ФОМА

Интересно, что праведник, преодолевавший в себе гордость и эгоизм, приобретал такую духовную чуткость, что его слова и поступки показывали в нем личность будто бы аристократическую.

Святость и смирение – качества неотлучные и друг друга предполагающие. Вместе с тем интересно, что праведник, преодолевавший в себе гордость и эгоизм, приобретал такую духовную чуткость, что его слова и поступки показывали в нем личность будто бы аристократическую. С таким тактом, сдержанностью и учтивостью святой мог держать себя в обществе любого человека! При этом вежливость праведника всегда была без примеси светского лицемерия. Она не была напускной, наигранной, но покоилась на глубоком и искреннем уважении к каждому человеку. К чему и призывал в одном из своих посланий апостол Павел: Будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте (Рим 12:10).

«Здравствуй, труженик!»

«Юношей-старцем» называла братия монастыря этого еще молодого инока, жившего в Скитской пустыне (северо-восток Ливийской пустыни) – настолько безукоризненно он нес монашеский подвиг. В историю христианства преподобный Макарий Великий (ок. 300 — 391) и вошел как один из «первопроходцев» аскетической жизни. Казалось бы, вот святой, который оставил все суетно-человеческое, став «ангелом во плоти». Однако учтивость, мягкость, деликатность (вполне земные, можно даже сказать, социально ориентированные качества) оставались для него важнейшими составляющими личного подвига в течение всей жизни. Более того, из жизни старца мы знаем один эпизод, когда его учтивость открыла другому человеку красоту христианства.

Однажды преподобный Макарий вместе со своим учеником поднимался в гору, возвращаясь в монастырь. Желая побыть немного наедине с собой, святой попросил своего спутника идти вперед. Ученик послушно ускорил шаг. Через некоторое время он встретил языческого жреца, который нес на себе вязанку дров. Инок, воспылав на него «праведным гневом», пренебрежительно закричал: «Эй, ты, демон, куда идешь?» Жрецу такое к себе обращение очень не понравилось. Он сильно избил монаха, оставив его полуживого лежать на дороге.

Чуть позже язычника встретил и преподобный Макарий. «Здравствуй, труженик!», – доброжелательно сказал жрецу святой. Язычник был прямо-таки ошарашен такой неожиданной учтивостью. Он ведь понимал, что перед ним христианин и монах, то есть человек прямо противоположных убеждений, который, в общем-то, должен относиться к нему как к «персонажу» темному и невежественному. «Почему ты так тепло приветствуешь меня?» – спросил жрец. «Потому что вижу тебя трудящимся», – ответил ему старец. Язычник был настолько поражен этими словами, что попросил старца, чтобы тот отвел его в свой монастырь. Он почувствовал в учтивом монахе настоящую святость и сказал ему: «Сделай меня таким же, как ты сам». По дороге они подняли побитого ученика и донесли его до обители.

Каково же было изумление монахов, когда они встретили своего игумена в сопровождении язычника. Вскоре братия монастыря пополнилась новыми иноками: жрец крестился и принял постриг, а затем его примеру последовали и другие местные язычники.

Сам же преподобный Макарий после этого случая сказал братии: «Знайте, что злое слово и добрых делает злыми, а доброе слово, наоборот, и злых добрыми творит».

«Авва, не кланяйся!»

На гробнице святителя Григория Двоеслова, папы Римского (ок. 540–604), выбита эпитафия: «Консул Бога», – настолько почитаем был этот епископ среди знавших его христиан. Ему пришлось возглавить римскую кафедру в мрачную эпоху. «Вечному городу» со всех сторон тогда угрожали завоеватели. В самой древней столице процветали нищета и голод, которые усугублялись периодическими сбоями в поставке провизии и фактическим бездействием административного аппарата. И только папа Григорий, пользуясь своим громадным политическим весом и безупречной духовной репутацией, вставал на защиту местных жителей, обеспечивая их безопасность (например, в 593 году святой возглавил оборону Рима от осаждавших его лангобардов) и поддерживая за счет Церкви экономическую жизнеспособность города. Однако такие широкие властные полномочия и авторитет не мешали епископу оставаться вежливым, учтивым и открытым в общении с обычными людьми. Сам папа любил называть себя «рабом всех священников». Яркую иллюстрацию к этим словам можно найти на страницах знаменитого сборника блаженного Иоанна Мосха «Луг духовный», где описан эпизод, в котором святой папа решил избежать по отношению к себе излишней обходительности.

Случилось так, что один египетский монах, авва Иоанн, отправился в Рим, чтобы поклониться мощам апостолов Петра и Павла. Стоя на одной из городских улиц, он увидел, как навстречу ему идет папа Григорий в сопровождении своей свиты. Желая почтить великого епископа, монах решил дождаться, пока святой пройдет мимо, чтобы поклониться ему. Распознав намерение паломника, спутники святителя тут же стали судорожно отговаривать его от этого (видимо, уже наученные каким-то личным опытом). «Авва, не кланяйся», – наперебой и полушепотом говорили они ему, проходя мимо. Монах совершенно растерялся. Он никак не мог понять, отчего ему запрещают быть учтивым с человеком, о святости которого говорили повсюду.

Дождавшись-таки приближения святителя, он уже приготовился совершить задуманное (чего бы это ему ни стоило!), но тут буквально в одно мгновение случилось неожиданное (впрочем, видимо, вполне привычное для окружения святителя). Приведем воспоминания самого аввы Иоанна: «Заметив мое намерение поклониться ему – говорю как перед Богом, братья! – папа первый бросился передо мной на землю и не прежде встал, как я первый встал на ноги. И облобызал меня с великим смиренномудрием…» Святитель Григорий, оказав такое почтение, казалось бы, обычному монаху, дал ему денег из собственного кармана и приказал свите достойно устроить паломника в Риме.

Так папа Григорий уклонялся от любых почестей по отношению к себе, а если человек «упорствовал» в своем желании, то готов был предвосхитить его любезность.

«Простой» и «ленивый» монах

Один из основателей русской монашеской традиции и Киево-Печерской лавры – преподобный Феодосий Печерский (ок.1008 — 1074) был человеком высокого общественного положения. Нередко за советом к святому обращались князья и влиятельные придворные персоны. Однако, несмотря на такой статус, преподобный имел привычку постоянно носить неприглядную, на вид – прямо нищенскую одежду, чем нередко вызывал к себе презрение со стороны «обывателей». Но святой, зная об этом, не обижался, а наоборот – радовался. Известен даже один курьезный эпизод, напрямую связанный с внешним видом Феодосия, в котором святой проявил невероятную сдержанность и такт.

Однажды преподобный Феодосий отправился по приглашению к Киевскому князю Изяславу Ярославичу (1024–1078). Ехать пришлось долго – властитель находился далеко от города. Святой пробыл у князя до позднего вечера. Чтобы уставший игумен мог отдохнуть за ночь, Изяслав распорядился доставить его обратно в монастырь на повозке.

Нашли возничего. Немного отъехав от княжеского стана, он, глядя на невзрачные одежды преподобного и не догадываясь, что везет игумена Киево-Печерской лавры, небрежно и чуть ли не ультимативно сказал: «Черноризец, ты всякий день празден, а я постоянно в трудах и не могу держаться на коне; поэтому пусть я усну в колеснице (повозке. – Т. С.), а ты, так как можешь ехать на коне, сядь на коня». Учитывая свой статус и положение, Феодосий мог бы в ответ на это начать шуметь и возмущаться, но преподобный, вежливо промолчав, смиренно сел на коня и повез возничего – последний разлегся в повозке и почти сразу беспечно заснул.

Всю ночь святой ехал, не останавливаясь. Когда его совсем начинало клонить в сон, он спускался и продолжал путь пешком, ведя коня под уздцы. Когда же уставали ноги – садился обратно на лошадь.

Но с наступлением рассвета один за другим по дороге стали проезжать вельможи, которые направлялись в княжеский стан. Каждый из них, видя великого святого, сходил с коня и с глубоким почтением кланялся игумену. Тогда Феодосий, чтобы уберечь возничего от возможных неприятностей (ведь кто-то мог доложить о том, как именно пришлось добираться до обители почетному гостю великого князя) решился наконец его разбудить, мягко и ласково сказав: «Чадо, вот уже день. Встань и сядь на коня».

Каково же было изумление возничего, когда спросонья он увидел вокруг повозки высокопоставленных мужей, кланяющихся простому «черноризцу». Он мгновенно сел на коня и продолжил путь. И чем ближе они подъезжали к обители, тем больше людей встречалось им по дороге. И эти таинственные для возничего поклоны продолжались.

Постепенно хозяин повозки осознал, что его «пассажир» — человек не простой, и его охватила паника. Он начал мучительно размышлять над тем, какой же после этой поездки разразится скандал и какое наказание затем обрушится на него. Но таинственный монах по прибытии в монастырь вежливо пригласил своего вконец растерявшегося спутника трапезничать, после чего отблагодарил его разными подарками и отпустил домой.

Так, преподобный Феодосий не только не стал укорять провинившегося, но и освободил его от всяких опасений своим добрым и гостеприимным обхождением. А возничий, думается, в конце концов догадался, кем же был на самом деле этот вежливый «монах в лохмотьях».

«Всем мое почтение»

Субботний вечер. В небольшом деревянном храме затерянного в лесу монастыря идет всенощное бдение. В алтаре около престола стоит игумен, возглавляющий службу. Во всеобщую молитвенную сосредоточенность плавно вплетается пение хора. Неожиданно один монах на клиросе в полный голос начинает делать замечания канонарху (церковнослужитель, возглашающий перед пением глас и строчки из молитвословия, которые затем поет хор). Тот в ответ лишь кратко замечает, что все делает по благословению игумена.

— Кто здесь игумен? — воскликнул тогда монах. — Не я ли первый основал это место?

Игумен все это время, не сказав ни слова, продолжал стоять в алтаре, дожидаясь водворения тишины. По окончании службы он не пошел ни в свою келию, ни в трапезную к братии. Тихо и незаметно настоятель покинул обитель.

Удивительно, но монастырь, в котором произошли эти события – знаменитая Троице-Сергиева лавра, игумен, покинувший ее, – сам преподобный Сергий Радонежский (1314/22–1392), а возмутившийся монах – его старший брат Стефан. И за негодованием последнего стояла своя история, уходящая к истокам образования монастыря.

После того как родители Сергия и Стефана, преподобные Кирилл и Мария, скончались, братья решили вместе принять постриг и удалиться в безлюдное место. В глухом лесу они построили первую келию, а затем и крохотную деревянную церковь в честь Пресвятой Троицы. Однако через некоторое время Стефан, не выдержав суровой жизни отшельника, покинул своего брата.

Преподобный Сергий твердо продолжал следовать выбранному пути, и вскоре вокруг него образовалась монашеская община, а затем и небольшой монастырь. Через некоторое время святой провел в обители общежитийную реформу, необходимую для дальнейшего укрепления обители. Теперь монахи не имели права на частную собственность (все становилось общим), каждый должен был трудиться на общее благо, сама община трансформировалась в коммуну, которую возглавлял избираемый игумен. И если до этого каждый инок мог нести свой подвиг по личному усмотрению, то теперь он должен был находиться в полном послушании воле настоятеля. Эти перемены и спровоцировали недовольство некоторых монахов: они начали возмущаться тем, что преподобный Сергий был избран их фактическим начальником. В этот же период в уже процветающий монастырь вернулся Стефан, который встал на сторону посчитавших себя обиженными.

Преподобному Сергию было известно об этом недовольстве. Некоторое время он это терпел, но после того, что произошло за богослужением в храме, святой предпочел покинуть монастырь. Хотя он имел право изгнать нарушителей монастырского устава, и большинство иноков поддержали бы его. Но святой лишь смиренно уступил свое место игумена тем, кто его желал.

Невольно вспоминается знаменитый афоризм другого святого – преподобного Амвросия Оптинского: «Жить – не тужить, никого не осуждать, никому не досаждать и всем мое почтение».

Этот девиз «почтительности» к каждому – и к единомышленнику, и ко врагу, будто бы предвосхитил Сергий. Этим поступком преподобный показал свою верность мирному духу христианства.

Братия монастыря очень болезненно переживала уход своего игумена. Часть монахов сразу же бросилась на поиски любимого учителя. Найдя его, они уговорили преподобного вернуться обратно, и Сергий вновь стал игуменом монастыря. Впрочем, и Стефан обрел свое место в Лавре. На момент возвращения преподобного он уже был переведен в один из московских монастырей, а позднее снова оказался в обители и как монах тихо дожил здесь оставшиеся годы. В своем поступке Стефан раскаялся и примирился с преподобным. А уже после его кончины много рассказывал о детстве святого агиографу, составлявшему его первое житие.

А ведь такого мирного исхода могло и не случится, если бы не мудрость, смирение и такт преподобного Сергия.

«Дорогой мой!»

Многие современники преподобного Паисия Святогорца (1924–1994), отмечали его невероятную нежность и доброту в обхождении со всеми, кто приходил к нему за помощью. Он всегда с большим вниманием слушал каждого и аккуратно подбирал слова в ответ - так, чтобы не нарушить тонкого внутреннего устроения собеседника.

Читая воспоминания людей, которым посчастливилось общаться с преподобным, невольно обращаешь внимание на то, что почти к каждому гостю святой обращался со словами «мой хороший», «дорогой мой», «чадо мое». Верующий это был человек или нет, православный или инославный — преподобный всех без исключения встречал тепло и ласково. Традиционными символами его гостеприимства были кусочек сладкого лукума и стакан прохладной воды.

О великой праведности старца знали во всем христианском мире. Сколько людей постоянно принимал отец Паисий — сложно даже представить! Но он никогда не терял чувства такта, одинаково внимательно вникая в проблемы каждого приходящего.

Как-то раз святой рассказал одному из своих духовных чад о том, что такое настоящая воспитанность: «Когда у кого-то проблема, ты должен его слушать со вниманием и, пока он говорит, не показывать, что устал, иначе все пропало. Вот однажды я слушал юношу, не двигаясь в течение девяти часов. Так, что повредились мои внутренности». Другой человек вспоминал: «Помню, как-то я его измучил своим бестактным поведением и даже почувствовал необходимость попросить прощения. На это он весело и радостно ответил: «Подожди, у нас еще есть время до захода солнца…»

Тем не менее преподобный Паисий вовсе не был этаким «добродушным старичком». Если его гость начинал прямо хулить Бога или говорить о Нем с пренебрежением, то святой пресекал это незамедлительно. И это еще больше подчеркивало в нем невероятную духовную чуткость, ведь настоящее воспитание никогда не позволит человеку молчать, когда нечто для него сакральное оскорбляется в его присутствии.

Часто преподобный Паисий, чтобы дать совет или же приободрить своего гостя, прибегал к шуткам. Но и они у святого всегда получались тонкими и деликатными, в них не было тяжести сарказма, а только какая-то неотмирная легкость. Так, однажды, преподобный Паисий, узнав, что одна пара собирается обвенчаться, решил передать им через свою духовную дочь небольшое напутствие, которое завуалировал в шуточную форму:

— Ну что, матушка, написала поздравление Димитрию, который женится? – спросил преподобный.

— Написала, геронда (от греч. «старец». – Т. С.).

— Дай-ка мне открытку, и я припишу от себя: «Да будет с вами Христос и Пресвятая Богородица! Димитрий, даю тебе благословение ругаться с целым светом, кроме Марии! И Марии то же самое благословение: ругаться со всеми, но не с тобой!»

P.S. Святителю Нектарию Эгинскому (1846-1920) – одному из самых известных греческих святых нового времени, принадлежат особые слова о том, каково должно быть поведение каждого верующего:

«Христианин должен быть вежлив со всеми. Слова и дела его должны дышать благодатью Святого Духа, которая обитает в душе его, чтобы таким образом было засвидетельствовано его христианское житие и славилось имя Божие… Благодатные речи христианина характеризуются деликатностью и вежливостью. Это то, что рождает любовь, приносит мир и радость. Напротив, грубость порождает ненависть, вражду, скорбь, желание побеждать в спорах, беспорядки и войны. Итак, да будем всегда вежливы. Никогда да не изойдет из уст наших дурное слово».

Тихон Сысоев