Нерукотворная келья Вышенского Затворника

Ей уже двести лет. Ровно два столетия тому назад, 10 января 1815 года родился святитель Феофан, Затворник Вышенский. Родился, чтобы отойти затем от земных трудов и хлопот к Богу, великий церковный писатель и наставник сотен тысяч монахов и боголюбивых мирян, обрел у Господа столь желанный покой, к которому стремилась душа святителя всю его земную жизнь.

Трудно назвать кельей благодатные небесные селения, в которых обитает теперь праведник, но именно это определение огражденной от греха, нечистоты и соблазнов территории наиболее полно выражает ценность монашеского уединения и житейских благочестивых устремлений. Невозможно представить современному обывателю красоту и полноту вечной жизни, не пускают его туда ни ум, ни грех, разве что первозданность лесной глуши может приблизить человека ХХІ столетия к «небесным стандартам». Туда ушел в уединение святитель Феофан, туда отправилась и делегация Киево-Печерской Лавры на празднование перенесения мощей святителя, которое отмечалось 29 июня.
Пироги с глазами
«А у нас в Рязани пироги с глазами: их едят, а они глядят», — первое, что мне пришло на ум, когда я узнал, что Владыка Наместник благословил мне поехать в составе лаврской делегации на праздник святителя Феофана на Рязанщину. Вторая мысль была еще радостней, потому что я никогда не был в Рязани, хотя очень много слышал о храмах Рязанского Кремля и живописной родине Сергея Есенина. Третья же омрачилась сомнением: почему Рязань? Ведь святитель Феофан служил на Тамбовской и Владимирской кафедрах, во всех исторических документах указывается, что святитель удалился в затвор в Вышенский монастырь той же Тамбовской епархии. Не давая сомнениям ни малейшего шанса, я взялся перечитывать житие святого, чтобы вспомнить и о том, что же связывает великого церковного писателя с Киево-Печерской Лаврой.
С

Святитель Феофан — в миру Георгий Васильевич Говоров — сын священника Владимирской церкви села Чернавское Елецкого уезда Орловской губернии, дата его рождения – 10 января 1815 года. Благочестивые родители воспитали его в церковном духе, с раннего детства будущий святитель возымел крепкую любовь к Церкви. Окончив Ливенское духовное училище, он поступает в Орловскую духовную семинарию, которую с успехом заканчивает в 1837 году, а затем поступает в Киевскую духовную академию, которую блестяще заканчивает со званием магистра богословия. В Академии все запомнили Георгия, как скромного и благоговейного юношу, который еще студентом Киевской духовной академи, и он много раз посещал Лаврские пещеры. Здесь, очевидно, у него и созрела мысль об отречении от мира и за несколько месяцев до окончания курса Георгий Васильевич Говоров принял монашеский постриг. В иночестве он нашел свое истинное призвание; к этому его располагали и естественная доброта сердца, и голубиная кротость, и снисходительность, и доверчивость к людям, да и некоторая застенчивость в обращении. По всему видно было, что он не создан для поприща житейской борьбы и суеты. Вскоре его рукоположили во иеродиаконы, а затем — в иеромонахи. После пострижения он обратился к печерскому старцу иеросхимонаху Парфению, который так наставил ученого монаха: «Вот вы, ученые монахи, набрав себе много правил, помните, что одно важнее всего: молиться и молиться непрестанно умом в сердце Богу — вот чего добивайтесь». В добрый час и на готовую почву упало зерном мудрое слово киевского духовника, хотя и не сразу иеромонах Феофан отошел от общественной и научной деятельности к непрестанной молитве. Успешно окончив Академию со степенью магистра богословия, иеромонах Феофан был назначен ректором Киево-Софийских училищ и преподавателем латинского языка.
Но недолго трудился отец Феофан в Киевском училище: 7 декабря 1842 года он был назначен инспектором Новгородской семинарии. Три года иеромонах Феофан был в Новгороде, а затем был переведен в Петербургскую духовную академию на должность бакалавра по кафедре нравственного и пастырского богословия. После этого будущий святитель был назначен членом Духовной миссии в Иерусалиме, затем — на должность ректора Олонецкой духовной семинарии, а в 1856 году — на должность настоятеля посольской церкви в Константинополе, что было обусловлено тем, что он был хорошо знаком с православным Востоком.
Во время пребывания за пределами родной страны, отец Феофан еще более укрепил знание греческого языка, на православном Востоке он собрал много драгоценных жемчужин святоотеческой, главным образом аскетической литературы. Здесь же, под ее влиянием, в отце Феофане еще боле взыграла ревность о затворном пребывании, но святого от него еще разделяли еще 10 лет общецерковного служения, среди которого, естественно, самым важным периодом являются годы его служения на архиерейских кафедрах в Тамбове и Владимире. И вот, после двадцатипятилетнего служения Церкви на различных поприщах, преосвященный Феофан нашел благовременным осуществить свое всегдашнее стремление. Посоветовавшись со своим давним духовным руководителем митрополитом Исидором, он подал прошение в Святейший Синод об увольнении его на покой с правом пребывания в Вышенской пустыни Тамбовской епархии. Ходатайство владыки было удовлетворено, и он 17 июля 1866 года был освобожден от управления епархией и назначен настоятелем Вышенской пустыни, где и провел свою жизнь как ученый инок и духовный наставник.

«А при чем же тут Рязань?» — спросит внимательный читатель. Ответ довольно простой: почти до конца XVII века границы Рязанской епархии практически совпадали с границами древнего Рязанского великого княжества. В 1682 году, с учреждением Воронежского и Тамбовского уездов, из ее подчинения эти территории вышли. В 1699 году Тамбовская епархия была упразднена и ее территория входила в состав Рязанской епархии до 1758 года, когда по указу Императрицы Елизаветы Петровны Тамбовская епархия была восстановлена. Этой епархией руководил вскоре епископ Феофан, в эту епархию, в возлюбленную им Вышу, он и прибыл на покой. А с образованием Рязанской губернии Выша и ее окрестности перешли под рязанское начальство. Древняя земля, принявшая крещение из Киева и после выделения Мурома и Рязани в самостоятельное княжество до конца ХII века зависевшая от Черниговских епископов, радушно (духовным хлебом, а не только пышными монастырскими пирогами) принимала еще одного киевского подвижника.
Киевские колориты
А вслед за святителем Феофаном и мы — многочисленная делегация Киево-Печерской Лавры, во главе с благочинным архимандритом Антонием и с неповторимыми звонкими голосами концертного хора Киево-Печерской Лавры «Колорит» под управлением протодиакона Тарасия Мудрака. Ох и звенел того вечера киевскими распевами скорый поезд «Киев–Москва», ведь как невозможно наступить песне на горло, так и бесполезно ждать от профессиональных певцов, что они отложат свои ноты и распевки и будут молча любоваться ночными пейзажами за окном. И возможно поэтому нас миролюбиво впустила российская таможня, и возможно именно благодаря киевским бодрым напевам, которых не могли скрыть обновленные стены вагонов, рассеивались тучи над Россией, хотя еще в день выезда новости пугали всех нас масштабными ливнями и потопами и в Сочи, и в Воронеже, и в Липецке.

А Москва нам улыбнулась (насколько это понятие можно применить к устрашающему мирного обывателя мегаполису), вернее попробовала разогнать тучи и изобразить доброжелательную мину, которой нам вполне хватило, чтобы найти около Киевского вокзала небольшой микроавтобус с курсом на Рязань. Он был на месте, дождь зарядил опять, московские сталинки спрятались за моментально запотевшие стекла, но нас уже ничего не могло остановить — ждала Рязань, Рязанский Кремль, рязанские святые и многочисленные земляки, которым по воле Божией пришлось служить в Рязанской митрополии.

Отец Георгий — первый из них. И хотя батюшка местный, из рязанских, и его говор этому подтверждение, связь с Украиной выдавали его дочери-красавицы, с которых можно было писать «Наталку Полтавку». «Матушка моя с Украины, а покойный тесть всегда говорил: “Мы, вот, называем тебя сыном, стало быть, и мы для тебя родители!” Так вот я и еду каждый год — с родины на родину», — улыбается отец Георгий, показывая нам уже золоченные купола Рязанского Кремля.
Приехали. Перед нами уже возвышался Успенский собор Рязанского Кремля, который был построен зодчим Яковом Бухвостовым в 1693-1699 годах.

Это кубическое, увенчанное пятиглавием здание, сочетает в себе традиционное для древнерусских городских храмов конца XVII века стремлением к идеальной симметрии в наружных формах, обязательное наличие прямых карнизов, которые завершают фасады, стены из красного кирпича контрастно украшены белокаменными резными декоративными элементами. Несмотря на то, что храм несколько раз разрушался, страдал от пожаров и неспокойной обстановки в стране, он постоянно отстраивался по его первоначальному облику. К сожалению, не сохранились внутренние росписи, но недостаток живописной старины полностью возмещает дивный резной иконостас, который ярко дополняет пышную архитектурную картину «нарышкинского» московского барокко.
Не менее торжественно совершается и богослужение в этом торжественном храме — по традиции, к началу Всенощного бдения (а мы приехали в Кремль именно к этому времени), соборные священники выходили в центр храма, чтобы встретить своего правящего архиерея, высокопреосвященного Вениамина, митрополита Рязанского и Михайловского. «Мы тоже с вами земляки», — признался владыка, когда священство вошло в алтарь, и служба началась, — я вырос на Винничине, иподияконствовал у тогдашнего Митрополита Киевского, даже помню украинский язык, мне и книги из Украины присылают, но сейчас у вас много новых слов, не все понимаю. А вот пение ваше понимаю и люблю, ведь завтра на Литургии будут лаврские песнопения?» Отец Тарасий заметно разволновался, он готовился петь печерскую Литургию на день праздника святителя Феофана на Выше, пришлось на ходу перепланировать репертуар — благо, под руками были сборники лаврских песнопений, поэтому весь вечер певческая братия опять провела за спевкой, закономерной наградой за которую были приветливые взоры рязанского владыки с кафедры на клирос во время воскресной Литургии и умиленная молитва рязанцев, которую антифонно поддерживал бодрый печерский хор вместе с не менее бодрым и звонким хором Успенского собора.
«А выше — только на Выше!»

«Как же они будут петь на Выше, если здесь так слаженно поют?» — удивлялся рязанский владыка на следующий день после Божественной Литургии. «Еще радостнее и выше!» — шутит наш благочинный отец Антоний и просит братию не задерживаться со сборами, предстоит 200-километровый путь из Рязани к месту подвига Вышенского затворника. Мы кланяемся Успенскому собору, мысленно передавая поклон от нашего Успенского и отправляясь в путь.
Едем молча, в раздумьях, за окном все леса — березки да сосны, так и хочется, чтобы из-за одной из них хотя бы нос показал настоящий тамбовский волк. «Все они, наверное, ушли в свою епархию, когда Вышу перевели в Рязанскую», — смеемся мы и от этого предположения предстоящее место нашего паломничества кажется еще светлее и безопаснее. А вот и оно — небольшой поселок Выша на берегу одноименной речки, издалека узнаваемое отреставрированными куполами и монастырскими башенками. Еще более узнаваемым оказался предпраздничный задор строителей, которые вовсю трудились над новой площадью перед Святыми вратами обители, не оставляя и тени сомнений, что работать будут всю ночь, пока вся брусчатка вокруг памятника святителю (который должен открываться завтра) не уляжется и не вымоется от цемента и земли.
Обитель с первого взгляда впечатляет, церковные историки предполагают, что Успенский Вышинский монастырь основан в XVI-XVII веках, изначально он существовал, как мужской. Успенский храм возведен в 1861 году, в 1874-1890 годах выстраивают Христорождественский собор, который вместе с Казанским собором составляет дуалистическую доминанту, поскольку колокольню в 60-ых годах взорвали.

«Матушка Вера и колокольню быстро отстроит, — рассказывает нам добродушная паломница-волонтерка Екатерина, которая раздает на монастырском дворе суп и кашу для вновь прибывших паломников. — Вы бы видели, какое здесь было запустение, когда только закрыли психиатрическую лечебницу!» Мы молча уплетаем печеную рыбу из речки Выша, Екатерина подливает нам компот из сухофруктов. «Ой, а можно еще узвару?» — спрашиваю я Екатерину и очень удивляюсь ее недоумению. «Чего Вам, батюшка?» — «Компотику еще бы…» — «А, так бы сразу и сказали!» Пока мы обедаем, Екатерина рассказывает нам о своей снохе («невістка» по-нашему), о волонтерах и палаточном городке, где будут ночевать большая часть паломников. «Если чего — приходите, всегда накормим!» — Екатерина, не прощаясь, поднимает руку, заодно приглашая ею к своему столу очередных паломников.
Теперь здесь все напоминает о святителе Феофане: вот деревянный корпус, в котором жил святитель и где сейчас разместился его музей, вот Казанский собор, в котором в золоченной раке находятся его святые мощи.

Долгожданное уединение, к которому так настойчиво стремился святитель, наконец пришло по милости Божией. Об этом времени святитель говорил: «Выши своей не променяю не только на Санкт-Петербургскую митрополию, но и на патриаршество, если бы его восстановили у нас и меня назначили бы на него... Вышу можно променять только на Царство Небесное». Вот и игумения матушка Вера — келейница святого — как ее назвал наш благочинный отец Антоний. Скромно и терпеливо несет матушка свое послушание, и только по масштабу строительных работ и количеству отстроенных корпусов можно судить об объеме трудов игуменьи и предмета ее молитв.
А праздник удался. Не было, правда, церковного начальства из патриархии, поскольку не успели с гостиницей — может оно и к лучшему. Торжествовали без излишней помпезности и крайних мер предосторожности, отслужили Божественную Литургию, прошли крестным ходом на площадь, владыка Вениамин открыл и освятил памятник святителю Феофану — долго после трапезы здесь оставались люди и фотографировались на фоне нового памятника. Вот и еще одно знаковое место для православного паломника, еще один маршрут для туриста, ищущего в российской глубинке пищу для раздумий и новых открытий о человеческой душе. А она одинаковая — что в Украине, что в России, разными могут быть только искушения, которые неизменно сопутствуют каждой христианской душе на ее пути ко спасению.
Обгоняя бури и молнии
«Чем выше от земли, тем меньше бывает колебаний и движений в воздухе, а там, на самой высоте, — все тихо и спокойно, — ни бурь, ни громов, ни молний. Это образ покоя, какой обретает душа, погасившая всякое пристрастие земное и сердцем живущая на небесах, в непрестанной теплой молитве и не отходя от предстояния Богу», — так писал о своем затворе в Выше святитель Феофан. И в прямом, и в переносном значении смысл этих слов мы испытали на себе на протяжении всех дней пребывания в гостеприимной Рязанской земле. И душа, и сердце немного отошли от политики и новостей, которыми так изобилуют сегодня, к величайшему сожалению, дружеские беседы и встречи. Здесь мы старались напиться этого воздуха отрешенности, который, безусловно, есть и наших пещерах, но очень часто не находится должного усердия, чтобы на пути от келлии или послушания в пещеры освободиться от ненужных мыслей, слов и воспоминаний и тем самым открыться этой святой отрешенности.
«Даль подернулась туманом,
Чешет тучи лунный гребень.
Красный вечер за куканом
Расстелил кудрявый бредень.
Под окном от скользких ветел
Перепельи звоны ветра.
Тихий сумрак, ангел теплый,

Напоен нездешным светом», — так писал об этом состоянии великий русский поэт Сергей Есенин, рязанец по происхождению. А вот мы и проезжаем недалеко от его родного села Константиново, но времени, к сожалению, чтобы заехать не остается — нас ждут еще в древнем монастыре святого апостола и евангелиста Иоанна Богослова.

История монастыря начинается с конца XII или с начала XIII века, со времени прихода в эти места монахов с чудотворной иконой Иоанна Богослова, написанной в VI веке. В XVI - XVII веках монастырь неоднократно подвергался нападениям татар, все строения монастыря были деревянными до середины XVII века. Во второй половине XIX века монастырь переживает период расцвета, но в 1931 году он был закрыт. Накануне закрытия из обители исчез древний чудотворный образ апостола Иоанна Богослова и с того времени местонахождение иконы неизвестно. На территории монастыря находились сначала детская колония, затем склады МВД. В 1988 году Иоанно-Богословский монастырь был возвращен Церкви, а наместником монастыря стал архимандрит Авель (Македонов), известный старец Святой Горы Афон, с приходом которого началось восстановление разрушенной обители. Экскурсию теперь нам проводит новый наместник, игумен Исаакий.
«Отче, — спрашиваю, — а бывал ли здесь Есенин?» — «Достоверных данных нет, в некоторых стихотворениях упоминается монастырь, может и наш, других в округе никогда не было», — отец Исаакий сосредоточенно вспоминает есенинское наследие, разводит руками и мы уже переходим в нижний храм Новомучеников и исповедников русских, где находится могила схиархимандрита Авеля. «Вечная память, вечная память!» — поет лаврский хор и кажется, что вся округа замирает в трепетном ожидании милости Божией для всех прежде живших здесь…
Прежде, чем попрощаться с теплой и приветливой не по дождливому сезону рязанской землей, мы сходили окунуться на монастырский источник, пособирали землянику возле монастыря, еще раз взглянули на синий горизонт, на котором виднелась Рязань и поблагодарили и Господа, и отца Исаакия, и всю рязанскую землю за благословение, за теплые (хотя и небезоблачные дни) и за еще одну возможность вкусить бессмертной первозданности, которая так манила к себе святителя Феофана. И которая должна оставаться для всех нас — христиан — путеводной звездой на всех наших земных дорогах.