Бескозырка «Балтийский флот». Рассказ

Иван Петрович, в прошлом механик строительно-монтажного управления, 79-летний ветеран труда и бывший коммунист, дитя войны.

В далекой молодости моряк Балтийского флота, а ныне пенсионер с нищенской зарплатой день субботний начинал с посещения пригородного базара. Расположенный у железнодорожного вокзала, рядом с которым захоронен в братской могиле и его отец, оборонявший их родной городок в августе 1941-го, базарчик наполнялся гомоном крестьян, прибывавших сюда на электричках с далеких и ближних сел с «изобилием плодов земных».

Здесь прилепился и деревянный церковный сруб с крестом в честь Святителя Николушки: прежний, каменный, у привокзальной площади был благополучно разобран в апреле 1961-го по указанию Никитушки Хрущева. Петрович к старости всех присных именовал ласкательно: «Женушка-Татьянушка», «Леонидушка-Дубинушка» – т. е. Брежнев, «Никитушка-Кукуризина» – то бишь Хрущев и т. д.

Так вот – на второй день после  полета «Юраши Гагарина»  в космос старинный никольский храм разобрали в одну ночь. Приехали солдаты из  соседней военной части на «газонах» с огромным металлическим ядром, подвешенным на кране для разбивания стен, и до утра храм был разбит и разобран, увезен в виде кирпичной массы в неизвестном направлении. А к обеду на его месте красовалась клумба с весенними маргаритками. И был поставлен стенд, изображающий парящего в темноте космоса Юрашу, приложившего по-богатырски, как Добрыня Никитич, ладонь к шлему скафандра для обозрения Вселенной и с улыбкой Джоконды оповещающий миру, что «Бога нет». Потом кто-то из молодежи углем остроумно дописал «И не будет».

Теперь вот на месте привокзального парка имени «Надеждушки Лупоглазой» (Крупской) образовался стихийный рынок с деревянной церквушкой. Туда Петрович относил изредка панихиду по усопшей супруге своей, пускал скупую слезу, беседуя тихо: «Недолго нам с тобой разлученными быть, радость моя, Татьянушка, скоро увидимся и обнимемся… И батяня наш тамо будет… И твой батя – Георгий, в Черных морях Севастополя живот положивший… И други мои все незабвенные… И мамочка… Да и Барсик наш милый, тобою любимый... Как ты померла, он и ушел из дому… И больше не вернулся… Вот уж скоро пост Великий, я уж поговею, голубушка моя, как ты хотела при жизни да молилась за меня, окаянного… А там и Пасху встретим вместе… Ведь у Бога мертвых нет – учила ты меня, душа моя… Все живы…»

В этот раз Петрович лишь обошел церквушку кругом, креститься постеснялся при бабах деревенских – партийная осторожность сработала. Да и билет партийный не выбросил Петрович, хранил его в коробке из-под радиоприемника «Планета», который купил – ох, давно! – на премиальные когда-то.

Приемник, как ни странно, еще живой, да и коробка от него тоже. Там в ней хранятся старые и никому не нужные права на вождение авто всех классов «А», «В» и «С», несколько фотографий друзей по Балтике, пенсионная книжка, диплом об окончании механического техникума, пропуск на городское кладбище – сейчас выдают такие, с указанием места могилы, и партийный билет. Последний он иногда вынимает. Чтоб взглянуть на обозначенные в конце книжицы зарплаты: 270, 280, 300, а вот премиальные – 500 рублей! Это ж какие деньги-то были! Тогда с этой премии Петрович мебель новую купил. А на собранные другие – «Жигули» – «копейку» фиатовскую итальянской сборки… А потом еще и лодку моторку «Прогресс». А ближе к пенсии – и дачку за городом…

Вот на дачке этой его Татьянушка и померла в позапрошлом году…  

Клубничку собрала, поставила на стол и сказала: «Что-то устала я, Ванечка, прилягу немного… Накапай мне корвалола, чего-то жмет и жмет с утра…» Пока Петрович капал на веранде, пока нес рюмку хрустальную с корвалолом и колодезной водой в кружечке, а жена его уже лежала бледная, слегка повернув голову к окну… Умерла...

Потом сидел Петрович у ее постели, ничего не соображая, смотрел на ее белое лицо, не понимая, что там говорили за спиной приехавшие дети, и все шептал время от времени: «Ну шо ж ты, родная, ну что ж ты так неожиданно...» А потом встал и пошел в поле, где стадо коров паслось, и цвела рядом гречиха, и гудели пчелы. И казалось Петровичу, и он был уверен в те минуты, что и она тут, Татьяна его верная, рядышком идет своей неслышной,  мягкой походкой, которую он так любил с молодости…

«Эх, воспоминанья! Уж лучше не пускать их в душу.  Да не травить себя. И так горько».

А тут и Тимоха нарисовался, вместе в СМУ пахали когда-то. Он вообще-то звался Александром Григоричем, а Тимохой звали, да и все, чего непонятно, фамилия была у него Слипченко. Так в школе еще приклеилось прозвище, так до старости и осталось. Тимоха тоже на рынок заглядывал по субботам, но большей частью высматривал старых приятелей, кто еще мог рюмку поднять, и тут же тащил попавшегося дружка в наливайку «отметиться, ну шоб було», и поговорить про «когда это все кончится», да и вообще про «жисть нашу невеселую»… Пришлось Петровичу согласиться. Через часик шел уже веселее, и солнышко казалось приветливей, и воробушки звончей чирикали, и как-то оно отлегло все тяжелое…

Скупившись и шагнув через трамвайные пути, попал он прямо на блошиный рынок. И чего тут только не было! Боже ж ты мой! Такие реквизиты, и такой Советский Союз, шо любо-дорого посмотреть! И тебе пояса солдатские, и гимнастерки, и валенки, и телогреечки, и посуда всевозможная, и  шляпы фетровые, и  трубы подзорные, и фотоаппараты «зенитовские», и  машинки швейные, и монеты старинные, и самовары прадедовские… Просто путешествие какое-то во времени!.. Петрович, конечно, ничего не покупал – на шо оно надо! Своего барахла в доме – хоть отбавляй. Стал приглядываться, а кто ж это всем этим торгует? Ох, Мать моя Богородица, это ж в основном его поколение стоит! Да чистенькие, да опрятненькие, и вещицы все с любовью какой выставлены, в аккуратности и сохранности… 

Вдруг взгляд Петровича остановился на чем-то до боли родном. Бескозырка морская с золотой надписью «Балтийский флот»! Аж сердце екнуло. И парень, такой улыбчивый, её в числе прочих военных реквизитов продает.

– А что просишь за нее, друг? – спросил Петрович пропавшим куда-то голосом.

– Двести пятьдесят гривен, батя, – улыбнулся парень. – Эксклюзив, ретро-эф-эм!.. Вам скидочка будет, как ветерану…

Домой шел Петрович с опустевшим бумажником. Оглянулся назад на аллею: вот они все сидят рядком – «ватники». Это слово сейчас на устах. Про тех, кто страну эту поднимал из руин, защищал и отстраивал. Кто верил, что новое поколение будет жить лучше, и о них, стариках, позаботится. Это и про него, и про них.

Ватники на обочине. На обочине жизни…

Но нет. Это они так думают! Те, кто дал это подлое прозвище. Есть и другие, которые любят, и ценят, и верят. Веруют!

Перекрестился Петрович, расправил плечи и зашагал через парк. На груди под пальто в бумажнике хранилась иконка Татьяшина «Утешение скорбящим» и календарик с указанием постов и Пасхи, до которой Петрович надеялся дожить. А у сердца поверх старой тельняжечки его грела черная морская бескозырка с ленточками, которые во время атаки нужно зажимать зубами. И  надпись на ней – «Балтийский флот». Хороший подарок внуку будет.

Сергей Герук

20 февраля 2016

 

Социальные комментарии Cackle