Размышления Сергея Фуделя, православного богослова, философа. 

После причащения всех чаша относится в алтарь, на престол, и к нам оттуда доносятся теперь пасхальные песнопения, читаемые священником: «Воскресение Христово видевше, поклонимся святому Господу Иисусу...»; «Светися, светися, новый Иерусалиме, слава бо Господня на тебе возсия... Ты же, Чистая, красуйся, Богородице, о возстании Рождества Твоего »; «О, Пасха велия и священнейшая Христе! О, мудросте и Слове Божий, и сило! Подавай нам истее Тебе причащатися, в невечернем дни Царствия Твоего». И среди благовеста этих пасхальных слов священник опускает в чашу, т. е. в Святую Кровь, частицы, вынутые из просфор за живых и умерших, со словами: «Отмый, Господи, грехи поминавшихся зде Кровию Твоею честною, молитвами святых Твоих». Вынутые частицы – это люди, имена которых произносились при вынимании этих частиц, и они погружаются в Божественную Кровь, в нетленную жизнь Христову. Это «Пасха нетления» и «пир веры». В пасхальную ночь мы слышали слово Златоуста: «Все насладитеся пира веры, все приимите богатство благости!» Это и есть Церковь Тела Его, «Церковь Бога живаго, столп и утверждение истины» (1Тим. 3:15).

Бог стал человеком, чтобы человек в таинстве Церкви начал свое соединение со своим Владыкой. Бог «всецело изменяет получившего Таинство причащения», пишет митр. Николай Кавасила, «и преобразует в собственное свойство, и персть человеческая, приняв царский вид, бывает уже не перстью, но Телом Царя». Причащаясь, говорит он же, мы «Самое Солнце принимаем в свои души», «После Евхаристии нет уже ничего такого, к чему нам надо еще стремиться». «Для того пришел Он на землю, принес Себя в жертву и умер, – пишет он же, – для того алтари и священники, и всякое очищение и все заповеди, и наставления и увещания, чтобы предложить нам сию Трапезу».

Церковь и литургия как Церковь есть цель Домостроительства Божия. Вот почему, как сказал Иоанн Златоуст, «...для Бога Церковь вожделеннее неба. Небесного тела не принял Он, а плоть Церкви принял. Небо для Церкви, а не Церковь для неба». И в другом месте: «Ради... Церкви небо простерто... земля основана, рай насажден». Эти слова в точности повторяют св. Ермы: «...для нея (Церкви Божией. – ред.) сотворен мир». После Голгофы и Воскресения Христова человек стал на большей высоте, чем был при сотворении мира, так как он теперь во Христе «возведен на небо небес» (преп. Симеон Новый Богослов).

«Много лучше стяжал Он, нас наследствуя как Сын Человеческий, нежели имел прежде, произведши в бытие. По творению бо вещества Он просто державствует над человеки, по наследию же Своего воплощения в человечество учинился разума и воли нашей Владыкою, что есть истинное Господство над человеки; а оное (т. е. по созданию) есть общее нам с бессловесными (творениями)... Как же по наследию учинился Он владыкою разума и воли? Это потому, что снисшедшему Ему на землю и распеншемуся и воскресшему покорили мы наш разум и волю; разум: яко познали Его, Бога истинного... произволения же: яко возлюбили Его и Владычество Его, и бремя Его с радостию... понесли» (митр. Николай Кавасила)

В человеке открылась рана любви! Тем, что Христос оставил на себе голгофские раны после Воскресения, «Он показывает, что по любви к человеку любит и их, поскольку через них Он нашел погибшего и... приобрел возлюбленного"(митр. Николай Кавасила). Цель мироздания достигнута! И каждый раз, когда, проснувшись сердцем, мы внемлем священнодействию литургии, мы это слышим и мы знаем, что человек наконец вошел в Божественную любовь.

«Всегда, и ныне и присно и во веки веков...» – возглашает священник в царских дверях, высоко подняв чашу перед народом и унося ее на жертвенник.

«И се, Аз с вами есмь во вся дни до скончания века», – сказал Господь перед своим Вознесением (Мф. 28:20). Он с нами в Церкви Тела Своего. Кончается литургия, но никогда не кончается ее таинство.

«Записки о Литургии и Церкви»