«…Посох в руке, изголовье из травы, узкая тропа через горы – так странствовали японские поэты. Впервые образ поэта-скитальца создал в Японии Сайгё, оставивший дворец ради хижины… Буддийский монах, он был влюблен в красоту природы до одержимости…» – так сказано в предисловии к сборнику стихов-танка. 

Но хочется добавить, что, как каждая душа-христианка по природе, душа Сайгё тосковала по Истине, по Христу, неведомому для него, или непризнанному. Буддийская тишина и молчание, к которым он стремился, выливалась поэтическим плачем души, скорбью по утерянному раю. 

Оставили соловьи
Меня одного в долине,
Чтоб старые гнёзда стеречь,
А сами, не умолкая,
Поют на соседних холмах.

Одиночество, печаль, понимание скоротечности жизни, великолепие  божественной природы, птицы, цветущие вишни…  Он не  мог сказать, как преподобный Силуан Афонский: «Я думаю: какой величественный наш Господь. Какую красоту создал Он во славу Свою, для блага народа Своего, чтобы народы в радости славили Творца своего... О, Владычице, удостой народ видеть славу Господню… Господь славословится во святых храмах, а монахи-пустынники славят Бога в сердцах своих. Сердце пустынника – храм, а ум его служит престолом, ибо Господь любит обитать в сердце и уме человека».

Стихи поэта-буддиста иллюстрируют его внутреннее состояние, в котором отсутствует радость жизни, радость спасения. Он печален, он предчувствует неминуемость жизненного конца. Что там, за гробом? Сайгё не знает Христа, не знает Его Церкви. Но он поёт и воспевает печальную красоту природы. Он одинок.

Отчего-то сейчас
Такой ненадежной кажется
Равнина небес!
Исчезая в сплошном тумане,
Улетают дикие гуси.

***
Гляжу на цветы.
Нет, они не причастны.
Я их не виню!
Но в глубоко в сердце моём
Таится тревожная боль.
***
О, пусть я умру
Под сенью вишнёвых цветов!
Покину наш мир
Весенней порой «кисараги»!
При свете полной луны.

Не случайно писатели и поэты экзистенциального направления начала и средины XX века, в большинстве атеисты или агностики, такие как Г. Марсель,  М. Мерло-Понти,  А. Камю, С. де Бовуар, так преклонялись перед Востоком, его эзотерикой.

И в наше время современная  молодежь ищет откровений в восточной философии и искусстве. И не случайно, очевидно, многие из ищущих, наконец, приходят к Православию.

Протоиерей Андрей Ткачев неоднократно в проповедях и письменных работах  рекомендует читать классику, в том числе и восточную: «Культура учит состраданию, вниманию, способности увидеть и восхититься красотой Божьего мира, человеком как Божьим творением, “мало чем умаленным от Ангелов”. Зачастую мы, обладая истиной Православной веры, склонны пренебрегать тем наследием дохристианского человечества, которое ведет ко Христу и помогает глубже осознать Евангелие. Чтобы дорожить своей верой, нам полезно, уже будучи христианами, почувствовать томление души, нуждающейся в Боге, и ее стремление в поиске истины.

Отказываясь от культурного наследия, мы остаемся один на один с аскетикой, отсекая от Православия огромное количество людей, не таких крепких духом, как великие подвижники. Ведь образ жизни великих аскетов – это не норма для миллионов, а лишь повод прославить Христа и покаяться, на истинное подражание их подвигам способны очень немногие».

Возможно, не стоит обременять душу в Великий пост буддистской классической поэзией, но приобрести книгу великого Сайгё и пополнить свою библиотеку имеет смысл.

Если уедешь в даль,
То, даже луну ожидая,
Я буду глядеть с тоской
На восток, в сторону Адзума,
На вечернее темное небо.

Принял ли Господь страдания его души, поиск смысла жизни, аскетизм и тоску по Истине?

Сайгё смотрел на Восток, жаждал встречи с Божественной Любовью, с Отцом и Сыном и Святым Духом, которых он не знал…

Утешен ли поэт ныне в Вечности? Бог весть…

Сергей Герук