Православие и мир

Как можно в XXI веке всерьез говорить о каких-то «еретиках» и почему Церковь делит людей на верных и неверных, отказывая в услуге венчания – разве это не дискриминация? Размышляет Сергей Худиев.

Мне дают понять, что я здесь — чужой

Сообщения в СМИ, что Архиерейский Собор «запретил браки с еретиками», вызвали в социальных сетях немалое раздражение.

Насколько можно понять из комментариев, одна из причин раздражения и сарказма людей — вера в то, что Церковь что-то может запретить людям внешним; это предположение, видимо, основано на беглом чтении заголовков, которые говорят «Церковь запретила».

«У нас светское государство, — возмущаются некоторые, — как Церковь может нам что-либо запрещать!» Что же, это ложная тревога. Вам, как людям внешним, Церковь ничего запрещать не может — и не собирается, это было бы бессмысленно. Речь идет о внутренних правилах религиозной общины, к которой вы не принадлежите.

Возможно, одна из проблем состоит в том, что венчание воспринимается как обрядовая услуга, а отказ в ней — как оскорбительная и несправедливая дискриминация. Мне дают понять, что я здесь — чужой. Что есть люди, которые здесь свои, которых с радостью обвенчают — а я в их число не вхожу, и мне ставят условия, на которых я мог бы войти. Что Церковь делит людей на «верных» и «внешних», «православных» и «еретиков».

Но право определять своих есть у любой организации

И тут мне хотелось бы отметить несколько вещей, начиная с чисто мирских — и восходя к религиозным. С чисто мирских позиций свобода — моя или ваша — означает, что меня или вас невозможно принуждать ассоциироваться с кем-либо против нашей воли. Вы имеете право, например, не звать меня на свой день рождения.

Вообще, если вы устраиваете вечеринку, поход в горы, масонский заговор, религиозное поклонение или какую-то еще совместную деятельность, это ваше дело — позовете вы меня или нет. Меня может глубоко огорчить, что вы меня не позвали. Я могу с негодованием заявить, что, не позвав меня на вечеринку, вы подвергли меня дискриминации, маргинализации, совершили акт нетерпимости и микроагрессии и еще какие-то страшные злодеяния.

Но мое глубокое огорчение и возмущение не налагает на вас никакого обязательства приглашать меня на вечеринку. Это — ваша вечеринка, или ваш заговор, или ваш поход. Это ваши личные границы, вы можете объединить их по общему согласию с границами других людей — и решить, что Васю, Петю, Колю, Олю и Мишу вы позовете, а Лешу нет — ну вот не нравится он вам.

Вы также вправе поставить условия — мы принимаем тех, кто не напивается как в прошлый раз, или одевается в специально оговоренный костюм, или исповедует определенный набор представлений о мироздании. Опять-таки, это ваше дело — вместе с теми, кто пожелает с вами добровольно объединиться.

Если бы вас обязывали приглашать на день рождения, или в горный поход, или в бизнес-предприятие, или в ролевую игру, или в другие совместные дела всех, кто пожелает, это жесточайшим образом стеснило бы вашу свободу.

Это сделало бы невозможной и любую свободу ассоциаций — пьяницы бы потребовали, чтобы их, продолжающих пить, приняли в общество трезвости, мясоеды с сардельками наперевес потребовали бы определять повестку дня для общества вегетарианцев, суровые религиозные фанатики скопом бы записались в общество атеистов, парализовав его работу, любая политическая партия могла бы быть уничтожена просто тем, что в нее записалась бы толпа ее политических противников.

Поэтому общество вегетарианцев имеет право не принимать в свои ряды мясоедов — по крайней мере, до тех пор, пока они, покаяние изъявив глубочайшее, не перейдут на бобы. Общество трезвости может ставить жестким условием принадлежности к нему отказ от алкоголя. И да, вероисповедные сообщества вправе устанавливать правила, которых должны придерживаться их члены — и самим определять, кого они считают своими, а кого нет. Это право любой добровольной ассоциации.

Атеисты могут отказаться вручить мне почетное звание «атеиста года», поскольку я не атеист. А Церковь может отказаться совершать над вами ее Таинства, потому что вы не православный. Требовать от Церкви, чтобы ее внутренние правила определялись требованиями внешних — значит требовать от нее самоуничтожиться.

И если человек решил остаться снаружи, он остался снаружи

Теперь обратим внимание на ситуацию глазами Церкви. В центре христианской веры стоит Бог, заключающий Завет. Слово «Завет» часто передают как «договор», но это не совсем точно — примерно, как брак назвать договором. С одной стороны — конечно, договор, с другой — это теплые, личные отношения взаимной посвященности и преданности.

Как и брак (а Библия использует и другие сравнения — гражданство, воинская служба, усыновление) — это отношения, в которых вы либо состоите, либо нет. Бог хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины — и абсолютно любой человек может войти в этот Завет через Крещение и пребыть в нем через Евхаристию, хранение заповедей и молитвенное участие в жизни Церкви.

Но вы не можете быть одновременно в Завете и вне его. Это как невозможно одновременно наслаждаться холостяцкой свободой и семейным уютом. У этого Завета — как у брака, гражданства или воинской службы — есть определенные условия.

Человек, очевидно, не может состоять в Завете со Христом, если не признает Его тем, кто Он есть — Богом и Спасителем, или отказывается признавать Его повеления. Церковь есть сообщество добровольное — человек сам решает, присоединяться к нему или нет. Но если он решил остаться снаружи, он остался снаружи. И для Церкви, пока он не вошел, — он внешний.

В этом случае Церковь не может и не должна преподавать ему Таинства — да и как бы она могла, ведь они знаменуют завет со Христом, в который он пока отказывается вступить. Да и ему какой смысл требовать для себя знаков Завета, в который он не хочет вступать?

Но как можно в XXI веке говорить о каких-то «еретиках»

Многих пугает термин «еретик». В самом деле, как можно в XXI веке говорить о каких-то «еретиках»? Тут проблема, скорее, терминологическая — для современного читателя, воспитанного отчасти на еще советской пропаганде, отчасти на Голливуде (тот еще идейный коктейль, стоит заметить), «еретик» – это какой-то не очень понятный, но в целом симпатичный малый, которого злые церковники сжигают на костре. То ли за то, что он считает землю круглой, то ли за еще какие-то смелые прорывы.

В церковной терминологии «еретик» — это лжеучитель, который не просто имеет какие-то ошибочные мнения, а глубоко искажает Апостольское возвещение. Сам термин (именно в этом значении) появляется уже в Библии. «Были и лжепророки в народе, как и у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа, навлекут сами на себя скорую погибель» (2 Пет. 2:1), «Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся» (Тит. 3:10). Должны ли христиане отказаться от использования библейского термина из-за того, что КПСС с Голливудом придали ему другое значение?

Думаю, что нет — просто стоит объяснить первоначальный смысл слова. Ну в самом деле, Церковь верит, что Господь наш Иисус Христос есть совершенный Бог и совершенный человек. Некоторые религиозные группы, претендуя на звание христиан и наследие апостолов, не считают Иисуса ни Богом, ни человеком (как «свидетели Иеговы»), или считают человеком, но не Богом — как либеральные богословы. Нам нужен какой-то термин, который позволил бы Церкви обозначить ее собственные границы — и обозначить тех, кто в эти границы не входит. И этот термин уже есть в Библии — «еретик».

А вы готовы во время венчания всерьез исповедать веру?

Совершить венчание с еретиком просто невозможно, потому что венчание — это религиозный обряд, который сопровождается призыванием имени Пресвятой Троицы и Господа нашего Иисуса Христа как истинного Бога и истинного человека. Ожидать от человека, который ни веры в Троицу, ни в Божество Христа не разделяет, чтобы он принимал в нем участие — значит склонять его (и всех участников таинства) ко лжи и притворству. Да и зачем бы человеку, не разделяющему веры Церкви, искать в этой Церкви благословения на свой брак?

Кого-то пугает нетерпимость, которую он слышит за словом «еретик». Увы, нетерпимость существует совершенно независимо от этого термина; самые страшные проявления идеологической нетерпимости в истории (а в ХХ веке мы видели их предостаточно) не имели никакого отношения к догматике — ни даже к религии вообще. И, как показывает практика, способность человека проявлять терпимость, то есть без крайнего раздражения переносить мнение, отличающееся от его собственного, вообще никак не зависит от его взглядов на догматы.

Люди, которые говорят о том, что догматы не важны, а важна только доброта, могут очень быстро переходить к оскорблениям и фантастическим обвинениям по адресу любого, кто посмеет не согласиться с этой человеколюбивой позицией. Впрочем, иные ревнители строгой ортодоксии — тоже. Это, видимо, больше связано с личными особенностями, чем с мировоззренческой позицией.

Но главное, что стоит заметить: христианская вера — это не ролевая игра. Те слова, которые люди произносят в Церкви, они произносят всерьез.

И если вы не готовы во время венчания всерьез исповедать веру во Христа как в Бога и в Пресвятую Троицу, то едва ли стоит делать это притворно. А если готовы — то добро пожаловать в Церковь.

Сергей Худиев

Православие и мир