Недавнее трагическое происшествие в Петрозаводске вновь обострило внимание СМИ и общества к «нравственному облику» духовенства. Встал вопрос о том, каким должен быть священнослужитель, и в церковной среде. И если идеал пастыря всем (даже тем, кто враждебно относится к Церкви) понятен – это Сам Спаситель, то разговоры о том, насколько нынешнее духовенство далеко от этого идеала, возможно ли в принципе его достижение и что мешает этому, ведутся разные, и часто выводы делаются поверхностные и поспешные.
О проблемах и трудностях пастырства, о священническом служении и жизни, долге и немощах, о главном в воспитании будущих клириков, – беседа с протоиереем Андреем Ткачевым.
– Отец Андрей, с какими трудностями сталкивается современный пастырь?
– Главная трудность всё та же – упертость человеческого сердца по отношению к слову Божиему. В жизни людей много суеты, много усталости – и мало внимания. Человек стал рассеянным, не сосредотачивает внимание на вещах духовного содержания. Если священник хочет сеять Божие слово, то он будет мучеником. Если он не хочет его сеять, то он может жить более-менее спокойно, потому что в этом море бушующем можно выбрать требоисполнение и больше ни о чем не думать.
Время сейчас для пастырства хорошее, потому что храмы открываются, учиняется зона деятельности, паствы много – и потенциальной, и фактической. Но сегодня повышены требования к священству. На священника смотрят в увеличительное стекло. Враги Церкви ищут в нем изъяны, ловят его на каждом слове, смотрят за ним, что он ест или во что одет. Так что пастырю приходится быть всегда начеку – и на взводе.
А тяжести в проповеди Евангелия принципиально одинаковые во все времена. Святитель Иоанн Златоуст говорил: «У христианства два врага: язычество и иудейство». Все враги христианства рядятся или в полуиудейские одежки или в полуязыческие – по духу, не будучи иудеями или язычниками фактически.
– Сейчас модный термин – «пастырское выгорание». Как преодолеть священнослужителю потерю желания служить?
– Усталость неизбежна. Но есть усталость, а есть дезертирство. Дезертиром быть нельзя! А уставать можно. Можно устать, отдохнуть и дальше трудиться.
И нужно обязательно искать тех, кто лучше тебя. Когда человек находит того, кто лучше него, он обретает радость и бодрость, видя благие примеры. Лучше всего уставать тогда, когда планка меряется не самим тобою.
Если священник не находит в жизни того, кто лучше него, пусть ищет в литературе, в истории, в памяти, в святцах – и подражает тем, кто лучше него. И движется вверх.
– Бывает, что священнослужители относятся к своему великому служению как к ремеслу. Почему так происходит? Это надлом в человеке, или он изначально так настроен?
– Если человек изначально смотрит на священство как на великое служение, он вряд ли будет стоять у престола, как у станка. Священство – это, безусловно, не профессия. Это нечто особое, это служение. Я могу ошибаться, но мне кажется, что те, кто относится к священству как к профессии, как к способу добычи денег и прокорму семьи, – это люди, которые изначально видели священство в таком свете. Откуда это берется, мне трудно сказать. Может быть, здесь корни очень далекие, из левитизма еще, из той дореволюционной системы, когда священство было сословием, когда священство получалось по наследству, когда сын священника скорее всего тоже становился священником: люди принимали на себя сан, не имея личного призвания и никакого желания, просто как неизбежность. Сын сапожника – сапожник, сын плотника – плотник, сын продавца – продавец, сын священника – священник. При такой сословно-кастовой системе всё святое рано или поздно умирает. Может быть, оттуда еще корни растут. Хотя, может быть, это и что-то новейшее.
Я думаю, что человек, который шел во священство воевать, сражаться, получать раны и получать венцы и Христу служить, он, даже если бы хотел, не смог бы быть просто требоисполнителем. Даже в случае своего падения, согрешения, усталости, даже в случае отступания назад он всё равно сохраняет в душе свой идеал. Поэтому очень важно, с каким мотивом и на базе каких идеалов человек входит в священство. Входить во священство нужно только ради Христа и только с высоким идеалом: иду служить Богу. Вот тогда все падения искупятся: человек упадет, но поднимется. А если он шел, чтобы ему руку целовали, например, или чтобы на руках мозолей не было, чтобы умиленно возглашать, потому что голос хороший… Голос хороший – иди в оперу пой, а не священствовать. Грех закопан в самом начале нашей деятельности. Кто плохо начал, тот плохо кончит.
Поэтому духовникам, в семинариях, полагающему в священство епископу нужно быть очень внимательными, бдительно смотреть, как молодой человек настроен. Возможно, нужно вообще некие фильтры ставить, чтобы чужой не вошел в стадо. Потому что если наемник в стадо входит, то ему плевать на овец. Он приходит за своим. Ему нужно от овец шерсть, молоко, мясо. Он умирать за овец не собирается.
– Формирование пастыря начинается в семье. На что следует, прежде всего, обратить внимание, воспитывая будущего священнослужителя?
– В пастырских посланиях апостола Павла – в 1-м и 2-м к Тимофею и к Титу – говорится о семейной норме отношения к пастве. Эти послания будущим священникам надо буквально зазубрить наизусть. Апостол пишет: «Старца увещевай как отца, старицу – как мать, женщин – как сестер, со всякой чистотою, младших – как братьев». А если у человека нет правильных отношений с матерью, отцом, братьями, сестрами, то ему очень трудно будет должным образом выстроить и отношение к пастве.
Семья является школой добродетели, семья воспитывает человека и учит, как вести себя правильно. Кому уступить, перед кем смириться, кому дать первую ложку, первый кусок, кого смирить – «ты потом придешь». И сегодняшний кризис семьи, конечно, отражается на всем, потому что из горбатых семей выходят горбатые пастыри.
Преподобный Паисий Святогорец прямо говорил в одной из бесед: если семья разрушится, то исчезнет священство и монашество. Казалось бы, а монашество почему? – Потому что монашеские добродетели закладываются тоже в семье: терпение, любовь к Богу, молитва, уважение к ближнему, желание смириться, встать на второе место, а не на первое.
Нужно бороться за семью. Потому что нормативные отношения в приходе – это отношения семейные. У нас же в Церкви и лексика семейная: отец, матушка, батюшка, брат, сестра. А разваленная семья потащит за собой развал всего остального.
– А как должны выстраиваться взаимоотношения высшей церковной иерархии и священнослужителей?
– Наверное, идеальные отношения между иерархией и священством те же, что у хорошего пастыря с хорошим приходом. Плохой священник относится к прихожанам стандартно: службу отслужил, кассу собрал, «я уехал, до свиданья, не трогайте меня». Соответственно, такая модель может быть и в отношениях епископата с духовенством: кассу собрал, ц.у. раздал и – до свидания.
Хороший приход похож на семью, а священник в нем – отец, батюшка, который знает своих чад, знает их нужды, откликается на их нужды, жертвует своим временем, здоровьем, силами, деньгами. И они готовы за него, если надо, умереть, потому что знают: он их любит. Хотелось бы, чтобы так же епископы относились к священникам. Священники – их непосредственная паства. Да, паства епископов – весь народ Божий в их епархии, но эта паства опосредованно их, она через священство их – а непосредственная паства епископа – это священники. И хороший епископ полагает душу за свое духовенство. Если епископ любит духовенство, это не скроется ни от кого. Люди прекрасно чувствуют, кто их любит, а кто не любит. И духовенство будет любить своего архиерея, и архиерей не захочет менять кафедру: его рукоположат в какой-нибудь город, и он до смерти там согласен будет жить, и даже если его будут переводить в приказном порядке, на повышение куда-нибудь – он будет плакать, оставляя свою паству, и люди будут плакать за ним. Хочется вот такого семейного отношения, теплого.
Конечно, архиерей должен и власть, где необходимо, употреблять – у него же посох недаром в руках, он должен какую-нибудь овцу и приструнить, как у Иезекииля сказано: «Больную исцели, потерянную найди, а жирную укроти». Епископа нужно бояться – его нельзя любить, как «душечку». Его нужно любить как отца – и бояться как отца. Нужно уважать его. Но и строгость архипастыря должна быть отеческой, заботливой о благе пасомых, а паства епископа – это, повторюсь, прежде всего, священники.
– Нравственный идеал пастыря в нашем понимании – это личность Христа. Но СМИ всё чаще сообщают о сомнительных с нравственной точки зрения поступках священнослужителей, а то и о таких, которые приводят к трагическим последствиям. Каким должно быть отношение православного человека к подобному?
– Нужно понимать, что Церковь состоит из миллионов людей и в Церкви десятки тысяч пастырей. Если бы пастыри были в своей подавляющей массе грешниками, мы бы слышали о сбитых людях или о мордобоях, поножовщине, воровстве, прелюбодеяниях каждый день. Но, к счастью, мы слышим об этом раз в год. Мы не можем этого не слышать совсем, потому что бывает такое – ну что тут поделаешь! Просто не нужно заклевывать человека. Бывает, что человек ошибается. Не то что простые люди – великие падают. Но, повторюсь, в Церкви десятки тысяч пастырей – и подавляющее большинство из них не то что не сбили никого за свою жизнь, но они, может, и машины не имеют. Многие пастыри живут в очень смиренных условиях.
А что касается СМИ… Так очень часто информация в них подается тенденциозно и имеет целью не столько высветить факт, сколько, отталкиваясь от факта, раздуть скандал. Церковь – всегда объект нападений, и она никогда не будет любима кое-кем. А раз не любима – значит, критикуема, раз критикуема – значит, и хулима. И всегда найдутся желающие из некоего конкретного факта вывести общий «закон» и этот «закон» преподнести для общественного обсуждения и осуждения.
Мы скорбим о тех или иных грехах, но мы все исповедуемся – и священники тоже исповедуются, мы же не безгрешные. Если доктор, например, совершит какую-нибудь врачебную ошибку, мы же не говорим, что все доктора – убийцы. Если преподаватель, например, применил рукоприкладство по отношению к по-хамски себя ведущему ученику, мы же не говорим, что все учителя – хулиганы. Здесь обобщения не должны иметь места. Это частный случай.
Среди священников есть очень много святых людей, и, кстати говоря, их гораздо больше, чем иных. И слово Божие живет, и Церковь стоит независимо от того, сколько она уже пережила, сколько всего было, сколько еще всего будет… Церковная жизнь – это не бульвар, усаженный розами, это полоса препятствий. И мы не просто гуляем по жизни, фланируем в Царствие Небесное, а мы преодолеваем полосу препятствий. Там есть и змейка, и ров, и стенка… – тут мы бежим, там перепрыгиваем, тут падаем, там поднимаемся – мы так движемся.
Не стоит спешить с выводами. Кто согрешил, тот пусть кается, а кто не согрешил, тот пусть не спешит осуждать, потому что нужно знать: кого осудишь, в том и побудешь. Сколько раз жизнь доказывает нам, что люди согрешают именно тем, в чем и за что осуждали других! «Согрешит если кто из вас, вы, духовные, исправляйте таковаго духом кротости – блюдый себе, да не и ты искушен будеши». То есть, если видишь: человек упал – исправь его, если можешь, а если не можешь, пожалей его. Но не осуждай его – себя блюди, чтобы то же самое не сделать. И не злорадствуй. Кто из нас без греха, чтобы бросать камни в кого-то? Так что верующим людям нужно быть спокойными и не смущаться от газетных сообщений. Это всё всегда было и дальше будет.
– Что должно быть самым важным для священнослужителя?
– Нужно постараться полюбить Иисуса Христа. Нужно иметь личное отношение, личное, сердечное любовное чувство к Иисусу Христу. Нужно любить Божественную Литургию и, что бы там ни было в жизни, служить Литургию всегда, когда только возможно, – со страхом Божиим, верою и любовию. И не нужно смущаться своей слабостью и грешностью. Потому что между абсолютной Божией святостью и относительной человеческой святостью всегда существует очень большой зазор. Нельзя унывать оттого, что ты не абсолютно свят. Но нужно переступать через свою грешность и слабость и двигаться вперед – к Тому Иисусу, Которого ты любишь. И служить Литургию.
