Сто лет спустя после октябрьского переворота раздаются самые разные, порой в корне противоречащие друг другу мнения о причинах происшедшего.

Страшно подумать, но в великой православной стране, которую многие называли Святой Русью, в начале ХХ века возникли самые беспрецедентные гонения на Церковь. В 1933 году протопресвитер Гавриил Костельник[1], искренне сокрушаясь по этому поводу, в одной из своей проповедей говорил: «Світ відпав від Бога! Найближчі Богу, сини Христового світла, сини благодаті й правди, відпали від Бога!»[2].

Более подробно о причинах происшедших трагических событий можно узнать от людей, которые в то непростое время занимали высокое положение в Церкви и в чем-то сами могли влиять на происходящие процессы. Таким человеком был священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий, в те непростые времена, с 1892 по 1918 гг., последовательно занимавший четыре великие первосвятительские кафедры — Грузинскую, Московскую, Санкт-Петербургскую и Киевскую. Он же был первой жертвой революции, смиренно поднявшись на свою Голгофу в 1918 году. В данном случае наиболее уместным будет обратиться не к его официальным бумагам и распоряжениям, в которых не всегда в полноте отражается та или иная проблема, а к проповедническому наследию — самому надежному свидетельству пастырских переживаний и чувств. Ибо, по искреннему убеждению профессора КДА В. Ф. Певницкого, учителя будущего владыки[3], тот, кто выступает ораторствовать, должен говорить «по-ораторски — от сердца и с одушевлением. А нет одушевления, не выливается слово прочувствованное, согретое теплотою сердечною, — не являйся на кафедре и не имей притязания на титло оратора»[4].

Владыка Владимир старался проповедовать за каждым богослужением и активно подвигал к этому других пастырей вверяемых ему епархий. В 1890 году, будучи викарным епископом Новгородской митрополии, он предлагал правящему архиерею следующее: «В видах пробуждения от нравственного усыпления беспечных чад Православной Церкви необходимо побудить духовенство епархии к усилению своей пастырской бдительности, вменив ему в обязанность усилить проповедь и молитвенные упражнения, отправлять по воскресным дням торжественные вечерни, читать акафисты и вести внебогослужебные собеседования о предметах веры и нравственности»[5]. Впоследствии митрополит Новгородский Арсений (Стадницкий) о владыке Владимире вспоминал: «На нем исполнились слова святого апостола Павла: духом горяще, Господеви работающе (Рим. 12: 11). Он действительно горел духом, пламенел ревностью по Дому Божию, которая снедала его. Эта ревность выражалась, прежде всего, в неустанном проповедании слова Божия. Самая манера его проповедания свидетельствовала об этом горении духа. Слабый, болезненный телом, с тихим голосом, он во время произнесения проповедей преображался, воодушевлялся, голос становился крепким, и силою горячего слова он пленял умы и сердца слушателей. Будучи сам усердным служителем слова Божия и проповедником, он и пастырей Церкви побуждал проповедовать…»[6].

Позже его незаурядный административный и проповеднический талант ярко проявился, когда он служил епископом в Самаре. Чтобы поднять нравственный уровень паствы, здесь он положил начало духовно-нравственным чтениям в зале Городской Думы, возобновил противораскольнические и противосектантские собеседования в самарских приходских храмах. Это послужило тому, что на деятельность энергичного архипастыря и проповедника обратил внимание тогдашний обер-прокурор Святейшего Синода К. П. Победоносцев. В свою очередь, внимание обер-прокурора на владыку было обращено известным юристом А. Ф. Кони, случайно услышавшем слово владыки Владимира в самарском соборе. Это дало толчок быстрому продвижению его вверх в церковной иерархии. Когда владыка прибыл на кафедру в грузинский Тифлис, то здесь также особое внимание он стал обращать на произнесение проповедей за богослужениями, обличая через них пороки пьянства и остатки язычества.

Не ослабло, а еще более усилилось его проповедничество по прибытии на Московскую кафедру в 1898 году. По сообщению его первого жизнеописателя протоиерея Михаила Польского, «митрополит Владимир на первых же порах своего служения принимал энергичные меры оживления пастырской деятельности московского духовенства и стремился к тому, чтобы частым богослужением и проповедью, религиозно-нравственными беседами столичное духовенство ближе стояло к народу и фабрично-рабочему классу. Владыка Владимир не только побуждал к тому свое духовенство, но и сам являлся добрым примером. Нередко митрополит являлся на фабрики и заводы и после молитвы вел беседы с рабочими о вреде увлечения социализмом, — как бы пророчески предсказывая, к какому несчастью приведет Россию это противохристианское учение»[7]. Особое внимание в своих словах владыка обращал на борьбу с пороком пьянства и как чума распространявшемся, особенно среди городской молодежи, маловерием и неверием. «Недостаточно для цехового или другого какого-нибудь сословия, — говорил архиерей, — если член его умеет кроить, шить, кузнечить, плотничать, строить здания или торговать. Он должен быть — и это главное — истинным христианином… Но готовится ли, спросим мы, наше юношество к этой цели?.. Церковь для них по большей части не существует…»[8]. Во время недолгого служения с 1912 по 1915 год в столичном Петербурге проповедовать владыке было непросто, так как сам он сознавался Новгородскому архиерею перед переездом в столицу: «Я человек не этикетный, могу не прийтись там «ко двору»; там разные течения, а я не смогу следовать за ними, у меня нет характера приспособляемости»[9]. И действительно, вскоре это предчувствие исполнилось. В 1915 году он был переведен на Киевскую кафедру, где ему предстояло сказать свое последнее слово перед людьми, зараженными маловерием и в угоду сиюминутным политическим интересам дерзающими раздирать нешвенный хитон Церкви Христовой, учиняя раскол.

Как видим, везде, где служил владыка, он сам активно проповедовал и старался организовать повсеместное проповедничество путем привлечения к нему всего приходского духовенства. Проповеди святителя Владимира всегда привлекали слушателей своей искренностью, простотой и задушевностью. По замечанию архиепископа Антония (Храповицкого): «В то время как другие совершенно изолгались и постоянно изменяли своим убеждениям, митрополит Владимир не боялся говорить "правду царям" и не "с улыбкой", как наш старинный поэт, но со слезами, сознательно подвергая себя страданиям и в то же время претерпевая все житейские скорби со смирением и величайшей твердостью души»[10].

Тем не менее, сохранилось относительно немного зафиксированных в печати проповедей священномученика Владимира. В наиболее полном трехтомном издании его трудов, которое в 2008 году вышло в Твери, проповеди составляют неполную часть первого тома[11]. Остальное — это статьи догматического, экзегетического, канонического и апологетического содержания, но все же в основе большинства из них лежат проповеди, произнесенные владыкой в разные периоды его служения. Многое из проповеднического наследия священномученика в советское время могло быть утеряно или уничтожено. Кроме того, относительно малое количество дошедших до нас проповедей можно объяснить большой административной нагрузкой и довольно частым служением святителя — специально готовиться к каждой проповеди не было возможности. Скорее всего, большинство проповедей владыка произносил экспромтом, то есть без предварительного письменного изложения, или в виде импровизации, то есть по заранее составленному плану, а сам процесс построения слова происходил во время произнесения[12]. При этом он не сильно заботился о красоте выражений, так как был убежден, «если он (пастырь) будет блистать красноречием, изящностью выражений, а не так проповедовать, как учили святые апостолы, то он может получить осуждение свыше» [13].

Среди проповеднических трудов, где в наибольшей мере выражается твердый архипастырский характер и переживания за Церковь, можно отметить его речь в Троицком соборе Александро-Невской Лавры г. Санкт-Петербурга при наречении во епископа Старорусского 8 июня 1888 года. Здесь он искренне признает свою немощь и недостоинство перед высоким пастырским служением. «С внутренней тугой стою я сейчас на этом святом месте, и мысли одна другой страшнее возникают в моей голове. Что если, вознесенный на эту высоту, я не в состоянии буду удержать себя на ней?..» И тут же сознается, что среди такого смущения слышится и другой голос, ободряющий и вразумляющий: «Зачем предаешься, — говорит он, — такому чувству, маловер? Измлада наученный и других учивший Писанию, неужели не знаешь ты, что поставляющий епископов пасти Церковь Господа и Бога есть Сам Дух Святой (см. Деян. 20: 28)?»[14]

По-видимому, питаемый не только пастырскими, но и естественными отцовскими чувствами, сохранившимися после трагической гибели его семьи, владыка Владимир с первых дней своего архипастырского служения особенное внимание уделял педагогике. Осенью и зимой 1888/89 г. он произнес в Софийском Новгородском соборе цикл из 18 бесед, посвященных религиозно-нравственному воспитанию детей. В них он вначале выясняет причины дурного воспитания, приходя к выводу, что больше всего в неблагонравии детей виноваты не улица, не школа, не дух времени, а родители, которые не стремятся в их сердце, как на мягком воске, запечатлеть образ Бога. Далее идет аргументация важности воспитания, поскольку многие люди под влиянием западных либеральных идей (особенно Руссо) начали считать, что дети в воспитании не нуждаются, так как они являются на свет добрыми и совершенно неиспорченными. Следовательно, нужно предоставить их самим себе, при этом воспитание не только не необходимо, но даже вредно. В своей беседе владыка доказывает обратное, а именно, что воспитание младенцев с самых первых дней весьма необходимо, ибо они появляются на свет «не с совсем доброй и неповрежденной природой, но и испорченной, предрасположенной ко злу… Греховную наклонность дитяти необходимо подавлять и направлять к добру. Если дитя предоставить самому себе, то в нем станет развиваться не доброе, более слабое начало, но более сильное злое, подобно тому, как и во внешней природе, коль скоро она предоставляется самой себе, произрастает не пшеница, а плевелы, терния и волчцы»[15]. В следующих беседах владыка утверждает, что воспитание нужно начинать с укоренения в сердцах детей благочестия и набожности, а первый пример в этом должны подавать матери. Чтобы семена благочестия, посеянные в семье, укоренились и принесли добрые плоды, необходимы совместные усилия семьи, школы и Церкви. Особенно важно заботиться о воспитании в детях послушания, правдивости, самоограничения, стыдливости, трудолюбия, кротости и искоренении зависти.

Сохранилось также много других проповедей владыки, адресованных детям. Это поучения перед и после причащения Святых Таин, речь при освящении нового здания третьей Санкт-Петербургской гимназии, при освящении новой церковно-приходской школы при Спасской церкви, что на Сретенке, архипастырское поучение детям «Читайте больше всего Библию», слово в день Рождества Христова при раздаче детям рождественских подарков, беседа с маленькими детьми на Рождество Христово, «Юношам» (новогодние пожелания), речь в Санкт-Петербурской Александровской гимназии «О христианском подвиге». Отдельно святитель обращался к родителям и давал советы по воспитанию детей: «Радости и удовольствия», «Скупость», «Гнев»[16].

Как уже было отмечено выше, везде, где служил владыка, он старался организовывать внебогослужебные религиозно-нравственные чтения, поочередно проходившие в разных храмах города. В 1896–1899 годах во время таких чтений им произнесены беседы на семь слов Спасителя с Креста. В начале бесед владыка, подражая святителю Иоанну Златоусту и сообразуясь с правилами гомилетики, старается пробудить живой интерес в слушателях и начинает с таких слов: «Когда приходится нам слышать какие-нибудь слова из уст умирающих родных и близких сердцу нашему, то с каким напряженным вниманием выслушиваем мы их!.. Не с гораздо ли большим вниманием должны относиться мы к предсмертным словам нашего Господа?.. Я льщу себя надеждой, что вы не останетесь глухи к этим беседам и не откажете им в благочестивом вашем внимании»[17]. Далее владыка подробно разбирает нравственный смысл слов Спасителя с Креста. Рассуждая о первых словах Христа: Отче! отпусти им: не ведят бо, что творят (Лк. 23: 34), владыка обращает внимание на то, что это не то значит, «чтобы они не знали, что совершаемое ими дело есть грех, — этого нельзя сказать даже и о невежественных воинах… Они не хотели знать, а потому и не знали». Их гордость и честолюбие, их низменные страсти, плотские стремления и интересы не позволяли принять им Истину. Они не хотели такого Царства, «в которое они, как грешники, должны входить наравне с мытарями и грешниками»[18]. Развивая свою мысль, святитель приходит к смелому выводу, что и сейчас враги Христа и его Креста, «обольщенные призраком суетного и ложного просвещения, почитают за глупость в тайне сокровенную премудрость Божию.., соблазняемые похотью своей плоти и заботами мира сего, снова распинают Христа своими грехами!»[19] В заключение беседы владыка призывает всех, пока не поздно, каяться и искать прощения грехов во имя Того, Которого отвергали в неверии и распинали своими грехами.

Также и в последующих шести беседах архиерей находит параллели евангельских событий в современном ему времени и таким образом пытается пробудить спящую совесть людей. «Христианин! — спрашивает священномученик. — Когда современные враги Христа и Его Креста ругаются над Ним и поносят Его святое имя, то кому уподобляешься ты? Ученикам ли, которые, боясь выдать себя за учеников своего Господа, разбежались по домам; Петру ли, который трижды отрекся от Его имени? Или разбойнику, который, невзирая на явное публичное поругание Христа со стороны людей, исповедовал Его как единственное основание своего упования и своего спасения?»[20]

В 1898 году владыка Владимир вступил на архипастырское служение в Московской епархии. В древнем Успенском соборе он произнес речь, которая была своеобразной программой всей его дальнейшей деятельности. В частности, он говорил: «Смутило дух мой, что так рек о мне Господь мой, и дрогнуло сердце мое, когда я узнал о моем новом назначении. Идти же с жезлом пастыря на место, священное святыми подвигами святителей московских.., — это не легко и страшно для духа и более крепкого, чем мой. Вот почему дрогнуло мое сердце и я вступил с боязнью услышать глас угодников Божиих, святителей московских: «Друже! како вшел еси без одеяния светла?» Верую, братие, что аз недостоин внити в этот чертог Царицы Небесной; скорблю, что не могу достойным образом заместить славную кафедру святителей московских; но не своею волей я взошел сюда, а по воле Господа Бога; а кто может ей противиться? Я взошел с желанием мира, добра, любви и принести пользу Церкви московской, взошел дверью «не прелазяй инуде» и буду исполнять свои обязанности по мере сил своих».

Далее святитель просит молитв за него и одновременно указывает, каким должен быть пастырь и к чему призван стремиться. Он дерзает установить для себя наивысшую планку — святость. «Святым нравится только святое, что происходит из источника доброго и чистого, а что идет от себялюбия, своекорыстия, угодничества и искательства, что рассчитано на свои выгоды, не может быть одобрено святыми. Если в деятельности пастыря церкви Христовой не будет светить свет, исходяй от Отца светов, то да не дерзает такой пастырь ожидать похвалы от святых; он служит не святым, а миру… Если в его начинаниях будет проявляться горделивое «я», то похвала будет от мира, но не от Бога. Если он будет иметь осторожность в словах и ласковым поведением и деяниями приобретет благорасположение общества, но если успех жизни будет приобретен неправильными средствами, то он, защищенный судом человеческим, не будет оправдан на суде Божием»[21]. И в заключении владыка еще раз просит у духовенства молитв за него, чтобы благодать Божия не оставляла его во время служения на московской кафедре.

Как сообщает его жизнеописатель игумен Дамаскин (Орловский), во время своего служения на древней столичной кафедре владыка призывал духовенство епархии как можно чаще совершать богослужения и поучать паству. Он открыл новые вакансии на приходах, куда специально пригласил талантливых проповедников. Каждую неделю святитель произносил проповеди на Троицком подворье Троице-Сергиевой Лавры, в которых затрагивал актуальные вопросы государственной и общественной жизни, вопросы личности и семьи, богатства и бедности, веры и неверия, темы морали, науки, обсуждал рабочий вопрос, проблемы церковной дисциплины. Многие из его слов были опубликованы в периодической печати[22].

Среди проповедей этого периода следует отметить девять бесед на молитву Господню, «Собеседования между крестьянином, фабричным рабочим и священником», обращение «К неверующим и маловерующим», беседы «Неверие книжников и фарисеев древнего и нашего времени», «Падение и восстание многих», «Где истинное счастье: в вере или неверии?», «Тревоги наших дней и надежда на Бога», «О труде и собственности», «К богатым и бедным». 16 июня 1902 г. по инициативе владыки в здании Исторического музея на Красной площади начали работу пользовавшиеся популярностью общеобразовательные курсы для рабочих. Здесь перед началом религиозно-нравственных чтений святителем была произнесена антисектантская беседа «Против отрицающих почитание святых». В 1904 году обнародовано его пастырское утешение в бедствиях войны. В этом же году напечатан призыв к христианам: «Читайте больше всего Библию».

Святитель резко выступил против революции 1905–1907 гг. В октябре 1905 г. во время всеобщей забастовки владыка Владимир и Серпуховский епископ Никон (Рождественский) распорядились разослать по московским храмам поучение для чтения во время Литургии. Составленное в очень резкой форме, поучение называло организаторов забастовок «извергами рода человеческого» и призывало верующих «очнуться, проснуться» и быть готовыми «умереть за царя и за Русь»[23]. 30 октября 1906 г. на специально созванном собрании московского духовенства владыка произнес речь «Наша пастырская задача в борьбе с социал-демократической пропагандой». Он назвал РСДРП «зерном... революции», очень опасной политической силой, призвал духовенство активизировать «социальную проповедь», обращать внимание на нужды рабочих, чтобы вытеснить из их умов социалистическое учение[24].

В дни Страстной Седмицы 1906 года были произнесены беседы в церкви Московского епархиального дома, опубликованные позже под названием «Страдания Христа и страдания Церкви». В такое непростое время в жизни Церкви и общества многие люди вышли на площади, бастовали и требовали перемен. Бурным революционным потоком были увлечены не только рабочие заводов и фабрик, но и отдельные представители духовенства, некоторые профессора духовных академий. Бастовали не только студенты светских вузов, но и учащиеся духовных школ. Насколько адекватно и критично оценивал создавшуюся ситуацию московский святитель? Что в то время он говорил?

Первую беседу на слова Евангелия: Симон! Ты спишь? Не мог ты бодрствовать один час? (Мк.14: 37) — святитель начинает с того, что хотя уже девятнадцать веков «прошло со времени голгофской драмы, но история страданий всегда нова для сердца христианина и всегда служит источником духовного назидания… Страдания Христа продолжаются в страданиях Церкви Христовой… Широко поле этих страданий — оно простирается на весь земной мир… При страданиях Христа мучителями были иудеи, книжники, первосвященники, Иуда, Пилат, Ирод и воины римские — в истории же страданий Церкви выступают совсем другие лица»[25]. Далее святитель обращает внимание на спящих учеников Христа, которые «знали, что в эту ночь начнутся предсказанные Им страдания…». Спаситель даже просил их: Побудьте здесь и бодрствуйте со Мною (Мф. 26: 38), а они спят. «Братия! — обращаясь к совести слушателей, продолжает святитель. — Вы могли бы впасть в искушение, произнести слишком суровый приговор на спящих учеников, если бы не помнили слов апостола Павла: «В том, в чем осуждаешь ты своего брата, осуждаешь самого себя» (ср. Рим. 14: 10). Эти спящие ученики на Елеонской горе — они ведь образ многих и очень многих христиан и настоящего времени»[26]. «И это при том, — сокрушается владыка, — что мы живем во время не одной только политической, но и религиозной борьбы. Неверие вооружается против Бога, против Христа и прежде всего против Церкви… Упоенные успехами этой борьбы своей против Церкви, они дерзают даже похваляться, что конец Церкви близок и недалеко то время, когда они не оставят в ней и камня на камне»[27].

Святитель убежден, что в такое время «ни один сын Церкви не должен оставаться безучастным в этой борьбе… Но печальная действительность показывает, что многие спят, потому что забывают ту веру, в которой родились и крестились, и перестают в ней упражняться»[28]. По мысли святителя, упражнение в вере — это не только молитва и участие в таинствах Церкви, а и особая бдительность к тому, чему учат детей в школе, ибо «кому принадлежит школа, в чьих руках детское сердце, тому принадлежит и будущее… какое направление дается юной душе в школе, такое остается и на всю последующую жизнь… Глубоко несчастно то дитя, которое попадает в руки неверующих учителей, которые, потеряв веру сами, расшатывают её и в сердцах вверенных их руководству детей…»[29].

Не менее важен круг общения христианина. Святитель уверен: «если в жизни общества господствует дух, противный вере, то можно ли думать, что он останется без воздействия на православного человека, вращающегося в этом обществе? Нет. И одна капля воды, если она постоянно падает на одно и то же место, и та долбит твердый камень»[30]. Чтобы уменьшить вредное воздействие нездоровой общественной жизни, владыка призывает к более тесному общению православных христиан между собой. И наконец, святитель обращает внимание на печать. Он отмечает, что многие печатные издания «прямо ведут борьбу против веры и Церкви и становятся на сторону ее противников, унижая и подвергая осмеянию и издевательству всё, что для нас священно… Мы не только не чуждаемся враждебных нашей вере произведений, но еще платим деньги нашему врагу за то, что он подносит нам яд и отравляет нашу душу…»[31] В заключение беседы владыка Владимир констатирует тот факт, что «в настоящей, более чем когда-либо ожесточенной борьбе неверия с Церковью, когда требуется наибольшее бодрствование духа со стороны верующих, многие из них погружены, к сожалению, в какое-то равнодушие и нравственную спячку… Что можно сделать, — говорят они, — мне одному в такое тяжелое время, какое переживаем мы?». Святитель призывает не спать, не унывать и не опускать рук. Он уверен, что «православные всего могут достигнуть, если будут единодушно и единомысленно, с упованием и мужеством стоять за свое дело, если каждый крепко будет держаться своей православной веры.., смело исповедовать ее пред лицом всего мира»[32].

Следующую беседу, которую владыка произнес на Страстной Седмице 1906 года, можно назвать пророческой, ибо в ней подробно описано, что ожидает нашу Церковь и, в частности, самого архиерея в недалеком будущем. Начинается беседа с изображения суда над Иисусом. Христос выражает удивление, почему иудеи не арестовали и не судили Его ранее, хотя давно следили и начертали план расправы над Ним: Каждый день бывал Я с вами в храме, и вы не поднимали на меня рук. Святитель обращает внимание, что святой евангелист Лука четко указывает на причину этого: но теперь ваше время и власть тьмы (Лк. 22: 53). То есть наступил тот момент, когда, по попущению Божию, власть тьмы достигла высшей своей степени. Владыка смело говорит, что то, что мы видим в истории страданий Христа, мы наблюдаем и в судьбах Церкви. «Во все времена существовала на земле ненависть ко всему божественному… В Его времена эта ненависть жила в фарисейском иудействе, от него перешла в язычество. В настоящее же время эта ненависть сильнее всего действует в наших революционных, тайных и явных, обществах и кружках… Их убеждения чрезвычайно разнообразны, но все они сходятся в одном — во вражде к христианству вообще и к Православной Церкви в особенности»[33]. Первое место в ненависти к Церкви святитель Владимир отдает Л. Н. Толстому и говорит, что ее ненавистников есть много на всех ступенях государственной и общественной лестницы, сверху донизу[34]. Владыка пророчески заявляет: «Теперь мы ясно видим, что наступает для Церкви час ее страданий»[35].

В следующей части беседы архиерей подробно разбирает надуманные обвинения и упреки, которые выдвигались против Христа и сейчас выдвигаются против Церкви: «Говорят, что она идет против прогресса, против науки, против просвещения. — Это неправда. Церковь хорошо знает и глубоко убеждена, что для человечества необходимы наука и просвещение, так как и само христианство есть высшее просвещение. Но она восстает и не может не восставать против того, когда оно, это просвещение, из христианского превращается в языческое и отодвигается в решении самых главных вопросов человеческой жизни назад, к темным временам языческой древности»[36].

Главную причину гонений на Церковь святитель видит не в её деятельности и не в тех обвинениях, которые несправедливо возводят на нее враги, а в том, что она — не человеческое, а Божественное учреждение. Владыка уверен, что если бы Церковь отказалась от своего Божественного происхождения и характера, то перестала бы быть предметом ненависти и гонения. «Церковь не только не стали бы гнать и притеснять, но почитать и награждать. Но этого-то она и не делает и никогда не сделает… Она чувствует себя как наместница Христа на земле… Она имеет свободу всем говорить правду Божию… Вот почему и на её долю выпадает тот жребий, какой выпал на долю Господа, о котором говорится в истории страданий: Плевали Ему в лице и заушали Его… ударяли Его по ланитам и прочее (Мф. 26: 67)».

Завершает свою беседу святитель Владимир на оптимистической ноте: «Если история страданий Иисуса есть первообраз страданий Его Церкви, то она после гнета и гонений будет праздновать и победу. Вот почему нам не следует унывать и отчаиваться, но страдать и действовать с надеждой на Бога, твердо веруя, что эта надежда не напрасна и что Бог никогда не посрамит того, кто на Него возлагает всё свое упование»[37].

Еще одну серьезную причину, из-за которой многие православные люди духовно расслаблялись и безрассудно поддавались на революционную антицерковную пропаганду, священномученик Владимир видел в пьянстве, а потому везде, где он служил, отдавал много сил на борьбу с этим пороком. Но не все, даже из среды духовенства, его поддерживали. Большинство предпочитало равнодушно смотреть на это бедствие и при этом, успокаивая свою совесть, апеллировало к Священному Писанию, в котором, на их взгляд, нет прямого запрета на винопитие, а наоборот, сказано: Вино веселит сердце человека (Пс. 103: 15).

13 сентября 1909 года владыка Владимир сказал слово в день десятилетнего юбилея Даниловского отделения Первого Московского Общества трезвости. Здесь он сравнивает пьяниц с узниками, которых, по слову апостола, мы должны помнить (Евр. 13: 3), а не проявлять равнодушие. Святитель констатирует, что «не употребляя никаких усилий к воздержанию от вина, многие стараются утверждать себя в том ложном убеждении, что без употребления водки нельзя и жить, что она-де согревает, и питает, и укрепляет. И посмотрите, что у нас отсюда происходит! Широким потоком разливается у нас пьянство, и нет, кажется, такого обстоятельства в нашей жизни, которое мы не делаем поводом к выпивкам!.. Пьют не одни только мужчины, но пьют и женщины и девицы, подростки и дети»[38]. Священномученик убежден, что «никакие наставления и увещания, никакие порицания и штрафы не принесут пользы тому, кто сделался рабом порока. В этом-то именно и заключается вся глубина бедствия несчастных, что они бессильны в своем положении… Но кто хочет оказать действительную помощь, тот должен ближе войти в положение недужного своего брата и своим искренним участливым отношением показать ему истинно христианскую и братскую любовь[39]... В заключение своего слова архиерей призывает сделать для освобождения пьяниц от уз порока все возможное и примкнуть к Обществу трезвенников, чтобы таким образом содействовать отрезвлению окружающих.

Таким же убедительным является слово архипастыря при открытии Московского Епархиального общества борьбы с пьянством в 1910 году. Здесь он призывает не отчаиваться, если мы не скоро видим успех в борьбе с этой болезнью. В 1911 году на Российском противоалкогольном съезде святитель прочитал доклад, в котором назвал алкоголь великим обманщиком мира. Алкоголь заявляет: «Я делаю вас благодушными, радостными, веселыми, я украшаю жизнь вашу; даже и в Библии говорится: вино веселит сердце человека» (Пс. 103: 15)! Но это не так. Хотя алкоголь несколько улучшает настроение, в то же время, когда человек наслаждается таким воображаемым счастьем, он развивает вокруг себя невыносимое горе и бедствие, ибо «где пьянство убивает одну старую заботу, там вырастают две новых»[40].
6 августа 1912 года состоялся Всероссийский съезд практических деятелей по борьбе с алкоголизмом, во время которого владыка прочитал доклад «Против ли нас (абстинентов) Библия?», в котором важность воздержания от употребления спиртных напитков обосновал с экзегетико-богословской точки зрения[41].

В заключение рассмотрим проповедь священномученика Владимира на праздник Сретения Господня 1901 года под названием «Падение и восстание многих». Еще задолго до революционных событий владыка на основании слов Священного Писания указывает на причину ненависти ко Христу и Его Церкви. Слово носит ярко выраженный догматико-публицистический характер, ибо, выступая с проповедью с Московской кафедры, святитель обращается не только к узкому кругу людей, находившимся в храме, но ко всем верующим, маловерующим, а также к тем, кто уже тайно строил планы ниспровержения старого государственного и церковного строя и установления нового, но без Бога.

Святитель начинает свою проповедь словами старца Симеона о Божественном Младенце Иисусе, Которого он держал на руках: Се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий (Лк. 2: 34). Владыка обращает внимание на кажущееся противоречие и тут же разрешает его. Ведь еще «у ветхозаветных пророков Мессия называется Князем мира (Ис. 9: 6); как принесшего мир на землю, воспели Его и Ангелы в ночь рождества (см. Лк. 2: 13–14)». Святитель объясняет, что Господь «пришел возвратить миру истинный мир, который состоит в совершенном согласии человеческой воли с Божественной… Для достижения этого истинного мира необходимо разрушить тот ложный мир, который человек заключил со своими страстями и греховными наклонностями. И вот по отношению к этим последним-то Христос и явился с мечом, то есть Он пришел на землю не для того, чтобы подложить мягкое возглавие для страстей человеческих, но чтобы возжечь непримиримую борьбу против них»[42]. Как далее объясняет владыка, не все хотят вести эту борьбу, напротив, многие остаются друзьями или, лучше, рабами своих страстей и становятся в ряды врагов Христа. По этой причине происходит разделение мира на два враждебных лагеря. Именно это пророчески предвидел старец Симеон Богоприимец.

Далее владыка Владимир разъясняет, почему многие люди желают отвергнуть нравственное учение христианства: «Они желали бы такой религии, которая давала бы больше простора страстям человеческим, которая менее строго осуждала бы невоздержание и нецеломудрие, сребролюбие и любостяжание и другие греховные наклонности… и ничьей не беспокоила бы совести… А так как наша религия предъявляет к людям строгие требования и объявляет войну против всех их страстей и пороков, то, будучи рабами последних, они и вооружаются против нее всей силой своего негодования и делают на нее всевозможные нападки. Ибо всякий, делающий злое, — говорит Спаситель, — ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличились дела его, потому что они злы (Ин. 3: 20)»[43].

Одновременно в проповеди  он обличает заблуждение протестантов, которые учат, что Христос спасает нас и без нашего содействия, а также высказывают и другое противоположное мнение, что человек спасается благодаря лишь своим усилиям. Святитель убеждает, что «собственными силами мы никогда и никак не можем восстать из бездны греха». Также «не можем мы восстать из нее с тем слабодушием, которое, отчаиваясь в возможности внутреннего изменения и исправления человека, полагается на одни только внешние заслуги Христа и не думает о возрождающей силе Его благодати»[44].

Завершает свою проповедь владыка в духе православной догматики словами, что «здесь истину составляет середина: человек не может спасти себя своими собственными силами и средствами, но он не может быть спасен и без его собственного содействия. Для спасения человеку необходимо внутренне измениться, совлечься, по слову Божию, ветхого человека (см. Кол. 3: 9), из грешника сделаться праведником, но он не может этого без помощи дарованной нам Христом Божественной благодати»[45]. И просит Господа, чтобы «все правильно познали Тебя и приняли спасение, приготовленное Тобою для всех падших сынов Адама! Аминь»[46].

В результате изучения проповеднического наследия священномученика Владимира (Богоявленского), митрополита Киевского и Галицкого, можно сделать следующие выводы:  

1. Владыка Владимир очень трезво оценивал религиозно-нравственное состояние своей паствы и был искренне убежден, что поднять уровень духовной жизни народа возможно благодаря активной проповеднической и просветительской деятельности.

2. Одной из новых форм просвещения, которую внедрял святитель везде, где он служил, были беседы религиозно-нравственного содержания, которые обычно проводились в воскресенье после вечерни с пением Акафиста.

3. Владыка разными способами пытался пробудить интерес духовенства к проповеди и в этом святом деле первым подавал пример живого слова, без которого не оставлял ни одно свое богослужение.

4. Сохранилось небольшое число письменно зафиксированных проповедей владыки, что можно объяснить тем, что большинство слов произнесены в виде импровизации или экспромта, то есть без предварительной письменной подготовки. Часть проповеднических трудов в советское время могли быть уничтожены.

5. Значительная часть проповедей архипастыря носит ярко выраженный публицистический и апологетический характер, то есть владыка живо реагировал на все острые вопросы церковной и общественной жизни и стремился давать на них исчерпывающие ответы.

6. По причине маловерия и легкомысленного увлечения материализмом и рационализмом наблюдалась картина массового отхода людей от Церкви, а потому многие проповеди священномученика носят пророческий характер. Владыка довольно ясно описывает надвигающиеся гонения на её служителей и паству.

7. Чтобы замедлить процессы апостасии, владыка, как никто более из современных ему архипастырей, особое внимание в своей проповеднической деятельности уделяет воспитанию детей в духе веры и благочестия.

8. Одну из серьезных причин заражения вирусом революции священномученик Владимир видел в эпидемии народного пьянства. С целью насаждения здорового образа жизни он организовывал по всей империи общества трезвости и устным и письменным словом старался вовлечь в них как можно большее число людей.

9. Во всех проповедях святого архипастыря ощущается искреннее и живое вдохновение, большая боль и переживания за паству. Владыка все вещи называл своими именами, никогда никому не льстил и не искал компромисса с богоборцами, за что первым из архиереев сподобился принять 100 лет назад недалеко от стен святой Киево-Печерской Лавры мученический венец.

Архимандрит Маркелл (Павук)

Примечания:

1. Протопресвитер Гавриил Костельник много способствовал безболезненному возвращению униатов Западной Украины в православие в 1946 году.
2. Проповіди. Безплатний додаток до «Ниви». Ч. 8. Львів, 1934. С. 99–100. Обратите внимание, что эти слова, которые в переводе на русский язык звучат так: «Мир отпал от Бога! Самые близкие к Богу, сыновья Христова света, сыновья благодати и правды, отпали от Бога!» произносил тогда еще греко-католический ксендз. Он называет нас, православных христиан, не схизматиками, а сыновьями благодати, света и правды. Более подробно о его проповеднической деятельности можно узнать из публикации: Архімандрит Маркел (Павук). Протопресвітер Гавриїл Костельник як проповідник // Труди Київської Духовної Академії №19. 2013. С. 279–310.
3. Будущий владыка обучался в Киевской Духовной Академии с 1870 по 1874 год.
4. Певницкий В. Ф., профессор. Церковное красноречие и его основные законы. Киев, 1906. С. 24–25.
5. Иерей Николай Крикота. Я готов отдать свою жизнь за Церковь. Жизнеописание священномученика Владимира Киевского. М., 2002. С. 120–121.
6. Прибавления к Церковным ведомостям. 1918. № 9–10. С. 343–344.
7. Новые мученики Российские. Первое собрание материалов. Составил протопресвитер М. Польский. — Jordanville: Типография прп. Иова Почаевского, 1949. — С. 10–24.
8. Новые мученики Российские. Первое собрание материалов. Составил протопресвитер М. Польский. — Jordanville: Типография прп. Иова Почаевского, 1949. — С. 10–24.
9. Прибавление к Церковным ведомостям. 1918. № 9–10. С. 343.
10. Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века. ПСТГУ, ПСТБИ. Братство во имя Всемилостивого Спаса.
11. См. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Проповеди, слова, поучения. В 3-х томах. Тверь, 2008.
12. Не лишним будет заметить, что фактически весь Синодальный период, за исключением второй половины ХІХ века, пастыри Церкви, кроме отдельных архипастырей, не имели права произносить проповеди без предварительной проверки их консисторской цензурой. Чем могло грозить, если пастырь дерзал произносить проповедь без согласования, хорошо описывает в своем романе-хронике «Соборяне» Н. Лесков.
13. Из слова в Успенском кафедральном соборе при вступлении на Московскую первосвятительскую кафедру в 1898 году.
14. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. I. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008. С. 230–232.
15. Там же. С. 322–323.
16. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. I. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008.  С. 317-477.
17. Там же. Т. ІІ. С. 68.
18. Там же. С. 71–72.
19. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. IІ. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008. С.71-72.
20. Там же. С. 76–77.
21. Речь высокопреосвященнаго Владимира, митрополита Московскаго, в Успенском соборе, при вступлении на архипастырское служение. // Странник. СПб., 1898. Т. II. С. 234–236.
22. Православная энциклопедия. Т.VIII. М., 2004. С. 629–634.
23. Церковные Ведомости. 1905. № 43. С. 1350–1351.
24. Прибавление к Церковным Ведомостям. 1907. № 14. С. 617–636.
25. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. I. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008. С. 66.
26. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. I. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008. С. 67–68.
27. Там же. С. 68.
28. Там же. С. 68.
29. Там же. С. 70.
30. Там же. С. 71.
31. Там же. С. 71–72.
32. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. I. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008. С. 72.
33. Там же. С. 74–75.
34. Не случайно Ленин назвал Л. Н. Толстого «зеркалом революции».
35. Там же. С. 76.
36. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. I. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008. С. 77.
37. Там же. С. 79–80.
38. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. 3. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008. С. 350–351.
39. Там же. С. 352.
40. Там же. С. 373–374.
41. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. 3. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008. С. 390–422.
42. Там же. Т. 1. С. 149.
43. Священномученик Владимир (Богоявленский), митрополит Киевский и Галицкий. Т. 1. Проповеди, слова, поучения. Тверь, 2008. С. 151–152.
44. Там же. С. 152–153.
45. Там же. С. 154.
46. Там же.