ФОМА

«Не судите, да не судимы будете», ‒ говорит нам Христос. Но как на деле исполнить Его заповедь? И есть ли заветный алгоритм, позволяющий прекратить бесконечный поток осуждений, из которого мы сами не в состоянии выбраться всю жизнь? Ответ на эти сложнейшие вопросы «Фома» попытался найти с помощью протоиерея Михаила Самохина.

‒ Отец Михаил, а почему, собственно, нельзя осуждать?

‒ Потому, что мы берем на себя роль Бога, беремся делать окончательные выводы о человеке, а не о его поступке, хотя нам неизвестны ни его мотивы, ни обстоятельства, которые побудили его поступить так или иначе. Только Бог может судить. Апостол Павел говорит: Кто ты, осуждающий чужого раба? (Рим 14:4).

‒ А как научиться не осуждать? Это вообще возможно?

‒ Знаете, это тяжелейший вопрос. Об этом можно говорить много и красиво, но я знаю только один относительно рабочий рецепт: пожалей ‒ и не осудишь. Чем те, кого мы любим, отличаются от тех, кого мы не любим? Только одним: тех, кого мы любим, мы оправдываем. И переключатель с нелюбви на любовь находится где-то в области жалости. Поэтому в разных диалектах русского языка слова «любимый» и «жалкий» являются синонимами: «жалкий ты мой» означает «любимый».

‒ Боюсь, моей жене такая замена не понравится.

‒ Изменилось семантическое поле. Раньше ведь и слово «пошлый» означало совсем не «грубый» или «вульгарный», а «старинный», «прежний», «обычный».

Но вернемся к жалости. Это переключатель между нелюбовью и любовью. Тогда вместо того чтобы осуждать, ты готов попытаться начать оправдывать. Это первый вариант, достаточно интересный, глубокий и рабочий.

Второй вариант, более сложный: попробовать поставить себя на место этого человека и понять, почему он так поступил. Да, он подрезал меня на дороге. Но может быть, он очень торопился, потому что жену беременную в роддом вез? Конечно, это сложно — приучить себя именно так реагировать. Беда в том, что мы осуждаем практически на автомате. Вся тонкость духовной жизни заключается в том, чтобы успеть поймать себя за руку, успеть остановить осуждение хотя бы на стадии мысли. Конечно, греховный помысел, если он сопровождается волевой интенцией и желанием совершить замысленное, тоже грех. Господь говорит: Всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф 5:28). Это касается и любого другого греха. Поэтому остановить себя на уровне мысли — это важно. Чем, собственно говоря, и заняты большую часть своей жизни монахи: они отлавливают мысли-прилоги. Потому что не все мысли, которые крутятся в нашей голове, нашего производства ‒ некоторые вкладывают в нас злые духи.

‒ Красивые варианты, что первый, что второй. Одна беда: не работают. Скажем, Гитлер. Это же образ абсолютного зла. А ты что, себя сдерживаешь, не осуждаешь? Но ведь мерзавец же!

‒ Каждый человек создан по образу Божию. Однако если речь идет о некоем эпическом злодее, общество предпочитает об этом забыть. Оно видит в нем другой, совершенно инфернальный образ, который, кажется, полностью подавляет и затмевает внутри него все хорошее. Но дело в том, что образ Божий все равно остается в человеке, а значит, остается и возможность его покаяния, то есть изменения. Яркий пример — благоразумный разбойник, который покаялся в последние минуты своей жизни. Не просто произнес какие-то ритуальные слова, а действительно осознал свою греховность и обратился к Богу с молитвой о помиловании. Да, Гитлер сделал все, чтобы отравить жизнь многих миллионов людей. Его поступки осуждены, и сам он признан военным преступником — иначе и не может быть. И если бы он не застрелился и его труп не сожгли, висеть бы ему где-нибудь в Берлине на центральной площади. Мы справедливо возмущаемся плодами его действий, осуждаем их, оплакиваем замученных и погибших. Но только Бог имеет право судить и только Он знает участь человека в вечности.

Но Гитлер ‒ это, что называется, тяжелый случай. И удержаться от ярких и сугубо негативных эпитетов в его адрес очень сложно. Но в нашей повседневной жизни мы имеем дело не с Гитлерами. Мы живем в мире, не состоящим исключительно из Чикатил, Гитлеров и других инфернальных персонажей. Мы живем среди людей, гораздо более ординарных в проявлении своих отрицательных качеств. Они вовсе не настолько злы и не настолько масштабно портят нам жизнь. Конечно, если грех совершен, его можно и нужно осудить. Но мы не успеваем отделить масло от воды, поступок от человека. То есть теоретически мы понимаем, что человек больше, чем его грех. Понимаем, что-то его к этому подвигло, видимо, есть какие-то обстоятельства, которые побудили его так поступить. Но на практике, когда дело касается лично нас, эмоции захлестывают, и мы просто не хотим думать о том, что у негодяя, который причинил нам зло, есть какие-то оправдания. Чтобы научиться осуждать грех, а не грешника, необходимо ежедневно предпринимать волевые усилия, работать над собой, направлять ход мыслей в нужном направлении, другими словами, духовно трудиться.

‒ Я недавно видел ролик в Интернете, там какой-то человек пинал собаку возле подъезда. И как здесь отделить грех от человека? Мне очень хотелось его самого пнуть. Потому что так нельзя. Даже с собаками.

‒ Эмоционально я вас понимаю. Но вот представьте: приходит этот человек потом ко мне на исповедь и говорит: «Батюшка, я пинал собаку. Я был пьян, я сам не понимал, что творю. Сейчас я глубоко раскаиваюсь, что обидел животное, оно же не могло мне ответить, а я над ним поглумился. Теперь прошу прощения». Как вы думаете, прочитаю я над ним разрешительную молитву или нет?

‒ Если придет, конечно. Но он не придет и не попросит.

‒ Откуда мы знаем? Если человека охарактеризовать одним словом, это будет слово «изменчивость». И тот, кто сегодня пинал собаку, завтра вполне может измениться. Бывает, и убивавшие других людей приходят и каются. Всегда есть надежда, что Господь вразумит этого человека лучше и сильнее, чем мог бы это сделать я. Ведь Он иногда так устраивает судьбы людей, что мы только удивляемся, как они меняются: сегодня он грешник, завтра святой, послезавтра он опять грешник, потом опять святой. Мы постоянно ходим между грехом и праведностью, с рождения до перехода в вечность. И, увидев этот ролик, я бы взмолился: «Господи, для чего Ты допустил в жизни этого человека такой страшный момент? Для чего отдал ему это несчастное животное?».

‒ Давайте начистоту. Не осуждать его не-воз-мож-но. Ты его ненавидишь в этот момент, и не можешь иначе.

‒ Проблема в том, что многие греховные поступки неизбежно ‒ по принципу домино ‒ продуцируют другие грехи. Издевательство над животным вызывает в нас осуждение, гнев, ярость. То есть этот грех плох не только тем, что человек сам согрешает, но и тем, что он заставляет согрешить другого человека. Думаю, и я бы в этой ситуации согрешил. То есть я бы тоже, скорее всего, осудил.

‒ Так как же тогда научиться не осуждать? Никак?

‒ Я думаю, нужно стараться по возможности избегать ситуаций, в которых нужно будет ставить оценки другим людям. Вот не посмотри вы это видео, насколько бы вам легче жилось. Святые отцы учат: беги от греха, не ставь себя в те обстоятельства, в которых ты однозначно согрешишь. И это, кстати, еще один достаточно рабочий способ.

‒ Хорошо, а как научиться не осуждать самого себя?

‒ А нужно этому учиться?

‒ Обязательно.

‒ Зачем?

‒ Так ведь сказано: «Не осуждай».

‒ Нет, как раз самим себе можно и нужно быть единственным строгим судьей.

‒ А вы знаете, чем кончил человек, который осудил самого себя (имеется в виду Иуда Искариот. — Прим. ред.)?

‒ Не знаю.

‒ Повесился.

‒ Ну, тут ведь все зависит от того, есть ли в этом осуждении надежда. Человек изменчив. Если он в какой-то момент осознал, что он совершил грех, всегда нужно помнить, что нет такого греха, который бы Господь по милосердию Своему не простил бы. И конечно, беда в том, что рядом с этим человеком не оказалось того, кто рассказал бы ему про любящего Бога, сказал бы: «Да, я понимаю твои скорбь и боль. Но пойдем, поговоришь со священником, послушаешь, что он тебе скажет. Вот увидишь, ты раскаешься и изменишься».

Да, мы можем и должны судить прежде всего себя и только себя, но в этом суде всегда должна оставаться надежда на любящего Бога. Мы сами вообще ничего не можем. Не можем не грешить, даже не осуждать не можем. Но Бог может все. И осуждение может нам простить, если увидит наше покаяние и желание поменяться. Если есть это желание, Бог поможет.

Ваше покаяние ‒ это и есть момент самоосуждения и осознания: то, что вы совершили, не является неотъемлемой вашей частью. Когда я говорю: да, я такой, любите меня таким, какой я есть в моем грехе, и не смейте мне говорить, что это грех, потому что это оскорбит мои чувства, — вот это беда. Беда, когда грех становится нормой. А осуждение себя за него ‒ вещь нужная. Но только себя.

‒ Хорошо, давайте предположим, что есть некий алгоритм действий, которые надо предпринять, когда чувствуешь, что сердце наполнилось осуждением.

‒ Нет алгоритма, не успеете. Успеете только сказать: «Господи, помилуй!» Это все, что вы сможете сделать. Но надо стараться создавать условия, чтобы не осуждать. Понимая, что это самый сложно избегаемый грех нашей жизни.

‒ Ну да, даже Христос осуждал фарисеев и книжников. И ученику Своему сказал: «Уйди от Меня, сатана».

‒ Не уйди, а отойди. И фарисеев Он никогда не осуждал. Все это говорилось в привязке к поступку: горе вам, фарисеи и лицемеры, потому что вы возлагаете на других бремена неудобоносимые, а сами не желаете их и пальцем тронуть; вы взяли в руки ключ от Царствия Небесного, но сами туда не входите и других не пускаете. Он не осуждает, он констатирует: то, что вы делаете, принесет вам горе.

‒ А когда Он кнутом изгоняет торговцев из храма?

‒ Он не осуждает, Он наказывает. Это пророческое действие. Если вспомнить ветхозаветную историю, пророки совершали иногда очень неоднозначные с точки зрения христианской морали действия.

‒ Получается, и Господь тоже осуждает не человека, а грех?

‒ Знаете, говорят: «Господь всех любит, но не от всех в восторге». Посмотрите, как Господь поступил с грешницей, которую хотели побить камнями. Разве Он оправдал ее грех? Нет. Но как Он поступил? По околоцерковному преданию, Он начал писать палочкой на песке грехи тех людей, которые пришли, чтобы убить эту блудницу. Напишет грех и сотрет, потом следующий ‒ и снова сотрет. В итоге не осталось ни одного человека, который бы оказался таким безгрешным, чтобы первым бросить камень в эту несчастную женщину. И так Господь поступает с каждым грешником.

‒ А как же Страшный суд? Ад? Разве это не осуждение?

‒ Мне кажется, это все-таки некий педагогический образ. Мы знаем, что в конце будет Суд. И он для нас страшен, потому что мы к нему не готовы и чаще всего никак не готовимся. И мы знаем, что тех, кто пойдет в ад там будет ожидать «плач и скрежет зубов».

‒ А может, это как горе от потери близкого? Только помноженное на вечность, без надежды на то, что это когда-нибудь закончится?

‒ Примерно так. Но Господь максимально откладывает этот Суд, для того, чтобы мы все-таки имели возможность подготовиться. Он сохраняет грешника только для одного – для покаяния. И знаете, меня это здорово утешает.

Почему для нас так важно покаяние? Потому что это единственный способ справиться с последствиями греха в нашей жизни, то есть хоть в какой-то степени исправить то, что мы сотворили.

Конечно, у богословов есть разные мнения. Некоторые говорят, что Суд нужен для того, чтобы помиловать человека. И если человек приходит к Богу на частный Суд и получает свою долю ада до всеобщего воскресения, то есть шанс, что на Страшном суде он все же будет помилован. Это пусть робкая, но все же надежда. Но главная надежда ‒ на то, что Господь нас любит.

Беседовал Александр Ананьев