«Мы обязаны и в самой тяжелой ситуации поступать как люди, и нет такого интереса, ни национального, ни личного, который мог бы послужить для нас предлогом вести себя как нелюди», – эти слова принадлежат 44-му Патриарху Сербскому Павлу (1914–2009). Произнесены они были в один из самых трагических периодов сербской истории. «В худшие времена мы получили наилучшего патриарха», – говорили сербы. В 90-е гг. разваливалась Социалистическая Федеративная Республика Югославия. Очаги межэтнических конфликтов, перерастающие в пламя войны, наблюдались в Хорватии (1991–1995), Боснии и Герцоговине (1992–1995), Косово и Метохии (1998–1999). И вот среди этого тотального обесчеловечивания Патриарх Сербский почти в каждом своем обращении призывал к миру, ненасилию, «быть людьми». Призывал так часто, что сербские дети прозвали его Патриарх Павел – Будем Людьми.

Гойко Стойчевич (мирское имя Патриарха Павла) родился в маленьком селе Кучанцы в Славонии в крестьянской сербско-хорватской семье, но рано вместе с братом и сестрами осиротел. Начались скитания по семьям родственников. С особой теплотой Стойчевич впоследствии будет вспоминать годы жизни у тетки. «Думаю, что когда умру, первой встречу ее», – говорил он позже, будучи уже Патриархом. Мальчик рос болезненным и по возможности освобождался приемными родителями от сельских работ (разве что коров иногда пас, пропуская занятия в гимназии). Как-то, по его собственному признанию, над ним даже «зажгли уже свечу». По иронии судьбы у будущего выдающегося архипастыря, автора множества монографий и статей по церковной истории, нравственному богословию и пр., в школе по Закону Божьему по причине особой строгости преподавателя стояла отметка 2! Особый интерес проявлял к естествознанию (физике и математике), но по настоянию семьи поступил в семинарию в Сараево, а позже окончил богословский факультет университета в Белграде. Интересно, что по окончании семинарии мечтал стать священником-врачом: даже поступил сначала на медицинский факультет.

Началась война, и Гойко оставил службу секретаря министра церковных дел Воислава Янича и пошел на фронт служить в госпиталь.

В 1941 году всего через 4 дня после вторжения оккупационных войск нацистов и их союзников официальная власть Королевства Югославии капитулировала. Образовалось фактически однопартийное марионеточное Независимое Государство Хорватия во главе с диктатором (поглавником) Анте Павеличем. Усташи (хорватские ультранационалисты, сотрудничавшие с оккупантами) сотни тысяч сербов отправили в концлагеря. Вынужден был бежать в Сербию серб Гойко. Здесь, в Белграде, наводненном беженцами, хрупкий и болезненный парень, в прошлом завсегдатай библиотек, вынужден был устроиться на стройку, дабы как-то заработать себе на кусок хлеба. Удалось стать трудником в монастыре Святой Троицы в Овчаре в районе т. н. Сербской Святой горы, где было сосредоточено несколько важнейших сербских обителей, в том числе и соседняя Сретенская обитель, где в то время также скрывался от оккупантов болгар архим. Иустин Попович, периодически навещавший Троицкий монастырь. Здесь Гойко пришлось пережить кощунственные и жуткие рождественские бомбежки монастырей, набеги болгар, мучительные и напряженные допросы (во время одного из таких набегов, когда Гойко вместе со стариком-монахом удалось спрятаться в горных пещерах, была перебита почти вся не пожелавшая скрыться братия монастыря – кто-то из монахов от побоев позже скончался прямо у Гойко на руках).

В 1943 году произошло судьбоносное для Гойко событие. Стойчевич устроился воспитателем и преподавателем Закона Божьего в приют для детей, бежавших из Боснии, в Бане-Ковиляче. В один из августовских дней он повел своих воспитанников купаться на речку Дрину, предварительно проинструктировав ребят и убедительно попросив не заплывать далеко. Но дети есть дети. Один малыш ослушался, заплыл далеко и начал тонуть. Гойко бросился спасать мальчика. Ребенок остался жив, но разгоряченный и взволнованный воспитатель после подобных «водных процедур» подхватил туберкулез. В то время ввиду отсутствия должного медикаментозного лечения этот диагноз звучал как приговор. Чахнувшего на глазах Гойко врачи отправили умирать: жить оставалось парню 3 месяца. Приютили его в монастыре Вуян, предусмотрительно запретив посещать Литургию в храме, трапезную и пр. Умирающему молодому человеку, прикованному к постели, оставалась лишь молитва. И произошло чудо: он исцелился. В знак благодарности Гойко вырезал из дерева для монастыря крест с надписью: «Монастырю Вуян за свое исцеление приношение раба Божия Гойко» (реликвия до сих пор хранится в обители). Свое чудесное исцеление Стойчевич расценил как знак свыше: если раньше парень мечтал жениться и стать священником, то теперь твердо решил стать монахом. Принял постриг и подвизался в монастыре Рача. Невзирая на все еще слабое здоровье и необходимость лежать в постели, не покладая рук трудился на удивление монастырской братии: чинил крыши, электрику, часы, сантехнику, делал башмаки монахам и прихожанам, резал по дереву и пр.

Надо сказать, что уже будучи архиереем (епископская хиротония в 1957 году), имел специальный кабинет-мастерскую с рабочими инструментами, продолжал выполнять различные бытовые работы в монастыре (например, на шатких лестницах мог чинить кровли монашеских корпусов или сам мыл пол в соборной церкви при Призренской семинарии, где иногда читал лекции по пению и церковнославянскому языку). «Вот некоторые говорят, что владыке не следует самому поправлять черепицу на крыше, вообще не следует работать… Как будто работа унижает! Человека унижает не работа, а скверная жизнь, грех. Ведь если Спаситель сам мог работать руками, будучи плотником, почему не могу я?!» – говорил владыка Павел.

Скромность и непритязательность образа жизни владыки Рашко-Призренского, позже Патриарха, стала притчей во языцах еще при его жизни. Например, в тяжелые 50-е годы мог отдать весь свой зимний запас дров в пользу семинарии, дабы пареньки-семинаристы не мерзли в холодных аудиториях (при этом сам жил в холодной комнатке-келье – архиерейской резиденции он не имел вообще!). Во время рабочих визитов в Белград ездил в скромных разбитых вагонах, нередко с сугробами на сидениях. Уже будучи Патриархом, отказывался от не только роскошных автомобилей, но даже от старых, подержанных: предпочитал перемещаться в общественном транспорте или пешком. Как-то даже пришлось остановить трамвай, т. к. пассажиры устроили настоящее столпотворение, желая взять благословение у любимого Патриарха. Мог починить выключатель, розетку, форточку и пр. в Патриархии сам. Даже родственники, любя, подтрунивали над Патриархом, не имеющим второй сменной мантии (нередко его можно было застать собственноручно кротко латающим дыры на поношенном одеянии или мастерящем подошву из автомобильной резины для своих разваливающихся башмаков). Экономия на себе доходила до невероятных масштабов: нередко Патриарха видели читающего в потемках (экономил казенную электрику). Питался очень скромно: крапивой или горсткой сухофруктов, собственноручно отваренных, а то и вовсе 6 маслинами (если съедал 8, на следующий день ел 4).

Отказывался от жалования. Подарки, пенсию раздавал. Помогал очень многим, делая это по возможности тайно. Например, в с. Мрчаевцы купил 2 дома для малоимущих многодетных семей беженцев-сербов. Или, например, как-то к нему на прием пришла женщина, у которой ребенок вследствие болезни перестал расти, а денег на спасительные инъекции у матери не было. Уже на следующий день несчастным доставили необходимые лекарства из Швейцарии. Выдавал малоимущим студентам стипендии (притом не только семинаристам и теологам – мог, например, назначить стипендию бедному студенту-медику из Африки). Как-то организовал выдачу 3 500 000 разовых пайков для бедных в Белграде и пр.

Постоянно молился, даже будучи тяжко болен, лежа в больнице. Не щадил себя и после своего 90-летия продолжал класть поклоны!

К своему Патриаршеству относился очень скромно, как к Кресту: «Лишь земные правители властвуют, а в Церкви служат». Трудился беспрестанно, на износ. Несмотря на свой преклонный возраст (стал Патриархом в 76 лет), объездил с Патриаршими визитами почти весь мир: Европу, Америку, Австралию. В каждой стране выступал не только как глава Сербской Церкви, но и как представитель сербского народа, оказавшегося в то время в положении политического изгоя: ходил «по кабинетам», старался достучаться до власть имущих мужей (например, в 1992 году пытался убедить Генерального Секретаря ООН Бутроса Бутроса-Гали в деструктивности санкций, введенных в одностороннем порядке, исключительно против Сербии и Черногории), выступал против намеренной демонизации образа сербов в мировых СМИ и пр. В 1995 г. пытался примирить президента Республики Сербии Слободана Милошевича и лидера боснийских сербов Радована Караджича. Не боялся посещать с визитами боснийских и хорватских сербов, несмотря на протесты воевавших против них мусульман (надо сказать, что всегда намеренно отказывался от охраны, дабы никого не подвергать опасности из-за себя). Такое самоотверженное заступничество Патриарха за свой народ не прошло бесследно: согласно социологическим опросам, даже в самые кризисные моменты Сербская Православная Церковь являлась единственной институций среди других общественных институтов, пользовавшейся максимальным уровнем народного доверия. Был справедливым Архипастырем, поэтому старался обличать злодеяния не только албанцев против сербов, но и сербское насилие, расцветавшее на почте реваншистских , мстительных настроений. Осуждал всякое проявление ксенофобии. «Всем хватит места под солнцем», – часто повторял Патриарх Павел.

Поразительно, но после 50 лет атеистического режима для сербского Православия, невзирая на тяжелейшее общественно-политическое положение, Церковь не просто выживала – Церковь жила и возрождалась. Прежде всего Патриарху удалось преодолеть раскол Церкви. Несмотря на бомбежки 1999 г., продолжали возводить и реставрировать храмы. Только в одном Белграде его трудами обустроено 29. В годы его Патриаршества было завершено строительство самого большого православного храма в мире – храма св. Саввы во Врачаре (размеры составляют 91x88, в то время как площадь храма Христа Спасителя в Москве 60x60). Были обновлены (в Цетинье) или открывались семинарии (в Фоче и Крагуевце), богословские факультеты. Основывались новые епархии. С осени 2001-го года его ходатайством как факультатив в программу обучения младшей и средней сербской школы было введено преподавание Закона Божия.

Несмотря на всенародную любовь, недоброжелателей, к сожалению, у Патриарха Павла было предостаточно, особенно со стороны албанцев: в него могли полететь камни, прохожие албанцы выкрикивали оскорбления в его адрес. Были случаи, когда Патриарха выбрасывали из автобусов, били кулаками по голове. В СМИ часто появлялись клеветнические статьи. Все это он сносил с кротостью и любовью. Не уставал повторять слова сербского воеводы Марко Миляновича о том, что есть юначество – защита себя от врагов, а есть человечность – защита врагов от себя. Говорил, что в каждом человеке заложен потенциал и доброго, и злого. Нередко цитировал слова Божо Княжевича: «Человек есть существо, которому и Бог может обрадоваться и за которого даже дьяволу может стать стыдно». Вообще, часто прибегал к цитатам, поражал современников эрудицией при кажущейся внешней простоте (еще в 50-е годы он защитил диссертацию в Афинском университете и получил степень доктора богословия).

Пройдя тяжелейший жизненный путь, Патриарх Павел всегда сохранял чувство юмора и самоиронии, чем нередко разряжал напряженные ситуации, поддерживал окружающих (вспоминают, например, как однажды на совещание, где рассматривали сложнейший вопрос, Патриарх с улыбкой принес в Патриархию газету с карикатурой, где он был изображен в виде Супермена). Еще в молодости в монастыре Рача монахи, любившие кроткого брата-трудягу, прозвали его Шавле (от серб. «шутить»).

Этот низкорослый хрупкий болезненный человек с неравнодушным сердцем и стальной волей прожил тяжелую жизнь, которая могла бы многих сломить и озлобить, сделать бесчувственным к чужому горю. Но Патриарха Павла не сломила – до последнего дня он оставался словно человеком «без кожи», переживающим боль каждого, словно свою. Благодарные сербы души не чаяли в своем Архипастыре. На похороны своего Владыки, Нашего Деды (как любя сербы прозвали своего Патриарха) в Белграде собралось от 200 000 до 500 000 человек – это было самое большое народное собрание в истории Белграда. В народной книге памяти в тот день кто-то записал: «Много людей, а человек редок. Таким был Патриарх Павел…»

Анна Голубицкая