В чем конфликт между церковным традиционализмом и модернизмом
Почему же для православных христиан такое огромное значение имеют «предания старины глубокой», почему они не могут пойти путем многих религиозных деноминаций и постараться стать более удобными и комфортными для «прогрессивного человечества»? Отвечает протоиерей Андрей Николаиди.
Забывая прошлое, теряем настоящее
К сожалению, сейчас Церковь все чаще и чаще призывают отказаться от накопленного за два тысячелетия богатства, от традиции, от опыта жизни, в конце концов, от Предания в угоду изменчивому миру. Церковь очень часто упрекают в косности, консерватизме, нечуткости, неумении слышать пульс истории.
Современный мир, воспитанный на идее технологического прогресса, в своей основе сориентирован в будущее, вектор его восприятия направлен вперед. Современный человек живет в будущем, забывая прошлое и в результате теряя настоящее. Он строит свое будущее, оставляя реальность настоящего за порогом восприятия, и потому не живет, но лишь репетирует в своем воображении «счастливую будущность». Церковный же традиционализм погружен в созерцание вечности, являемой в благодатном опыте жизни. Живя и развиваясь в динамике истории, Церковь все же ориентирована на вечность. И в этом понимании и восприятии заключается весь конфликт между традиционализмом и модернизмом. Этот конфликт приводит к непониманию сориентированным на будущее модернистом всей сущности христианского традиционализма, с болезненностью воспринимающего всевозможные новшества и нововведения.
Радикальный модернизм и Богодарованная реальность
Почему же для православных христиан такое огромное значение имеют «предания старины глубокой», почему они не могут пойти путем многих религиозных деноминаций и постараться стать более удобными и комфортными для «прогрессивного человечества»? Потому что традиция (Предание: греч. -Παραδοσις; лат. – Traditia) является внутренней глубинной основой христианства.
«…Я от Самого Господа принял то, что и вам передал» (1 Кор. 11:23), – пишет апостол Павел коринфским христианам, объясняя смысл Таинства Евхаристии. Апостол «передает» христианам то, что «принял от Самого
Господа», следовательно, источник церковного Предания – Бог. Предание начинается в Господе, в глубинах Троичной жизни, и потому так дорожит им Церковь, не позволяя радикальному модернизму прикасаться к богодарованной реальности. В этой богодарованнности и заключается главный существенный признак Священного Предания. Трансцендентный, внемирный и потому непознаваемый Творец, выходя из трансцендентности, Сам открывает Себя человеку, даруя Себя Собственному творению. В реальности Боговоплощения, вочеловечения Бога начинается реальность предания, так как оно возможно лишь потому, что «Бог дарит Себя людям», всему человечеству.
В восприятии этого дара, в переживании встречи с Господом у Церкви рождается опыт благодатной жизни с Христом. Вне этого опыта немыслимо богословие и разговор о Боге(1). Причастие этому опыту и является причастием к Традиции, в которой совершается передача преображения человека при встрече с Богом, а не рассказов об этом преображении. Поэтому в Православии Предание мыслится как онтологический акт, а не как кодифицированный сборник наставлений и правил. В этом отличие Священного Предания, в понимании православных, от «вербального предания», об уважении к которому часто говорят протестантские богословы.
Традиция жизни
Священное Предание – это опыт жизни, но эта жизнь осуществляется в Церкви, Которая есть мистическое Тело Христово. Именно в Церкви Предание приобретает свое истинное звучание, и в Предании Церковь самоидентифицирует Себя. Благодать Христова остается всегда собой, и потому опыт благодатной жизни подвижников первых веков тождествен духовному опыту современных нам святых. Так, учение о непрестанной молитве, выраженное в посланиях апостола Павла (1 Фес. 5:17), развивается в писаниях аввы Евагрия в VI веке, где оно раскрывается как «умная молитва»(2), а в XIV веке находит свое выражение в богословских трудах святителя Григория Паламы(3) и других исихастов. Позднее исихастское мировоззрение раскрывается в жизни и трудах нашего святого земляка – преподобного Паисия Величковского и в подвиге великих оптинских старцев – практически наших современников. На примере развития этого учения о молитве мы сталкиваемся с непрерывной «апостольской традицией»(4). Но эта традиция не интеллектуальная, не академическая утонченность, а традиция жизни. Эта традиция и традиционализм ясно прослеживаются также в православной иконописи(5). В образах преподобного Андрея Рублева – наиболее выдающегося представителя русской иконописной школы – находят свое художественное выражение и осмысление богословские идеи христианских подвижников и столь характерное для византийской эстетики «искание красоты»(6).
Предание Церкви – это традиция жизни во Святом Духе, и потому критерием ее истинности становится церковность, понимаемая как соучастие в жизни (прежде всего литургической) всего церковного организма. Опыт Предания преисполнен опытом общения с Богом, опытом молитвенным и опытом Евхаристии. В Таинстве Евхаристии Церковь «собирает» Себя и в Литургии обретает Свою соборность. Без Литургии Церковь немыслима, и потому, стремясь прикоснуться к опыту жизни, неизменно проникаешься литургическим опытом. Для святителя Василия Великого «апостольское Предание» – это литургическая практика, «таинственное священнодействие», а для священномученика Иринея Лионского, одного из ближайших сподвижников апостолов, Евхаристия является критерием истинности веры: «Наше учение согласно с Евхаристией и Евхаристия, в свою очередь, подтверждает наше учение»(7). Таким образом, литургико-евхаристическая традиция – это опыт причастия Богу, а евхаристическая практика напрямую связана с именами апостолов Иакова, Петра и Марка.
Все то, что по-настоящему серьезно, всегда консервативно
Все литургическое, как и догматическое и аскетическое богатство Традиции, – наследие истории. Это Предание, переданное нам отцами Церкви, рожденное в горящих любовью сердцах при встрече с Богом и исполнено величайшей глубины мысли. А то, что по-настоящему серьезно, всегда консервативно. Как бы ни менялись люди, траур женщины остается тем же, потому что в горе женщина не выдумывает. Самым консервативным явлением человеческой жизни, по словам протоиерея Александра Ельчанинова, является религия, «потому что она – самое глубокое явление».
Традиция – это опыт жизни, свидетельствующий о своей жизненности. При рассмотрении плоти Предания как живого организма не может быть и речи о какой-либо табуированности изменения форм его жизни и проповеди. Церковь, совершая свое служение в современности, не является музеем древностей. Для Православия обрядовые формы, как бы они ни были дороги, не являются ценностью сами по себе, но ценны постольку, поскольку свидетельствуют о Христе. Христианство консервативно, но церковный консерватизм противоположен идеологии фундаментализма: «Консерватор отстаивает ценности. Фундаменталист – формы их конкретного воплощения. Фундаменталист возводит исторические факты в ранг духовной непреложности. Консерватор, исходя из духовно непреложных начал, судит историческую реальность»(8).
Предание традиционно, но традиция каждый раз заново рождается в человеческих душах, рождается для жизни. И благодатный духовный опыт не консервирует личные качества христианина, а побуждает к творческому восприятию традиции, к сотворчеству с Богом-Творцом. С этим творческим порывом связано богатство богослужебной гимнографии, когда «от избытка сердца глаголют уста», и большое количество аскетической литературы. Но христианское творчество – не анархично безудержный полет человеческой фантазии, оно приобретает причастие к благодатным энергиям в опыте Предания, в границах традиции. Предание, с обозначенными в догматах и оросах границами, становится полем творческой деятельности человека, где в творчестве он приобретает опыт жизни в вечности.
Именно перспектива Вечности четко обозначает динамичность Предания, его жизненность и жизнеспособность. Будучи сориентированным в Вечность, оно преображает в себе и прекрасное богатство прошлого, и неуловимое настоящее, и освещает светом надежды неизвестное будущее. В этой направленности в Вечность, не застывая на месте, но динамично существуя, традиция не отрицает время, но наполняет человеческую историю пульсом Вечности, в то время как прогрессирующий модернизм, находящийся в плену изменчивости, в конце концов вынужден будет отказаться от истории, а значит, и от будущего. Именно поэтому Церковь, творчески переживая всю историю человечества, противостоит модернизму как нигилизму, ведущему к разрушению социума, и твердо стоит на принципах христианского традиционализма.
Протоиерей Андрей Николаиди
Статья проиллюстрированна инсталляциями современных художников в старинных храмах Европы.
Фото: daily.afisha.ru
Примечания:
1. Фельми К.-Х., проф. Введение в современное православное богословие. М., 1999. С. 10.
2. Мейендорф И., прот. Введение в святоотеческое богословие. Клин, 2001. С. 240.
3. Там же. С. 405.
4. Мейендорф И., прот. Византийское богословие. М., 2001. С. 24.
5. Бычков В. В. Малая история византийской эстетики. К., 1991. С. 166.
6. Там же. С. 217.
7. Там же. С. 58.
8. Там же. С. 225.
Опубликовано: вт, 23/01/2024 - 09:23