И до старости, и до седины не оставь меня, Боже (Пс. 70: 18). Еще немного, и не будет во мне прежних сил, поблекнет цвет лица, исчезнут ловкость и сноровка. Как увядающий родник, угаснет мысль, иссякнет память, забудется прочитанное. Уйдут умения и навыки, когда-то так ценимые сотрудниками. И забрав у меня последние силы – остатки жизненной энергии, мне выделят наконец-то пособие, достаточное не для жизни – для выживания. Но и тогда, во время пенсии, Ты, Боже, не оставь меня.
«На рыбалке». Художник Леонид Баранов
Старость, наблюдаемая нами повседневно, есть прозорливое откровение о нас самих. Это волшебное зеркало, принесшее из скорого будущего правдивый образ каждого из нас. «Вот, это ты», – говорит мне зеркало жизни. «Неужели я? – возникает во мне горький вопрос. – Такой немощный, сгорбленный, в старомодном потертом костюме, бреду куда-то, опираясь на палочку, – в аптеку или магазин, – чтобы скромно занять в очереди последнее место. Как же страшно признать эту правду: я, никому здесь не нужный, неспособный содержать себя сам». Да, это так, это путь нашей жизни. Но если это завтрашний я, а вижу это уже сегодня, то, значит, помощь пожилым и должна воцариться сегодня.
Когда-то стариков увозили в лес, спускали в заснеженный овраг на лубе, оставляли на произвол судьбы. Бумерангом возвращался этот произвол к тем, кто вершил его. Старость накажет всякого, кто когда-то ее ущемлял.
Вот перед нами старый индеец из рассказа Джека Лондона «Закон жизни». Он слишком немощен, чтобы следовать вслед за племенем к далеким более плодовитым местам. Его сын – вождь племени, но на нартах для старика не находится места. Поэтому он сидит прямо на снегу перед костром с оставленной ему охапкой хвороста. Он вспоминает, как сам когда-то оставил своего отца… Это неизбежно, считает он. Но в глубине души ему все же хочется, чтобы сын его вернулся за ним, чтобы родные, теплые руки посадили его с собой рядом и увезли. Увы, последними посетителями старика становятся голодные волки.
Иллюстрация к басне Льва Толстого «Старый дед и внучек»
Вот известная всем басня Льва Толстого «Старый дед и внучек». Дед слишком стар, зубы повыпадали, изо рта еда вытекает обратно, чашку он выронил, расколол… Вот и сажают его за печь, чтобы не портил картину в доме, выдали ему деревянную лоханку. А простодушный, но сообразительный внук уже мастерит из дерева такую же плошку своим родителям. И надо же, они устыдились, вернули старика к нормальной жизни в семье.
Не пренебрегай человека в старости его, ибо и мы стареем (Сир. 8: 7), – простая, но очевидная библейская истина. Чтобы к тебе не приблизились волки, нужно самому не поступать как волк по отношению к слабым и немощным. Чтобы завтра к тебе относились достойно, сегодня сам относись достойно к другим.
Сын! прими отца твоего в старости его и не огорчай его в жизни его. Хотя бы он и оскудел разумом, имей снисхождение и не пренебрегай им при полноте силы твоей, ибо милосердие к отцу не будет забыто; несмотря на грехи твои, благосостояние твое умножится. В день скорби твоей воспомянется о тебе: как лед от теплоты, разрешатся грехи твои. Оставляющий отца – то же, что богохульник, и проклят от Господа раздражающий мать свою (Сир. 3: 12–16). Вот библейские основы для социальной помощи, защиты стариков. Благословение от Бога нисходит лишь за счет того, что ты поддерживаешь, а не отнимаешь, отдаешь, а не забираешь, трудишься сам для других, а не требуешь от них изнурительного труда.
И все же боимся мы старости. Сторонимся ее, как мрачной двери, ведущей в подземелье, в мир теней и неведомых призраков. Разве есть при маленькой пенсии, после отнятых лет на труды, хоть какое-то утешение? Есть! Потому что есть Утешающий. Я Господь, Бог твой; держу тебя за правую руку твою, говорю тебе: «не бойся, Я помогаю тебе» (Ис. 41: 13).
Старость вписана в Божий Промысл. Каждому возрасту даются от Бога свои испытания. И возраст пожилых не лишен своей проверки на прочность. Значит, есть во всех этих немощах, внешней скудости и лишениях какой-то духовный смысл. Если Бог попускает испытания, значит, через них нам надо пройти.
Пенсию, выдаваемую государством, придумали не так давно. Первый закон об ответственности государства за стариков появился в Англии в 1601 году. Закон касался только немощных и неимущих, ибо считалось, что если ты можешь зарабатывать на жизнь, то продолжай трудиться дальше. Лишь в XX веке пенсия стала законной для всех. До этого времени забота лежала всецело на ответственности близких людей, если таковые у старика оставались. И если смотреть от нашего времени вглубь веков, то мы увидим лишь труды, труды, труды, и еще немощи, и так вплоть до утраченного Рая, когда произнесен был приговор: Со скорбью будешь питаться от нее (земли) во все дни жизни твоей; терния и волчцы произрастит она тебе… в поте лица твоего будешь есть хлеб, доколе не возвратишься в землю, из которой ты взят, ибо прах ты и в прах возвратишься (Быт. 3: 17–19). Знаем ли мы время или страну, где бы было иначе?
И всё же Бог назвал предел его жизни старостью доброй. Потому что добрая старость там, где присутствует Бог, где чистая совесть и чистая жизнь. Добрая старость там, где свобода души и нет мучительной боли, по слову Павла Корчагина, «за бесцельно прожитые годы». Именно в старости праотец Авраам обрел удивительную радость непосредственного общения с Господом. И всё ведь в его жизни казалось по-человечески невозможным, неосуществимым, но Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность (Быт. 15: 6). Не бойся, Аврам; Я твой щит; награда твоя весьма велика (Быт. 15: 1), – так Господь говорит всякому, кто верует, что Он рядом, что Он наш Щит и наша Ограда.
Но вот открываю Новый Завет, Святое Евангелие, и с удивлением вижу, читаю слова Спасителя, обращенные к первоверховному апостолу Петру: Истинно, истинно говорю тебе: когда ты был молод, то препоясывался сам и ходил, куда хотел; а когда состаришься, то прострешь руки твои, и другой препояшет тебя, и поведет, куда не хочешь (Ин. 21: 18). Это ли не про нас и наши реформы?
Почему же, Господи, Ты, победивший смерть и тление, так легко соглашаешься на старческую немощь Твоих учеников? Почему Ты дозволил властвовать над нами немощи и беспомощности? Дни трудов наших продлеваются, а покоя мы не можем найти.
– Потому что старость открывает нам всю правду жизни до конца!
О нашей старости у Бога есть особый замысел. Это время, когда ты становишься один на один пред лицом вечности, пред лицом Божиим. Это время, когда ты находишься у порога и потому уходит всё лишнее. Это время многих утрат, но и многих приобретений. Уходят соблазны, влечения, которые собственно душе и не дали ничего подлинного. Посреди немощей наступает прозрение.
Как удивительно, что именно в пожилом возрасте обрели Бога многие, наиболее серьезно восприняли духовную жизнь, молитву, покаяние и, как следствие, обрели настоящую радость. Я вижу глаза этих людей – в них радости больше, чем в глазах недовольного «поколения “Пепси”». Ушел ветер бессмысленной спешки, и во внутренней тишине преклонного возраста человек наконец-то услышал зов веры – призывающий к спасению твоей души Божий глас.
Много фантазий, мечтаний жило во мне на витке взлета молодости. Каждую проблему я привык побеждать. Не осталось не достигнутым ничего, что сам ставил себе целью жизни. Внезапно явившиеся немощи и болезни вмиг отняли всё, открыли глаза на то, кто же я есть на самом деле. Не вкусив этой немощи, невозможно понять, что есть человек и ради чего он призван жить.
Юному, незрелому сердцу жизнь представляется необъятным полем, на котором можно бесконечно срывать цветы и наслаждаться их благоуханием. Пожилой человек пожинал с этого поля терния и волчцы, возделывал его «в поте лица своего» – старость приводит к смирению.
Юность и молодость хотят попробовать всё и сразу – старость знает цену вещей.
Молодость живет крайностями – старость приходит к умеренности.
Молодость расточительна – старость бережлива.
Молодость радикальна в суждениях, готова рубить сплеча – старость становится снисходительней, способна терпеть и прощать.
Даже когда плачет пожилой, его слезы, как и сам возраст, – золотые. Он плачет о детях и внуках, об их скорбях, ошибках, преткновениях. И это значит, что сердце пожилого человека – живое. Мертвые ни о ком не плачут. Но чтобы сердце из мертвого стало живым, нужно пройти путь длиной в жизнь.
Нет, старость – не подземелье, а вершина горы, на которую ты поднялся, пусть изможденный предшествующим восхождением, но ты всё же дошел, добрался, достиг. К этой вершине ты шел, не сорвавшись ни в ущелье, ни в пропасть, потому что всю жизнь тебя вел за руку Невидимый Покровитель. И на вершине горы Он не оставит тебя.
В строках Его Откровения мы слышим тихий, словно веяние свежего воздуха, живительный ответ: И до старости вашей Я тот же буду, и до седины вашей Я же буду носить вас; Я создал и буду носить, поддерживать и охранять вас (Ис. 46: 4). В младенчестве носили меня на руках мои родители, в старости носишь нас на руках Ты Сам, Господи.
Всю жизнь мы терпим немощи, но и всю жизнь мы оказываемся в чьих-то надежных руках. В младенчестве – в руках родителей, в школьные годы – в руках учителей, в молодости – в руках близких друзей или профессионального коллектива. В руках семьи, любимых и любящих. В руках врачей, когда нужно лечиться. В трудные минуты – в руках духовников. Эти руки не дают нам провалиться в бездну отчаяния и пустоты. За ними невидимо присутствуют руки Божии. И даже если не поддержит государство, Бог пошлет человека, который непременно поддержит тебя.
Итак, ты достиг вершины горы, и с этой вершины ты видишь далеко всё вокруг, как не видит тот, кто находится у подножия или кто еще отчаянно карабкается вверх, будучи нагружен рюкзаком ежедневных проблем. Старость дает возможность отдышаться, прийти в себя и осмотреться вокруг.
Старость нарекли возрастом золотым, и этот возраст хранит в себе свои сокровища. Старость обладает своими радостями, своими талантами, как и закат солнца обладает своей неповторимой красотой. Да, это закат, солнце заходит, но как же оно радует глаз. Золотой возраст радует, как и золото осени. Осень – это, прежде всего, обильный урожай, плоды предшествующих трудов, без которых не продержится новое поколение.
Листаю страницы своей жизни и замечаю, как я тоскую по своим дедушкам и бабушкам. И вроде бы всё есть: родители, любимая жена и дети. Но не хватает тех, кто был со мною в моем детстве, кто беззаветно любил и во всякой детской проблеме неизменно становился на сторону внука. Кто не был задавлен валунами сиюминутных проблем, но каждый вопрос решал размеренно и степенно. В близости к ним не было собственно и проблем, и тишина их душ передавалась моему сердцу неизъяснимым душевным покоем. Они прошли голод, войну, репрессии, неслыханные по нагрузкам работы в колхозе, они потеряли всё в начале 1990-х годов, но так и не сломались. Потому что их не оставил Бог, а с Богом никто не сломается.
Натруженные руки и добрые глаза – вот красота пожилого человека. Жизненный опыт и мудрый совет – вот его сокровище. Уют домашнего очага с гурьбой проворных внуков – вот его счастье: Увидишь сыновей у сыновей твоих (Пс. 127: 6). Но если ты одинок и рядом никто не скажет: «Доброе утро» или «Как твои дела?»? Если нет того, кто будет тебе отрадою и питателем в старости твоей (Руф. 4: 15)? То и тогда с тобой рядом есть твой Небесный Отец, для Которого ты всегда, в любом возрасте милое чадо.
Мы бьемся за социальные свободы веками, но что-то их нет и нет, этих свобод. Есть свобода сердца, свобода души. Когда не гнетут тебя оковы греха и узы воспоминаний о нераскаянном прошлом. Когда вместо обид и разочарований ты по-прежнему делаешь свое скромное дело.
Что же утешает в старости? Как ни странно, это труд, активность, занятость. Пока ты что-либо делаешь, то старости словно и нет, ее незаметно. А как только сложишь руки и сядешь на месте, то всё, старость завладеет тобой. Она придет как недовольство и ворчание, как саможаление и упреки всех, кто вокруг. Отсутствие дела выразится в активности ненужных помыслов, которые монотонным гудящим роем займут пространство ума, станут беспощадно жалить сердце, высасывать силы души.
Как удивляет меня мой отец. Выйдя на пенсию, он с мамой поселился в деревне, занялся хозяйством, каждый день кормит животных и возделывает сад, огород. На пустые дела у родителей времени нет. Но если ты оскудел физически, благодари Бога и делай душевно. Молитва – высшее делание души, которое возможно в любом месте и в любое время, лишь бы не угасло в сердце пламя веры. Бог моих родителей поселил рядом с храмом – там и нашли они счастье!
Мы, будущие старики, видимо, не привыкли терпеть немощи, нам хочется быть опекаемыми. А если болеть, то хочется выступить в роли евангельского расслабленного, которого четверо друзей несли ко Христу, и они же за него молились. Но если Бог хочет, чтобы ты был не этим расслабленным, а одним из его четверых друзей, которые надрывались, несли расслабленного на одре, лезли на крышу и разбирали ее, с трудом поднимали туда своего несчастного друга, а затем опускали внутрь дома, припадали с горячей молитвой к Спасителю? По вере друзей он получил не только исцеление, но даже прощение грехов, а сами друзья, интересно, получили что? А разве Бог забудет того, кто забыл о себе, но не забыл о друге?
Теплая забота о близких – детях, внуках, родственниках – дает утешение в старости. Вот как сказал об этом философ Платон: стараясь о счастье других, мы находим собственное счастье.
Если замкнуться на себе, то нас задавят обиды. И всё вокруг покажется неправильным: не так выложили асфальт, не так ходит транспорт, не так вода течет из-под крана, тем более не так живут соседи и все люди вокруг, а виновней всех правительство. Недовольство лишает душу счастья.
Когда ты питаешь добрые чувства хотя бы к кому-то, и прежде всего к своим внукам, то это добро уже внутри тебя, оно согреет душу. Так состарившийся праотец Иаков, названный Израилем за данное ему созерцание Бога, особенно любил юного сына Иосифа. Израиль любил Иосифа более всех сыновей своих, потому что он был сын старости его, — и сделал ему разноцветную одежду (Быт. 37: 3). Для младшего старик сам делает одежду, а не ждет, что сделает кто-то другой, тем более не требует чего-то себе. И в этом он счастлив. Для маленьких деток и сейчас пожилые вяжут варежки и шерстяные носки, готовы раствориться в заботе о малышах – и исчезают старческие немощи.
А что впереди? Впереди жизнь без старости, которую мы так и называем: жизнь нестареющая. Душа не знает морщин. Красоту чистой души не портит стареющее тело. Вечно молода душа, приобщившаяся благодати Божией!
Претерпевший же до конца спасется (Мф. 24: 13).
Даруй нам, Боже, всё претерпеть!