Милосердие.Ru

Человек страдает от своих грехов, а Христос – безгрешен. Так как же Христу понять грешников? Должен ли врач болеть сам, чтобы уметь помочь больным?

Христианин на определенном этапе понимает, что страдает чаще не от того, что к нему отнеслись неправильно, а от своих страстей, реакций, которые, по слову Христа, из сердца исходят: злоба, убийства, ненависть, прелюбодейство и пр. (Мф, 15:19). То есть мы страдаем — от самих себя, от зла в себе.

И тут говорят – посмотрите на Христа – Он тоже страдал, терпел и нам велел. Искушенный может и искушаемым помочь.

Возникает вопрос: как же может помочь Христос, если из Его сердца не исходили зависть, ненависть, обиды, прелюбодейства, честолюбие, страдания от унижения? Он совсем «не знает» – что значит мучиться от зла в себе, от своего же эгоизма, недостаточности и пр. Ему неизвестны похоть, ревность, ее страдания, а ведь большая часть людей страдают «от любви», чувства унижения, непризнанности, честолюбия.

Получается, Христос «не знает» того, что так мучит и ранит человека. Так как Ему нас понять?

Размышляет Татьяна Касаткина, литературовед, культуролог, религиовед, писатель:

«А вы не называйтесь врачами»

«Христос и врачи», книжная гравюра 19 века с оригинала Бернардино Луини (16 век). Изображение с сайта artalbom.ru

— Если мы посмотрим на источник евангельской цитаты, содержащейся в заданном выше вопросе – то увидим, что Христос говорит эти слова: «…исходящее из уст – из сердца исходит – сие оскверняет человека» (Мф., 15, 18) – в то время, когда Он непрестанно совершает исцеления. Он просто в каком-то вихре исцелений: к нему идут и одиночки, и толпы, и сыновья, и «псы» — а Он исцеляет, исцеляет и исцеляет. Он делает то, для чего пришел – ибо Он пришел исцелить мир.

И вот — первый встречный к нашей теме вопрос, – должен ли врач, лечащий больного, непременно переболеть той же болезнью, чтобы уметь ее лечить? Видимо, нет.

Но одно несомненно – врач хорошо должен знать и чувствовать, каково здоровое состояние, чтобы уметь устранить все уклонения от него, вызванные данной болезнью.

Потому что если врач не знает, каково здоровое состояние, он будет излечивать до того состояния, которое ему известно как «здоровое». И он будет много болезней воспринимать как «норму», а не как повреждение и катастрофу.

Таким образом, врачу нужно очень хорошо знать, что такое здоровье – поскольку любая болезнь – уклонение от здоровья, и если он знает, что значит быть здоровым, для него не составит труда увидеть любое отклонение и понять, как его исправить.

Грех – такая же болезнь, уклонение от здоровья (буквально греческое слово αμαρτία, переводимое на русский как «грех», означает «промах», «непопадание в цель»; это же значение первоначально было присуще и русскому слову, оно сохранилось до нашего времени в слове «огрех»).

Грех – это уклонение от истинной природы человека. И исцелять его должен Тот, Кто опытно знает, какова эта истинная природа.

Потому что если это будет делать тот, кто не обладает истинной природой, а лишь исцелился от некоторых заболеваний – он не сможет определить соотносительную тяжесть уклонения, понять, что нужно лечить в первую очередь, а что исцелится просто вследствие исцеления от другой болезни; он сможет лишь повести по своей тропе, поделиться своим опытом, могущим оказаться совсем непригодным для тех, кто пришел к нему, чтобы избавиться от тех отклонений, которыми он не страдал.

Но опыт такого врача может оказаться негодным и для тех, кто хочет избавиться от того же, чем «болел» он. Потому что «врач», исходящий из собственного опыта, может принять за исцеление – компенсацию.

Например, было искривление позвоночника, и все болело, потом искривилось плечо – и вроде и осанка стала получше, и болит не остро, а так, ноет. Искривление позвоночника скомпенсировалось искривлением плеча. Выживать стало легче – но это вовсе не жизнь и не здоровье, о здоровье этот «врач» ничего не знает. И вот – он поведет по своему пути и будет не исцелять – а компенсировать заболевание.

В современности в духовной жизни такое случается практически сплошь и рядом, к сожалению. Собственно, поэтому Христос так почти грозно напоминает нам, что кроме Него нет нам Отца и Учителя: «А вы не называйтесь учителями, ибо один у вас Учитель – Христос, все же вы –братья; и отцом себе не называйте никого на земле, ибо один у вас Отец, Который на небесах; и не называйтесь наставниками, ибо один у вас Наставник – Христос. Больший из вас да будет вам слуга» (Мф. 23, 8-11).

Брат и соученик – тот, кто может поделиться своим опытом, и с кем мы можем поделиться своим, но лишь Учитель знает все пути – и лишь Он знает нужный именно этому больному путь, потому что лишь Он знает, что такое здоровье, что такое истинная неповрежденная природа – то есть – какова цель, куда мы движемся, как выглядит исцеленный.

А самый продвинувшийся на этом пути может быть брату не наставником – а слугой. Понимая, что он, скорее всего, не может указать путь – но зато может поддержать и послужить на пути.

И это будет его истинный путь за Христом, потому что и сам Христос «не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить» (Мк. 10, 45).

О чем знает Христос

Антонис ван Дейк, «Христос и фарисеи» (17 век). Изображение с сайта artchive.ru

Глава 15 Евангелия от Матфея начинается с замечания фарисеев Христовым ученикам – почему те не моют руки перед едой. Фарисеи знают этот завет как «предание старцев» (Мф. 15, 2). Это вполне медицинское предписание, взятое из опыта тех, кто вычленил и проследил некоторые законы падшего мира.

Заметим, что фарисеи, получившие его по наследству от старцев, уже не могут обосновать предписание из опыта – и это существенная утрата, потеря возможности объяснять, почему надо делать то или иное, — что в конце концов приводит и к искажению предписаний, и к восстанию против них. Однако это предписание полезное и проверенное опытом. Но это – опыт компенсации, а не исцеления.

Именно в ответ на эту попытку вернуть учеников Христа к не очень понятным, но работающим законам здоровья (и здесь, возможно, наиболее очевидно, что в религиозных предписаниях речь всегда идет о сохранении здоровья – цельности – неповрежденности природы, о каком бы уровне человеческого существа речь ни шла), Христос говорит: это – не важное. Это – паллиатив, постоянное предохранение больного от еще большего заболевания, а не то, что ведет к исцелению.

Важно другое. Если будете здоровы изнутри, так, что из вас не будет исходить ничто дурное, — тогда входящее в вас не повредит вам.

Так Христос переворачивает все прежние предписания: они – предохранения, их лучше исполнять, если вы еще не исцелились, но чтобы исцелиться – нужно другое, нужно нечто гораздо более радикальное.

Почему же, однако, вообще возможно поставить под вопрос наличие способности исцелять у того, кто сам не болел? Полагаю, ответ заключен в  последнем вопросе, поставленном в этой теме: «Он «не знает» того, что больше всего мучит и ранит человека».

Эта фраза чрезвычайно характерна, мы можем услышать подобное на каждом шагу, и вот в чем ее суть: она, незаметно для спрашивающего вновь начинает описывать то, что уже признано как принадлежащее человеку и «исходящее» из него – как самостоятельные сущности, «нападающие» на него – как то, над чем человек не властен. А если это самостоятельные сущности – то, конечно, их нужно знать, чтобы с ними справиться.

Думаю, что как только человек совершает эту ошибку и начинает бороться с «исходящим из сердца» как с самостоятельными сущностями – он уже неизбежно обречен на поражение, поскольку не понимает природы того, с чем борется.

Мы, например, боремся с похотью так, словно это какое-то СЛИШКОМ БОЛЬШОЕ завладевшее нами желание и устремление. Но дело-то в том, что похоть – это слишком маленькое наше собственное желание и устремление, наше желание и устремление, не способное преодолеть нашей отделенности, и даже способное укрепить ее; той отделенности, которая и есть корень нашей болезни, главное искажение нашей природы.

В Первом послании апостола Иоанна (2, 16) говорится: «Ибо все, что в мире, похоть очей, похоть плоти и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего». И если мы вдумаемся в сказанное, мы поймем, что Иоанн перечисляет здесь не то, что связывает человека с человеком и с любой вещью в мире, но то, что их разделяет, то, что становится для них преградой на пути друг к другу и друг в друга… Потому что все, что их воистину связывает – от Отца.

Ведь похоть плоти – это то, что останавливает человека, достигшего вожделенной плоти, и мешает проникнуть дальше в человека; похоть плоти заслоняет человека от человека.

Похоть очей – это то, что, по аналогии, останавливает на внешнем образе и не дает созерцающему проникнуть в его глубины, увидеть иное; похоть очей – это то, что заслоняет от человека истинный образ.

Гордость житейская – это то, что останавливает человека на понимании себя как деятеля и движителя – и закрывает, заслоняет от него истинного Деятеля и истинного Движителя.

Иначе говоря, апостол обвиняет нас не в ненасытности, как можно было бы подумать, моралистически прочитав послание, а как раз в насытимости, в слишком быстрой насытимости, в насытимости слишком малым.

В человеческой склонности ограничиваться слишком малым. Ведь Богу не нужно то, что есть у вещи, — Ему нужно никак не меньшее, чем сама вещь.

И нам предложили все, а мы, высовываясь из нашей отделенности, как из панциря рака-отшельника, хватаем крохи, довольствуемся тем, что объедаем поверхности вещей.

И последняя слишком расхожая фраза, слишком распространенное мнение, которое нельзя оставить без рассуждения: «И тут нам говорят – посмотрите на Христа – Он тоже страдал, терпел и нам велел».

Полагаю, нам просто необходимо понять, что именно велел терпеть нам Христос. Он велел терпеть не тупую боль болезни – Он велел терпеть острую (а потом иногда тоже тупую и долгую – но все равно иную) боль трансформации.

Так вправляющий ногу хирург говорит: «Потерпи!» — потому что его действие ввергнет нас в боль сильнейшую, чем уже скомпенсированная боль болезни. Но эта боль станет путем к здоровью, к освобождению от боли.

Так и Христос предлагает нам терпеть боль самораскрытия навстречу истинному бытию.

А сам Он терпел боль последовательного утеснения, умаления, ибо только за счет такого умаления Он, безмерный и вездеприсутствующий, смог стать соразмерен нам, смог дойти до той точки, откуда вновь протянул нам некогда отвергнутую нами руку – и начал исцелять.

Так что, дойдя до нас, Он уже хорошо узнал, что значит редукция собственной природы – а именно она и есть единственная болезнь человечества.

Татьяна Касаткина