как «самодержец Всероссийский» и «Патриарх Всея Руси».

К декабрю 1930 г. по указанию архимандрита Михаила монахи и монахини, живущие в Киеве и Ирпене, оформились на предприятия и в государственные учреждения, вступили даже в профсоюзы, чтобы создать для окружающих «видимость светского образа жизни». Для этой же цели архимандрит Михаил предложил большой группе послушников и монахов из сел Киевской и других областей перебраться в Киев и Ирпень и оформиться рабочими на заводы, фабрики и железную дорогу. Все работающие должны были ежемесячно передавать в монастырскую кассу десятину, хотя в дальнейшем большинство передавало до 2/3 своего заработка. На эти средства руководством тайного монастыря было куплено пятнадцать частных домов, где поселились насельники обители, которая постепенно разрасталась; приобреталась также церковная утварь, имущество для монастыря, продукты и одежда.

Кроме того, в селе Зайцево Донецкой области существовала большая община во главе со схиигуменьей Серафимой, в ней было более ста монахинь, в основном из бывшего женского монастыря. Раз в году в Киев оттуда привозились продукты и часть средств от доходов общины. Схиигуменье Михаиле помогала и игуменья Василиско-Златоустовского женского монастыря, ежегодно она отчисляла 10 % от своих доходов для передачи Михаиле, и до 1938 г. в Киев привозились подарки и деньги. С 1938 г. молодые монахини тайного монастыря по указанию архимандрита Михаила стали официально регистрироваться в «браках» с молодыми монахами, что позволяло прописывать новых членов общины в домах [6].

После смерти монахини Михаилы в 1939 г. Костюк перенял полностью бразды управления нелегальной группой ИПЦ. Разумеется, существование общин ИПЦ не осталось вне внимания органов ГПУ-НКВД. В 1931 г. было возбуждено уголовное дело на 140 адептов ИПЦ. Велись агентурные разработки «Кроты» и «Отшельники» на киевское подполье ИПЦ, реализованные в 1939–1940 гг. осуждением свыше 10 его участников (в т. ч. к 10 годам лагерей – 8 человек) [7].

В 1940 г. Костюк возглавил «нелегальный ставропигиальный монастырь» в Киеве. В города и села Киевской и других областей для сбора пожертвований и проповедования истины о «великих старцах» ИПЦ направлялись монашествующие с просфорами, святой водой, портретами схиигуменьи Михаилы как «святой, чудотворной, прозорливой, чистосердечной и всевидящей» и фотографиями архимандрита, распространяемыми среди экзальтированных верующих как «благословения батюшки Михаила».
Во время оккупации М. Костюк открыто служил, зарегистрировал «ставропигиальный монастырь» в созданной оккупантами Городской управе. Богослужения в церкви Всех Святых привлекали все больше верующих, среди них были представители технической и творческой интеллигенции, профессура, увеличился поток верующих из провинции, привлеченных распространявшимися слухами об архимандрите Михаиле как «целителе» и «святом старце».

В 1943–1944 гг. арестовали 28 человек из окружения Костюка (в основном монахинь), из тайников монастыря было изъято 26 печатей и штампов, сделанных художниками общины, которые использовались при изготовлении документов. Оставшиеся на свободе насельники монастыря пытались помочь арестованным, искали возможные пути освобождения архимандрита Михаила, стремились передать информацию о том, что он во время оккупации прятал в подвале церкви Всех Святых крещеных еврейских детей и «раскаявшихся» коммунистов, спасал молодежь от угона в Германию.

Поначалу архимандрит Михаил дал о себе ложные данные по одному из фальшивых паспортов. Допрошенные родственники пытались представить его душевнобольным и фантазером с манией величия. «Но откровенные и аргументированные ответы Михаила на вопросы следствия не оставляли никаких шансов на признание его душевнобольным. Во время следствия его жестоко избивали, о чем позднее рассказали выжившие после лагеря монашествующие». На допросах он заявил, что «принадлежит к Древне-Соборной Православной Кафолической Епископской Церкви», богослужения в монастыре совершались по монастырскому Уставу, подтвердил, что поминовение императора Николая II во время богослужений делалось им сознательно, так как он «по убеждениям монархист и не признает советскую власть как отрицающую Господа и преследующую верующих» [8].

В обвинительном заключении значилось, что Костюк «организовал антисоветскую монархическую группу»; «проводил антисоветскую пораженческую агитацию, «предсказывая гибель Советской власти и установление на территории СССР царской монархии». Ему же инкриминировалась «тесная связь с представителями карательных органов немецких властей, от которых он получал задания выявлять советских партизан», эти показания дал уже осужденный переводчик в гестапо, привезенный из лагеря на очную ставку с ним. Архимандрит Михаил виновным признал себя лишь в том, что, «как руководитель тайного Киевского ставропигиального монастыря, на протяжении многих лет лично проводил активную монархическую работу против Советской власти». 21 декабря 1944 г. его расстреляли.

Поражу пастыря…

Примером алгоритма оперативной работы против «церковников-монархистов» (один из чекистских синонимов «непоминающих») служит циркуляр «Об агентурно-оперативной работе по церковно-сектантской контрреволюции», подписанный 10 января 1936 г. начальником Секретно-политического отдела Главного управления государственной безопасности НКВД СССР, комиссаром госбезопасности 2-го ранга Георгием Молчановым [9]. Агентурные и следственные материалы, говорилось в документе, свидетельствуют о «значительно возросшей контрреволюционной активности церковников и сектантов, росте подполья, восстановлении организационных связей и безусловном наличии руководящих центров». Особую обеспокоенность вызывали возвращавшиеся к служению епископы и священники («нелегалы-профессионалы», как их именовали чекисты).

Им, по сути, автоматически вменяли опасную антигосударственную деятельность, создание «церковно-монархического подполья», что придавало делам и их «фигурантам» «контрреволюционную окраску». В циркуляре предписывалось вербовать «свежую агентуру из числа церковно-сектантских руководителей» (в том числе в местах лишения свободы), брать в оперативную разработку «всех церковников и сектантов», вернувшихся из ГУЛАГа. Ставилась задача «не оставлять не репрессированными ни одного участника контрреволюционного подполья».

Обвинения создании «церковно-монархического подполья» оставалось одним из основных средств фабрикации дел против православного епископата. Так, в меморандуме Транспортного отдела Управления госбезопасности (УГБ) НКВД УССР (январь 1934 г.) главе НКВД республики Всеволоду Балицкому [10] говорилось, что подразделением велась агентурная разработка «Подъем» по группе участников «Истинно-православной церкви» (ИПЦ), в  руководство которой якобы входили епископ Белгородский Антоний  (Панкеев), недавно вернувшийся из сибирской ссылки, архиепископ Курский и Обоянский Онуфрий (Гагалюк, расстрелян по одному приговору с упомянутым епископом Антонием 1 июня 1938 г.).

Чекисты утверждали, что в «организацию» входил и Экзарх Украины, митрополит Константин (Дьяков). Арестованный в феврале 1935 г., епископ Белгородский Антоний твердо заявлял на следствии, что к ИПЦ ни он, ни один из священников Белгородской епархии не примыкали. Виновным себя не признавал, не согласился дать «обличительных» показаний ни на кого. Однако даже упомянутые им как участники круга сослужения и общения архиереи (включая митрополита Константина) сразу же трактовались чекистами как члены «антисоветских организаций». Трагическая участь постигла и других фигурантов дела «Подъем» – епископов Макария (Кармазина, расстрелянного в декабре 1937 г.), Стефана (Андриашенко, по официальным данным, умершего в лагере в 1941 г.) и других священнослужителей.

Еще дальше пошло Днепропетровское УНКВД: в отчете за второе полугодие 1937 года Церковь трактовали как «ярко выраженную организацию фашистского типа, не брезговавшую никакими средствами в борьбе с Советской властью». Местоблюстителя, митрополита Сергия, объявляли «связанным с фашистскими кругами Японии, Германии, Польши и Литвы». Митрополит Константин представал «руководителем контрреволюционной организации церковников на Украине, поддерживающей связь с заграничными фашистскими кругами через личного секретаря, который был связан с польским и германским консульствами в г. Киеве» [11].

В домашнем кругу

В 1937–1938 гг. был нанесен новый удар по ИПЦ и ИПХ, в это время выявлялись скрывавшиеся в подполье священнослужители и уничтожались отбывавшие сроки заключения руководители антисергиан. Попутно отметим, что только с 1 июня 1937 по 4 января 1938 г. среди 177 350 арестованных в УССР «врагов народа» насчитывалось 7245 представителей «церковно-сектантской контрреволюции», из которых 6112 граждан осудили внесудебные органы НКВД УССР, к июлю 1938 г. эта категория пополнилась еще 1587 арестованными) [12]. Однако, несмотря на все гонения, деятельность «истинно-православных» продолжалась. При этом система государственного преследования верующих, набирая обороты, еще более укрепляла протестные настроения и социально-психологическое неприятие советской власти со стороны ИПЦ и других катакомбных течений, равно как и их враждебное отношение к «легальной» Московской Патриархии.

Чекисты старались держать под пристальным контролем вынужденно проживавших в миру монахов и лишенных приходов священников, распространившееся, в силу безвыходных обстоятельств, явление служения и совершения таинств в домашних условиях. Об этом, в частности, идет речь в докладной записке (20 апреля 1937 г.) Киевского областного управления (КОУ) НКВД наркому В. Балицкому «Об агентурно-оперативной деятельности VI отделения IV отдела КОУ (церковно-сектантская контрреволюция)» [13]. Документ также фиксирует «заметное усиление деятельности церковников и сектантов в 1936 и первом квартале 1937 года» (т. е. в период обсуждения проекта и принятия Конституции СССР, ее изучения на местах). Отмечалось, что изгнанные из Киева в ходе «паспортизации» священники, монахи, проповедники осели в Житомире, Черкассах, Белой Церкви, Умани и других городах области (в её тогдашних границах), проводят «энергичную организационную работу» среди верующих, призывая их направлять конституционно обоснованные обращения в местные органы власти и ЦИК (предтечу Верховного Совета) УССР с просьбами об открытии ранее закрытых храмов (только в 1936 г. по области – 336) и свободы отправления религиозных обрядов.

В качестве одного из примеров в другом документе приводился Велико-Висковский район (современная Кировоградская область), где «поп Семенов», псаломщик Витвицкий и староста Примишко в доме колхозницы Саенко провели трехдневное моление и крещение детей дошкольного возраста. Прибывшим разгонять моление представителям сельсовета оказали сопротивление и подчеркивали, что действуют по новой Конституции.

По существу, Православную Церковь жестокими гонениями загнали в подполье, хотя при этом в закрытых информационных материалах НКВД УССР констатировался высокий уровень религиозности населения и распространение вынужденных форм «нелегального» богослужения. В отчете об оперативно-служебной деятельности НКВД-НКГБ УССР за период Великой Отечественной войны отмечалось, что к 1941 г. «значительное количество попов, особенно монахов и монахинь, несмотря на свой формальный отход от церковной деятельности, а также сектантские авторитеты продолжают свою нелегальную деятельность, группируют вокруг себя антисоветски настроенную часть верующих, оборудуют нелегальные церкви, отправляют богослужения и выполняют различные религиозные требы» [14].

Дмитрий Веденеев, доктор исторических наук

Литература:

1. См.: Слепынин О. Из Грузии с верой, или Пересечение параллелей. Зеркало недели. 2005. 27 мая.
2. Рылкова Л. П. Биографические сведения о братии Киево-Печерской Лавры, пострадавшей за Православную веру в 20 столетии. К.: Феникс, 2008. С. 194–199.
3. Осипова И. И. Обзор следственных дел по «к.-р. организациям ИПЦ» на Украине [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://pandia.ru/text/77/192/20200.php
4. Костюк Михаил Васильевич (1892, Киев – 1944). В 1908 г. окончил Киевскую военно-фельдшерскую школу, в 1909 г. сдал экзамен об окончании кадетского корпуса генерала графа Муравьева-Амурского в Хабаровске, в 1910 г. поступил в университет в Благовещенске, в 1914 г. мобилизован в армию с четвертого курса, после ранения вернулся в Киев, работал в госпитале и одновременно учился на медицинском факультете Киевского университета, окончив его в 1918 г. В 1919 г. принял монашеский постриг, в августе 1922 г. был рукоположен в иеромонаха в Никольском монастыре Киева.
5. Щелкина Елизавета Федоровна (1862–1939). С семнадцати лет – послушница Антолептовского монастыря под Двинском. Окончила земскую фельдшерско-акушерскую школу в Ровно, работала помощницей, затем заведующей монастырской больницей. В 1889 г. пострижена в мантию с именем Мария. В 1900 г. медсестра в составе русской экспедиционной армии в Китае, в 1904–1905 гг. – участница Русско-японской войны, по возвращении игуменья Антолептовского монастыря. С 1906 г. в Феодосиевском подворье Киево-Печерской Лавры. В 1917 г. приняла схиму с именем Михаилы.
6. Осипова И. И. Обзор следственных дел по «к.-р. организациям ИПЦ» на Украине [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://pandia.ru/text/77/192/20200.php
7. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 511. Л. 28.
8. Осипова И. И. Обзор следственных дел по «к.-р. организациям ИПЦ» на Украине [Электрон. ресурс]. Режим доступа: http://pandia.ru/text/77/192/20200.php
9. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 255. Л. 27–30.
10. ОГА СБУ. Ф. 16. Оп. 1.Д. 32. Л. 1–3.
11. ОГА СБУ. Ф. 16. Оп. 30. Ф. Д. 68. Л. 152.
12. ОГА СБУ. Ф. 42. Д. 312; Бажан О. Репресії серед духовенства та віруючих в УРСР в часи «великого терору»: статистичний аспект // З архівів ВУЧК-ГПУ-НКВД-КГБ. 2007. № 2. С. 15–17.
13. ОГА СБУ Ф.16. Оп. 30 (1951 г.). Д. 68. Л. 9–14.
14. ОГА СБУ. Ф. 13. Д. 375. Л. 32.