Среди святых есть настоящие гении, об одном из них мне и хотелось бы рассказать.

Помимо святого, имя которого мы носим, у многих из нас есть еще и любимые святые. Бывает, что прочитаешь житие или труд какого-то подвижника, возможно, посмотришь о нем фильм, и так он к сердцу приходится, как родной, близкий по духу человек. Нечто подобное произошло у меня в отношении прп. Максима Исповедника, день памяти которого Церковь празднует 3 февраля. Перед выпуском из академии тогдашний ректор владыка Антоний подарил каждому студенту юбилейное двухтомное переиздание диссертации дореволюционного профессора патрологии КДА Сергея Леонтьевича Епифановича. Посвящена она была как раз жизни и трудам прп. Максима. По сути, наш соотечественник стал первым крупным исследователем данной темы, неподдельный интерес к которой проявляют многие современные богословы. Прочитав подаренные книги, я сердцем привязался к прп. Максиму Исповеднику, а потому не могу промолчать в день его памяти.

Честно говоря, в виду сложности и многогранности личности святого, сложно остановится на чем-то конкретном, отсюда моя речь будет носить хвалебный, возможно, слегка сумбурный и обобщающий характер. Главной же целью всего этого текста является желание обратить внимание на прп. Максима и подтолкнуть к более подробному самостоятельному знакомству с ним, благо, вся литература для этого есть в отрытом доступе.

Прп. Максим удивительным образом сочетал в себе черты византийского аристократа и одного из величайших аскетов, он был блестяще образован и как философ, и как богослов, его принципиальность и твердость в стоянии за Истину, когда против простого монаха восставали императоры и патриархи – восхищает. Ему пришлось перенести не одно унижение и не одну ссылку, а сильные мира сего смогли заставить его замолчать только лишив языка и правой руки, таким образом, не давая ему возможности ни говорить, ни писать. Эпоха прп. Максима – это VII век – время упадка византийской письменности, когда большинство христианских звезд первой величины остались в прошлом и вот на их фоне, на недостижимой высоте, Господь воздвигает новый столп православия.

Нет ничего удивительного, что многие из нас практически ничего не слышали о прп. Максиме, долгое время имя его было незаслуженно забыто. В VII столетии он сыграл решающую роль в жизни и истории Церкви, но вот первый храм в его честь был освящен аж через тысячу лет, да и то не целиком, а один из пределов храма в московском Китай-городе. С того времени ситуация не особо изменилась, помимо указанного, на сегодня известно еще два храма прп. Максима – это собор в Краснотурьинске (Свердловская область) и монастырь в регионе Рача (Грузия) – последнее земное пристанище святого, ссылка, где он искалеченный в возрасте 82 лет предал душу Господу.

Когда мы говорим об истории Церкви в VII веке, то любой, кто хоть как-то с ней знаком, обязательно вспомнит о Шестом Вселенском соборе. Отсюда возникает вопрос: неужели среди отцов собора не нашлось тех, кто был бы равен прп. Максиму в талантах и эрудиции? Ответ прост – нет, не нашлось. Мы помним, что Третий Константинопольский сбор был посвящен осуждению ереси монофелиства. Сам по себе он ничего нового не выработал, все вероучительные определения, вся полемика православных строилась на идеях и аргументах прп. Максима, но при этом его имя в актах собора ни разу не упомянуто. Монофелитское учение стало официальной церковной политикой, проводимой императорами Ираклием и Константом, и потому боровшийся с ним преподобный был осужден как государственный преступник, что и стало основной причиной «забвения» его имени. Нужно отметить, что сам Максим Исповедник умер в 662 году, т.е. за 18 лет до созыва собора, и при этом, о нем все равно не вспомнили. Но он свое дело сделал. Не знаю, совпадение это или нет, однако несториане, монофизиты, духоборцы, монархиане да и даже ариане, только в современном амплуа, существую до сих пор, а вот монофелиство стало достоянием истории и сегодня нет ни одной христианской конфессии или деноминации, которая придерживалась бы учения об одной воле во Христе. Для противодействия этой и более ранней ереси моноэнергизма, прп. Максим разработал довольно сложную систему понимания действия воль и энергий в воплотившемся и вочеловечшемся Сыне Божьем. Разбирать ее здесь подробно мы не станем, так как это займет немало места и требует отдельной публикации, однако хотелось бы сказать об одном очень характерном эпизоде из жизни прп. Максима. Речь идет о диспуте с монофелитом Константинопольским патриархом Пирром, в который вступил преподобный во время своего пребывания в римской провинции Африка. Только представьте, что это были публичные дебаты, проводимые в присутствии большого количеств народа. Сегодня такая ситуация возможна лишь в политике, которую обсуждает и экспертом в которой себя считает чуть ли каждая собака, а в VII веке людей очень волновала тема одной или двух воль во Христе. Знакомство с «Диспутом», текст которого несложно найти в сети, невозможно без некоторого специального знания богословской терминологии и сути прежних ересей, но, видимо для христиан тогдашней эпохи, в отличии от современности, это не было проблемой.

Конечно труды прп. Максима не ограничиваются полемикой с еретиками. Осталось немало его писем и гимнов, особенно хотелось бы отметить толкование трудных мест Священного Писания и довольно сложных сочинений Ареопагитского корпуса. Не забывал он и об аскетике, написав такие сочинения как «Главы о любви», «Беседа о покаянии», «Слово о подвижнической жизни» и пр. Впоследствии в Византии говорили, что сложность трудов прп. Максима такова, что при чтении вызывает головокружение. Однако это отнюдь не значит, что к ним не нужно обращаться. Если мы сталкиваемся со сложностью, то необходимо сделать все, чтоб разобраться, дорасти до этой сложности, а не откладывать ее в сторону как ненужную. Для прп. Максима все богословие было жизненно, ведь он являлся богословом не только в теории, но и на практике, о чем ясно свидетельствует его земной путь. «Возвышаясь головой над всем своим поколением, – уже в начале ХХ века напишет Сергей Епифанович, – преп. Максим был лучшим выразителем настроений своей эпохи. Он – зрелый плод византийской культуры, яркий образчик ее гения, отражение ее умственного характера. Его идеал – идеал аскетической Византии. Его мировоззрение – стройная система идей, наиболее характерных для его эпохи. Его мистика – отражение господствующих настроений среди лучших сынов Византии… В своем лице он дал яркий пример живого греческого гения в необычайной литературной плодовитости, напоминающей по многосторонности эпоху великих отцов. За весь VII в. это единственная крупная литературная величина, интересы которой простирались и на экзегетику и богословие, и на аскетику и литургику, и на пасхалию, и даже на поэзию».

Слова Сергея Леонтьевича – прекрасны и как нельзя лучше отражают все то, о чем мне так хотелось сказать. Давайте не станем игнорировать такого великого святого как прп. Максим Исповедник, а возможно, кому-то он станет близок, как стал мне.

Протоиерей Владимир Долгих