Милосердие.Ru

«Как жаль, что у меня нет врагов, а то бы я их обняла, прижала к сердцу и простила бы, не задумываясь, от души», – мечтала перед исповедью 11-летняя Люда Влассовская, героиня дореволюционной повести Лидии Чарской «Записки институтки». Кто из нас готов от всего сердца сказать так же?

О любви к врагам говорит Евангелие, а значит, это важно. Но не всегда понятно – какие заклятые враги могут быть у обычного человека? Зачем любить того, кто тебя не любит и даже, может быть, тебе вредит? И вообще – нужна ли нашим врагам наша любовь?

«Любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас (Лк. 6: 27–28)»? Эти слова выходят далеко за пределы обычной человеческой логики. За ответом на вопрос о том, как применить эту заповедь к жизни, мы обратились к современным христианским мыслителям.

Митрополит Антоний Сурожский: «Мир всем людям злой воли!»

Митрополит Сурожский Антоний был врачом, много общался с бывшими жертвами фашистских концлагерей. Что они вынесли из многолетнего опыта страданий, как относились к своим обидчикам?

Владыка Антоний в книге «Человек перед Богом» приводит два уникальных свидетельства. Это молитва, написанная погибшим узником концлагеря Дахау, и рассказ человека, который четыре года был заключенным лагеря.

«Мир всем людям злой воли! Да престанет всякая месть, всякий призыв к наказанию и возмездию. Преступления переполнили чашу, человеческий разум не в силах больше вместить их. Неисчислимы сонмы мучеников. Поэтому не возлагай их страдания на весы Твоей справедливости, Господи, не обращай их против мучителей грозным обвинением, чтобы взыскать с них страшную расплату.

Воздай им иначе! Положи на весы, в защиту палачей, доносчиков, предателей и всех людей злой воли – мужество, духовную силу мучимых, их смирение, их высокое благородство, их постоянную внутреннюю борьбу и непобедимую надежду, улыбку, осушавшую слезы, их любовь, их истерзанные, разбитые сердца, оставшиеся непреклонными и верными перед лицом самой смерти, даже в моменты предельной слабости. Положи все это, Господи, перед Твоими очами в прощение грехов, как выкуп, ради торжества праведности, прими во внимание добро, а не зло! И пусть мы останемся в памяти наших врагов не как их жертвы, не как жуткий кошмар, не как неотступно преследующие их призраки, но как помощники в их борьбе за искоренение разгула их преступных страстей…»

***

«Второй пример – человека, которого я очень близко знал. Он был старше меня значительно, участник Первой мировой войны, где он потерял руку; он вместе с матерью Марией Скобцовой спасал людей во время немецкой оккупации – Федор Тимофеевич Пьянов. Его взяли немцы в лагерь, он четыре года там был, остался в живых. Когда он вернулся, я его встретил случайно на улице, говорю: „Федор Тимофеевич, что вы принесли обратно из лагеря, с чем вы вернулись?“ – „Я вернулся с ужасом и тревогой на душе.“ – „Вы что, потеряли веру?“ – „Нет, – говорит, – но пока в лагере я был жертвой жестокости, пока я стоял перед опасностью не только смерти, но пыток, я каждую минуту мог говорить: „Господи, прости им, они не знают, что творят!“

И я знал, что Бог должен услышать мою молитву, потому что я имел право просить. Теперь я на свободе; наши мучители, может быть, не поняли и не раскаялись; но, когда я говорю теперь: „Господи, прости, они не знают, что творят“, вдруг Бог мне ответит: „А чем ты докажешь искренность своего прощения? Ты не страдаешь, теперь тебе легко говорить…“» Вот это тоже герой прощения.

И я глубоко уверен, что в конечном итоге, когда мы все станем на суд Божий, не будет такой жертвы, которая не станет в защиту своего мучителя, потому что раньше, чем придет время окончательного Страшного суда над человечеством, каждый, умерев, успеет на себя взглянуть как бы в зеркале Божества, увидеть себя по отношению ко Христу, увидеть, чем он был призван быть и не был, и уже не сможет осудить никого».

Клайв Льюис: Что было бы, если мы с каким-нибудь немцем на войне одновременно убили друг друга?

Клайв Стейплз Льюис – христианский писатель, который в юности прошел Первую мировую войну. Поэтому о любви к врагам в книге «Просто христианство» он говорит в том числе на основе собственного опыта. По его мнению, заповедь о любви к врагам тесно связана с прощением. Он называет ее «самой непопулярной добродетелью».

«Есть добродетель еще менее популярная, чем целомудрие. Она выражается в христианском правиле: „Возлюби ближнего своего, как самого себя“. Непопулярна она потому, что христианская мораль включает в понятие „твоего ближнего“ и „твоего врага“… Итак, мы подходим к ужасно тяжелой обязанности прощать своих врагов.

Каждый человек соглашается, что прощение – прекрасная вещь, до тех пор, пока сам не окажется перед альтернативой прощать или не прощать, когда прощение должно исходить именно от него. Мы помним, как оказались в такой ситуации в годы войны. Обычно само упоминание об этом вызывает бурю, и не потому, что люди считают эту добродетель слишком высокой и трудной. Нет, просто прощение такого рода кажется им недопустимым, им ненавистна самая мысль о нем. „Нас тошнит от подобных разговоров“, – заявляют они.

Я пытаюсь показать вам, что представляет из себя христианство. Не я его придумал. И в самой сердцевине его я нахожу эти слова: „Прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим“. Здесь нет ни малейшего намека на то, что прощение дается нам на каких-то других условиях. Слова эти совершенно ясно показывают, что если мы не прощаем, то не простят и нас. Двух путей здесь нет. Так что же нам делать?

…Если мы действительно хотим (а все зависит именно от нашего желания) научиться прощать, нам, наверное, следует начать с чего-то полегче, чем гестапо. Например, с того, чтобы простить мужа, или жену, или родителей, или детей, или ближайших соседей за что-то, что они сказали или сделали на прошлой неделе. Это, возможно, захватит наше внимание.

Затем нам надо понять, что значит „любить ближнего, как самого себя“. А как я люблю себя?

Вот сейчас, когда я подумал об этом, я понял, что у меня нет особой нежности и любви к себе самому. Я даже не всегда люблю свое собственное общество. Значит, слова „возлюби ближнего своего“, очевидно, не означают „испытывай к нему нежность“ или „находи его привлекательным“. Впрочем, так и должно быть, потому что, конечно же, как бы вы ни старались, вы не заставите себя почувствовать нежность к кому бы то ни было.

Хорошо ли я отношусь к самому себе? Считаю ли я себя приятным человеком? Что ж, боюсь, что минутами – да (и это, несомненно, худшие мои минуты). Но люблю я себя не поэтому; не потому, что считаю себя славным парнем. На деле все наоборот, а именно: любовь к себе заставляет меня думать, что я, в сущности, славный парень.

Следовательно, и врагов своих мы можем любить, не считая их приятными людьми. Это великое облегчение. Потому что очень многие думают, что простить своих врагов значит признать, что они, в конце концов, не такие уж плохие, тогда как на самом деле всем ясно, что они действительно плохи.

Давайте продвинемся еще на шаг вперед. В моменты просветления я не только не считаю себя приятным человеком, но, напротив, нахожу себя просто отвратительным. Я с ужасом думаю о некоторых вещах, которые я совершил. Значит, мне, по всей видимости, дозволяется ненавидеть и некоторые поступки моих врагов. И вот уже мне вспоминаются слова, давно произнесенные христианскими учителями: „Ты должен ненавидеть зло, а не того, кто совершает его“. Или иначе: „Ненавидеть грех, но не грешника“.

Долгое время я считал это различие глупым и надуманным; как можно ненавидеть то, что делает человек, и при этом не ненавидеть его самого? Но позднее я понял, что годами именно так и относился к одному человеку, а именно к самому себе. Как бы я ни ненавидел свою трусость, или лживость, или жадность, я тем не менее продолжал любить себя, и мне это было совсем не трудно. Фактически я ненавидел свои дурные качества потому, что любил себя. Именно поэтому так огорчало меня то, что я делал, каким я был.

Следовательно, христианство не побуждает нас ни на гран смягчить ту ненависть, которую мы испытываем к жестокости или предательству. Мы должны их ненавидеть. Ни одного слова, которое мы сказали о них, не следует брать обратно. Но христианство хочет, чтобы мы ненавидели их так же, как ненавидим собственные пороки, то есть чтобы мы сожалели, что кто-то мог поступить так, и надеялись, что когда-нибудь, где-нибудь он сможет исправиться и снова стать человеком.

Проверить себя можно следующим образом. Предположим, вы читаете в газете историю о гнусных и грязных жестокостях. На следующий день появляется сообщение, где говорится, что опубликованная вчера история, возможно, не совсем соответствует истине и все не так страшно. Почувствуете ли вы облегчение: „Слава Богу, они не такие негодяи, как я думал“. Или будете разочарованы и даже попытаетесь держаться первоначальной версии просто ради удовольствия думать, что те, о ком вы читали, – законченные мерзавцы? Если человек охвачен вторым чувством, тогда, боюсь, он вступил на путь, который – пройди он его до конца – заведет его в сети дьявола. В самом деле, ведь он хочет, чтобы черное было еще чернее.

Стоит дать волю этому чувству, и через какое-то время захочется, чтобы серое, а потом и белое тоже стало черным. В конце концов появится желание все, буквально все – Бога, и наших друзей, и себя самих – видеть в черном свете. Подавить его уже не удастся. Атмосфера безудержной ненависти поглотит такую душу навеки…

Я часто думаю про себя, что бы случилось, если бы, когда я служил в армии во время Первой мировой войны, я и какой-нибудь молодой немец одновременно убили друг друга и сразу же встретились после смерти. И, знаете, я не могу себе представить, чтобы кто-то из нас двоих почувствовал обиду, негодование или хотя бы смущение. Думаю, мы просто рассмеялись бы над тем, что произошло».

Алексей Ильич Осипов: Любить врагов – это поступать по справедливости

Профессор МДА Алексей Ильич Осипов обращает внимание на то, что слово «любовь» в Библии многозначно. Он объясняет, что же в Писании понимается под любовью к врагам.

«Когда мы произносим слово „любовь“, то должны понимать, что это слово очень многозначно. Я уже не говорю о разновидностях любви. В греческом языке, например, есть четыре обозначения разновидности любви: филео – дружеская любовь, сторге – любовь родителей и детей друг к другу, агапэ – любовь возвышенная (недаром вечерние собрания древних христиан называются агапы). Эта любовь – жертвенная, со смирением, с упованием на Бога. И эрос – эротическая любовь. Вот только четыре вида любви. На самом деле – их гораздо больше.

В данном случае речь идет о любви к врагам, которая тоже имеет несколько ступеней. Когда нам говорят о такой любви, то надо обязательно учесть: наша любовь к врагам заключается в том, чтобы не мстить за то зло, которое они нам причинили. Насколько в наших силах – не желать им зла. Поступать по отношению к ним – справедливо. Я обращаю ваше внимание на это „справедливо“, потому что мы постоянно поступаем несправедливо. Тем, кто нам нравится или кого мы любим, – мы прощаем такие вещи, за которые надо строго наказывать, и, напротив, кого мы не любим – придираемся к таким мелочам, что подчас и слушать стыдно. Только и ищем, чем бы можно было причинить человеку зло. На нашем уровне любовь к врагам – быть справедливым в отношении той жизненной ситуации, в которой мы находимся. Не желать зла, не делать зла – это уже самая первая стадия любви к врагам. И надо еще учесть и то, что справедливость – это самая низшая ступень любви!

Когда же мы коснемся той любви, которая бывает у человека, достигшего состояния любви, то здесь мы встречаем яркие примеры. Как, например, писал святой Исаак Сирин: „Если бы я десятикратно в день был сжигаем за любовь к людям – не удовлетворился бы этим“. И это уже – состояние сердца! Когда сердце пылает любовью.

Но еще раз повторю: на нашем уровне о сердце и речь не идет. Просто поступи справедливо! Не мсти ему! Это уже будет началом любви к врагу. На нашем уровне на большее вряд ли кто способен… Но, если возможно, – сотвори ему благо. Сделай этому человеку добро.

Как мы читаем в Писании: „Аще убо алчет враг твой, ухлеби его“. Ухлеби – то есть дать ему хлеба. Дать ему какие-то дары. Сделать ему что-то доброе, ибо очень часто в истории случалось так, что в ответ на этот акт твоего напряжения враг становился твоим лучшим другом. Ты ухлебил его – и с человеком произошло превращение. Он оказывается таким, что ты сам готов его целовать! Любовь покоряет, а не месть, не зло! И мы должны использовать именно это орудие, а не сатанинское».

Мария Хорькова