Об оскароносном фильме «Отец», или Как совладать со страхом старости

В кинотеатрах страны проходит показ картины «Отец» – обладательницы 2 премий «Оскар».

Психологическая драма «Отец», получившая в 2021 году премию в номинации «Лучший адаптированный сценарий» и подарившая второй «Оскар» Энтони Хопкинсу за главную роль, является экранизацией пьесы (поставленной в более чем 45 театрах мира) французского писателя и «самого яркого молодого драматурга нашего времени» Флориана Зеллера. В России премьера данной пьесы под названием «Папа» состоялась в 2019 году с Сергеем Маковецким и Мариной Александровой в главных ролях. Сохраняя сюжетную канву произведения, Зеллер, автор сценария (совместно с Кристофером Хэмптоном) и режиссер, остановив свой выбор главного героя на харизматичном Энтони Хопкинсе, виртуозно переносит события в кинематографическое пространство.

Картина – очередная попытка мира искусства кино запечатлеть и интерпретировать тему старости, осложненной диагнозом «деменция», который связан с заболеваниями головного мезга, когда вымысел и реальность сплетаются в единое целое, наблюдаются снижение памяти, дезориентация в пространстве, рассеянность, потеря рассудка. Флориан Зеллер сознавался: «Меня воспитала бабушка, и когда мне было пятнадцать лет, у нее началась деменция, поэтому я хорошо знаком с этой грустной темой. В то же время я понимаю, насколько она универсальна, и я не пытался рассказать свою историю, мне хотелось выразить свои страхи».

Действие ленты начинается на улице Лондона. Энн (Оливия Колман) заходит в квартиру, где находится ее 82-летний отец Энтони (Энтони Хопкинс), и сообщает, что собирается переехать в Париж вместе с ее любимым человеком. Энтони с благородным лицом, изборожденным морщинами, показан не унывающим и угасающим, он остроумен, незлобив, слушает Перселла, Беллини, Бизе, пытается вести полноценную жизнь, вовлекаясь в общение, даже флиртуя с очередной сиделкой, но в то же время из-за развивающейся деменции старик-ребенок страшен и беспощадно жалок, несносен (доводит до увольнения уже третью сиделку), раздражен, рассеян, растерян, путается в людях и событиях, теряет вещи. Между тем он категорически отказывает дочери в помощи, утверждая, что с ним всё в порядке: «Когда ты поймешь, что никто мне не нужен? Я прекрасно справляюсь сам». Ситуация Энн, разрывающейся между любовью к отцу и жаждой жить своей личной жизнью, драматизирует спирали сюжета.

Фрагментарность и природа эффектов, перемена декораций, присущая фильму, имеют целью засвидетельствовать перемены в сознании старика и словно подчеркивают его внутренний мир, отчего зрителю, который вживается в эти роли, не всегда и не совсем понятны ход и логика событий: дочь Энн в разводе или замужем, едет она в Париж или нет, зачем душит отца. Режиссер умело сопрягает пронзительные сюжетные повороты с дискретностью сознания самого героя, когда тяжело отличить реальность от аффектов и визуализации тревоги и страха, настоящих мотивов поведения дочери и ее мужа, место нахождения Энтони. Зритель теряется в догадках и подпадает под власть иллюзии контроля: происходящее – истина или психология отца? Поведенческий код главного героя зачастую разбивается о проникновенную действительность, порождая различные интерпретации. Музыкальное оформление – ария из «Ловцов жемчуга» Жоржа Бизе – насыщает ленту меланхоличностью и тревожностью, охватывающими всё пространство квартиры и душевного мира Энтони, заставляя зрителя оказаться на его месте и прочувствовать его драму, прожить его судьбу и угодить в ловушку растерянности и безысходности буквально спустя первые минуты камерных эпизодов. 

В картине меняется оптика квартиры в зависимости от сюжета, атмосферы и эмоционального модуса каждой сцены, алогичности диалогов, при этом у зрителя возникает ощущение дезориентации вследствие повторов, нестыковок, противоречий, что присуще пораженному сознанию главного героя. Символ часов, время от времени кажущихся Энтони то украденными, то затерянными в комнате, не что иное, как аллюзия на остановленное «травмированное» время.

В остро эмоциональном финале фильма мы видим главного героя в аскетичной комнатушке дома престарелых, узнаём, что дочь все-таки переехала в Париж, но регулярно навещает своего отца. Контрастом слов Энтони о том, что он чувствует себя опавшим деревом, и кадров уличных шумящих деревьев с густой листвой режиссер акцентирует внутреннее опустошение и отчаяние героя. 

Одним фильм покажется слишком театральным, даже позерским, фарсовым, другим – эмоционально близким, трогательным, однако вряд ли оставит кого-то равнодушным: без сопереживания и сочувствия не обойтись, ибо хладнокровная старость уверенно заключит в тугие объятия каждого, а страдания и разрушительная сила болезни способны коренным образом изменить не только жизнь страждущего, но и его близких.

Рефлексии после просмотра этой ленты, не декларирующей, к слову, какой-то определенной моральной догмы, безусловно, не замыкаются лишь на проблеме деменции. В окуляр важных и волнующих тем попадают страдания стареющего человека, взаимосвязь родителей и детей, поведение по отношению к болящему. В одном из интервью режиссер отметил: «Моей целью не было снять картину о самой деменции. Мне важно было поразмышлять над более сложными вопросами, которые связаны с этой болезнью, потерей памяти. Например, что происходит с любовью, когда ее постоянно испытывают на прочность, когда люди сомневаются, что есть реальность, а что – нет. Моей первейшей задачей было отправить зрителей в некий кинолабиринт. Они бы постоянно задавались вопросом о том, где там реальность, а где фикция. Грубо говоря, мне хотелось, чтобы люди не просто узнали сюжет, который рассказывают с экрана, но и прожили все это вместе с героями. А чтобы достичь этого, я старался дезориентировать зрителей. Мне кажется, у меня получилось».

Действительно: так ли просто исполнить заповедь Господа «Почитай отца твоего и мать твою, чтобы продлились дни твои на земле, которую Господь, Бог твой, дает тебе» по отношению к стареющим родителям, в особенности болеющим и страдающим от деменции, эмоциональных, мыслительных расстройств, фобий быть брошенными, никому не нужными и других повреждений человеческой природы, когда раздражение, срывы, истерики становятся неотъемлемыми спутниками жизни? «Церковь свидетельствует, что и душевнобольной является носителем образа Божия, оставаясь нашим собратом, нуждающимся в сострадании и помощи», – сказано в «Основах социальной концепции Украинской Православной Церкви».

Как же быть? Покорно нести крест, который животворит через скорби душу, вооружиться пониманием, что болеющий обременен узами страдания, не оставлять его наедине со страхом, боязнью и быть снисходительными, смиренными и терпеливыми. Это достойно христианина и является подвигом любви, ведь наша сила проявляется в помощи слабому, в преодолении внутреннего холода. Серафим Саровский поучал: «Бог есть огонь, согревающий и разжигающий сердца и утробы. Если мы ощущаем в сердцах своих хлад, то призовем Господа, и Он, пришед, согреет наше сердце совершенною любовью не только к Нему, но и к ближним».

Молитва и Святые Таинства тоже кардинальным образом влияют как на протекание болезни, так и на отношение человека к старости, к отходу в мир иной. Небезынтересным является свидетельство Олеси Николаевой о силе Таинств в ее книге «Небесный огонь и другие рассказы». Автор повествует о последних месяцах жизни Абрама Терца (Андрея Синявского), русского писателя и литературоведа, угасающего от скоротечной раковой опухоли легких, давшей метастазы в мозг. Синявский обратился к отцу Владимиру Вигилянскому с просьбой исповедать и причастить его. Тот согласился. А через два дня, рассказывает прозаик, раздался звонок:

«– Ну всё,  – подумали мы.  – Вечная память!
Однако Марья Васильевна совсем иначе повела свою речь:
– Вигилянский,  – сказала она довольно игриво,  – угадайте, кто это сейчас сидит передо мной на кухне и пьет чай?
– Не знаю, Марья Васильевна, это может быть кто угодно – от Горбачева до Лимонова.
– А вот и нет,  – бодро откликнулась она.  – Передо мной сидит… Синявский. Он сам сегодня спустился со своего второго этажа на кухню и теперь сидит передо мной! Но мало того – ему сделали новые рентгеновские снимки головы, и на них опухоли – нет! Врачи сами не могут ничего понять!
…Больше пяти месяцев Андрей Донатович вот так – спускался пить чай на свою кухню, работал над последним романом, встречался с друзьями, прощался с этой жизнью и готовился к новой. К нему несколько раз приезжал со Святыми Дарами отец Николай Озолин и причащал его.
Отец Владимир так ему и говорил:
– Вы будете жить столько, сколько в вас будет стремления идти к Богу».
Писателю было отведено еще 5 месяцев жизни.

Правильное отношение к старости как осознании прожитого раскрыто в словах Писания: «Во всех делах твоих помни о конце твоем, и вовек не согрешишь» (Сир. 7:39). Страх же, согласно святым отцам, должен возникать лишь при мысли об отсутствии духовного естества, веры в Бога и в Царство Небесное. 83-летний Энтони Хопкинс, рассуждая над своей ролью в фильме, акцентирует внимание также на бесценном Божием даре жизни и человеческого общения: «Это дар, поразительный дар – просто быть живым, жить. Потеря связи со своим осознанием жизни – трагедия. Терять память, переставать понимать, что и кто тебя окружает. Забывать самого себя. Мы все за год изоляции стали острее переживать такие вещи. Человеческое общение затормозилось или прекратилось вовсе… Главный урок – осознавать ценность того, что нам дано, самой жизни». 

Наталья Сквира

Теги

Теги: 

Социальные комментарии Cackle