По просьбе редакции «Православной Жизни» ряд священников высказали свое мнение по поводу новых инициатив Константинопольского Патриархата.

Архимандрит Маркелл (Павук), духовник Киевских духовных школ:

– Не буду говорить о канонической стороне вопроса – об этом достаточно много рассуждают на широких просторах интернета. Большинство соглашается с тем, что разрешение Константинополя на второбрачие духовенства нарушает многие канонические постановления и апостольские правила.
Тем же, кто считает, что в данный момент канонические правила уже не могут быть применимы в полной мере, как они применялись в древности, важно обратить внимание на духовную сторону рассматриваемой проблемы.

Основной причиной распада семей является оскудение любви, а точнее – неумение любить другого как неотделимую часть себя. Если вдуматься, то семьи распадаются из-за неумения отвергнуться себя, жертвовать собой ради благополучия ближнего, ничего не ожидая взамен. Другими словами, кризис возникает там, где нет желания нести свой жизненный крест до конца.

Если рассматривать законность второбрачия духовенства с такой позиции, то ясно, что священник, призванный быть образом Христа и образцом нравственности для верных, вступая во второй брак, перестает быть для них духовным авторитетом. Даже в такой непростой ситуации, если он овдовел или был оставлен первой супругой, все его слова проповеди о необходимости безропотно нести свой крест, о настоящей любви, о верности будут звучать фальшиво и не восприниматься всерьез. Таким образом, своим примером второбрачия священник будет не укреплять веру у прихожан, а наоборот, ослаблять.
Священник, как никто иной, призван являть пастве образец верности, целомудрия, трезвенности. Если он грешит против этих добродетелей, то с кого будут брать пример 18–25 летние юноши и девушки, в своем возрасте особенно искушаемые плотскими соблазнами?

Думаю, что постановление Константинополя о разрешении второго брака священникам было поспешным, в угоду страстям мира сего. Через несколько лет, а может, и ранее, те, кто принимал такое решение, увидят всю его пагубность и пересмотрят свое деяние так, чтобы оно не противоречило древней апостольской и святоотеческой традиции и не обесценивало основополагающие христианские добродетели верности, целомудрия, подлинной любви.

Архимандрит Афанасий Селичев:

– Единоличное решение Фанара по такому важному всеправославному вопросу ставит жирную точку в истории соборности Церкви. Зачем было собирать Критское совещание, если потом всё решает одна Поместная Церковь?

По сути же вопроса. Икономию, которая лишь подтверждает общее правило (основанное, кстати, на словах Святого Писания!), невозможно сделать общим правилом, не разрушив систему всей церковной жизни. В результате в ближайшем будущем встанут в повестку дня вопросы женского священства и признания гомосексуализма терпимым. Революция не останавливается на достигнутом, пока не разрушит всего.

Архимандрит Алипий (Светличный):

– Святитель Иоанн Златоуст на протяжении всех «Шести слов о Священстве» не устает повторять, подчеркивая всю высоту священнического призвания: «Душа священника должна сиять подобно свету, озаряющему вселенную», так как «священники – соль земли (Мф. 5:13)». 

«Тот, кто молится за весь город, – что я говорю за город? – за всю вселенную, и умилостивляет Бога за грехи всех, не только живых, но и умерших, тот каким сам должен быть? Даже дерзновение Моисея и Илии я почитаю недостаточным для такой молитвы. Он так приступает к Богу, как бы ему вверен был весь мир и сам он был отцем всех, прося и умоляя о прекращении повсюду войн и усмирении мятежей, о мире и благоденствии, о скором избавлении от всех тяготеющих над каждым бедствий частных и общественных. Посему он сам должен столько во всем превосходить всех, за кого он молится, сколько предстоятелю следует превосходить находящихся под его покровительством. А когда он призывает Святого Духа и совершает страшную жертву и часто прикасается к общему всем Владыке; тогда, скажи мне, с кем на ряду мы поставим его? Какой потребуем от него чистоты и какого благочестия? Подумай, какими должны быть руки, совершающие эту службу, каким должен быть язык, произносящий такие слова, кого чище и святее должна быть душа, приемлющая такую благодать Духа?»

Святитель сравнивает священника с доблестным воином. Чтобы охранять свою паству, священнику нужно быть «и стрельцом и пращником, предводителем полка и начальником отряда, воином и военачальником, пешим и всадником, сражающимся на море и под стенами».

Но теперь нам предлагают другого иерея – земного человека, находящегося в унынии и плотских желаниях, не способного справляться со своей плотью и житейскими трудностями. И Архиерейский Собор Константинопольской Церкви устремился навстречу удовлетворения слабостям тем, кто, по словам святителя Иоанна Златоустого, должен обладать душой «мужественною, много превосходящею нашу немощь, чтобы он мог отвлекать народ от этого непристойного и бесполезного удовольствия и приучать его к слушанию более полезного так, чтобы народ ему следовал и повиновался, а не он руководился прихотями народа».

Собор архиереев Константинопольской Православной Церкви своими руками положил начало уничтожения истинного священства.

Сравним образ священства, выразителем которого был Иоанн Златоуст, и образ иерея, предлагаемый епископами-фанариотами. Печальная картина возникает: все меньше подвига мужества, решительности и ревности о спасении души. Сеется соблазн, в связи с чем нарушается единство Церкви.

Протоиерей Андрей Николаиди:

– Синод Константинопольской Церкви поднял вопрос второбрачия духовенства, который является одним из самых сложных для современных канонистов. Казалось бы, что проще – сослаться на авторитет апостольского правила, запрещающего вступление в брак после принятия сана и многократно подтвержденного Вселенскими Соборами, святыми отцами, византийским законодательством и толкователями канонов. Но жизнь невозможно измерить лекалами. И в ней случаются очень непредвиденные ситуации. Иногда священник оказывается вдовцом в весьма молодом или даже немолодом возрасте. И у него есть выход – идти в монастырь или продолжать служение в приходе. Но к монашеской жизни он не готов, и, уйдя в монастырь и столкнувшись с огромным ворохом искушений, сгорает, теряет благоговение и веру, иногда, как бы это страшно ни звучало, спивается. Если он остается приходским священником, то вокруг возникает огромное количество искушений иного рода, которые часто провоцируют молодого батюшку на грех. И пусть даже он будет десять раз ангелом и оплотом чистоты и целомудрия, по приходу однозначно поползут отвратительные слухи и пересуды, соблазняющие многих. Ну, а если батюшка падет, то это станет «топ-новостью», обсуждаемой и передаваемой из уст в уста. 

Ситуация усугубляется, когда священник остается без супруги с маленькими детьми на руках. Как бы ни старался, он не сможет совместить служение в храме, беседы, исповеди, требы, несение чреды в приходе с заботой о детях. Физически не хватит времени. В таком случае ему надо будет либо снимать сан, либо отдавать детей в приют. Не дай Бог никому оказаться перед таким выбором! И не надо говорить, что можно попросить бабушку и родственников помочь в воспитании или нанять няню-гувернантку. Это все из области фантазий, реальная жизнь намного жестче. Очень часто священники несут свое служение вдали от родителей и родных, знакомые заняты своими собственными проблемами, а приходящая няня никогда не сможет заменить маму. И выходом из создавшейся ситуации мог бы стать второй брак, но каноны его запрещают.

С другой стороны, служение священника настолько высоко, что его не просто сложно, но и в буквальном смысле невозможно сочетать с «букетно-конфетным» периодом романтических отношений, предшествующих свадьбе. Ведь для того чтобы узнать свою будущую супругу, необходимо с ней, что называется, повстречаться. Но священник и романтические свиданья в моем сознании плохо сочетаются. Мне сложно представить батюшку, встречающегося сначала с одной прихожанкой, потом с другой, или священника, обнимающего девушку при луне и утром принимающего у нее исповедь. То, что прекрасно и естественно для молодого семинариста или прихожанина, смотрится гротескно и похабно для лица, облеченного священным саном.

Именно поэтому данный вопрос всегда был и на сегодняшний момент остается «камнем преткновения» для архиереев. И действительно: каноническое право предполагает в подобных ситуациях возможность  «диспенсации», то есть некоторого «отступления от неукоснительного соблюдения закона» со стороны правящего епископа. В истории Церкви были случаи, когда епископы с пониманием относились к различным ситуациям и не лишали сана клириков, вступивших во второй брак. Но данные случаи были лишь исключением из правила, подтверждающими само правило. Хотя, к сожалению, встречались случаи злоупотребления правом диспенсации со стороны архиерея.

И, конечно же, канонической катастрофой является узаконение беззакония. Исторический пример – нравственность так называемых обновленцев – движения начала ХХ века.

Поэтому, наверное, было бы правильней, с церковной точки зрения, ни в коем случае не говорить об отмене святых канонов Церкви или пересмотре канонической традиции, но лишь о пастырских советах епископам по поводу границ и возможностей применения диспенсации в том или ином случае. Я надеюсь, что именно в этом ключе и находятся решения Константинопольской Церкви.

Протоиерей Владимир Пучков:

– Я сознательно обойду вниманием такие вопросы, как незыблемость канонов и принципиальная недопустимость для священника второго брака. Во-первых, при всей важности канонов в жизни Церкви многие правила не соблюдаются веками, причем практически повсеместно. В самом деле, найдётся ли сегодня Поместная Церковь в которой принципиально не рукополагали бы священников моложе тридцати лет? Во-вторых, я не вижу за человеком счастливым в браке морального права рассуждать о том, что можно, а чего нельзя делать священнику, пережившему семейную трагедию.

Я бы обратил внимание вот на что. Единобрачие священников основывается ещё на апостольском правиле, запрещающем не то что второй брак уже действующему священнику, а даже рукоположение человека, женатого во второй раз. Насколько целесообразным видится официально утверждённый отход от столь древней практики в масштабе одной Поместной Церкви? Не должен ли пересмотр подобных правил совершаться в общецерковном масштабе? Известно, что такая попытка была, однако на Критском соборе идея Константинополя не нашла поддержки. Не говорит ли это о том, что принятие подобного решения более чем преждевременно?

Не менее важен и другой вопрос. Не создадут ли действия Константинопольского Патриархата опасный прецедент? Всё-таки норма единобрачия священников всегда воспринималась как настолько сама собой разумеющаяся, что на отход от неё даже из раскольников решались только самые маргинальные. Какая, из кажущихся незыблемыми, норма будет пересмотрена в следующий раз? Я не утверждаю, что Церковь не может менять свои же правила, но соображений необходимости, целесообразности и пользы никто пока не отменял. Не послужит ли решение Константинополя соблазном и не принесёт ли больше вреда, чем пользы – вопрос, увы, открытый.