Правмир

И об осиротевших родителях и материнской молитве.

Сегодня, в Международный день онкобольного ребенка, во всех храмах Украины молятся о здоровье больных раком детей. В киевском храме св. бессребреников Космы и Дамиана при Национальном институте рака об этом молятся всегда. А еще — помогают, духовно и практически.

Маленький, похожий на палатку или вагончик Космо-Дамиановский храм находится буквально под стенами онкологической больницы. На службе многолюдно, верующие стоят плотно, плечом к плечу. Поют сразу два хора — взрослый и детский. Детский — особенно красиво. Почти все участники Литургии причащаются.

После службы отец Евгений, настоятель храма, не переоблачаясь, в сопровождении пономаря спешит со Святыми Дарами в больницу — причащать детей. Детское отделение сейчас закрыто на карантин, поэтому исповедь и причастие происходят в коридоре. Желающих причаститься — около десятка. Это только те, кто не прикован к постели и способен передвигаться самостоятельно. Многие дети и подростки с родителями. Некоторые на костылях или в колясках. С каждым священник беседует, отвечает на вопросы, благословляет…

А потом мы идем беседовать в первое помещение храма — маленькую комнатку в одном из больничных зданий.

Протоиерей Евгений Милешкин родился в 1976 году в Междуреченске Кемеровской области, вырос в Шахтерске Донецкой области. Окончил Донецкий технический университет (1998), Киевскую духовную семинарию (2004). В 2003-м был рукоположен во священника и назначен настоятелем прихода св. бессребреников Космы и Дамиана при НИИ онкологии Академии медицинских наук Украины. Женат, воспитывает пятерых детей. Супруга Наталья — профессиональный хоровой регент.

Шел напиться с горя, а пришел в храм

— Отец Евгений, вы буквально с момента рукоположения начали служить в храме при онкоцентре. Это был ваш личный осознанный выбор или послушание по назначению? А если выбор, то что двигало вами?

— Скорее всего, это был какой-то Промысл Божий, который я постоянно чувствую в своей жизни. Я поступил в семинарию и не думал о священстве, о каком-то дальнейшем пути, это был просто мой поиск Бога и поиск самого себя. А в семинарии у нас была такая практика — некоторые ребята ходили в онкобольницу и занимались с онкобольными детьми. Когда я об этом узнал, то мне тоже очень захотелось, загорелся изнутри желанием. Но не сподобился тогда такого случая. А через некоторое время Господь так управил, что меня направили в это место, в храм при онкобольнице.

— А как здесь появился храм?

— Первые молебны в онкологическом центре проводились с 1990-х годов. А в 2003 году пациенты и врачи обратились в Митрополию УПЦ и Минздрав Украины с просьбой открыть храм при больнице. Так появился приход, на который меня отправили служить.

Первые годы мы служили в маленьком приспособленном помещении, в котором мы сейчас находимся. Служили акафисты, водосвятные молебны. Из больницы приходили пациенты, мы брали в соседнем храме Святые Дары и причащали людей. Здесь не было ничего: ни алтаря, ни иконостаса. Просто комнатка, которую нужно было приспособить. На тот момент не было ни средств, ни возможностей для этого. Но Господь все управил.

Как-то после молебна зашел мужчина, который потом рассказал, что вообще не собирался заходить в храм. У него заболел сын, он не мог понести это горе и хотел забыться в алкоголе. Просто шел мимо, собираясь напиться. Случайно зашел в храм. И решил: «Не пойду пить, останусь здесь». Говорит мне: «Чем я могу здесь помочь?» — «А что вы умеете?» — «Я плотник». Я обрадовался — вот как Господь послал нужного человека.

Мы с ним сделали иконостас, престол, подготовили храм к служению.

И первая наша Литургия совпала с какой-то важной лечебной процедурой, которую делали мальчику, сыну плотника — то ли химиотерапией, то ли операцией.

Какое-то время они здесь еще лечились. Потом, к сожалению, болезнь взяла свое и они поехали домой. Мальчик почил… Но наш храм и труд отца в нем не дали им сломаться в трудный момент. Они смогли донести свой крест до конца…

Чудесам уже не удивляюсь

— Расскажите про ваш приход. Чем он живет, занимается?

— Приход у нас очень дружный. Матушка создала большой детский хор, у нее талант к этому. И благодаря этому хору, в котором сейчас поют около 40 человек, службы у нас потрясающе красивые.

Сейчас к нам в храм приходят не только из больницы — приезжают из разных районов Киева. При этом, конечно, больничное служение все-таки у нас главное, и мы стараемся подключать всех прихожан к нашему общему духовному деланию, к помощи онкобольным. Наши дети, когда есть возможность, общаются с детишками из больницы — дружат, вместе играют на церковном дворике, ходят к ним в гости. И это полезно для всех: и для онкобольных детей, которые долгое время замкнуты в четырех стенах в одиночестве, вырванные из социума, и для наших детей, которые видят, что есть другая сторона жизни, с ее трудностями.

Ездим в паломничества. Правда, сейчас в связи с ковидом много препятствий появилось, но при возможности ездим — небольшими группами, соблюдая, насколько возможно, санитарные нормы и правила.

А началось все с желания хоть как-то скрасить жизнь людям, лежащим в больнице.

Сначала на нескольких машинах прихожан мы возили их по ближайшим святым местам — в Лавру, в Ионинский монастырь. Потом, когда появилась возможность — заказывали автобус и раз в неделю или чаще возили детишек и взрослых пациентов уже в дальние поездки к святыням, в том числе и за границу. Так появился полноценный паломнический центр.

Часть наших прихожан пришли в храм и воцерковились именно через паломнические поездки. Это важно — дать человеку почувствовать вкус веры, благодать святынь, показать красоту православия, богослужения. Если это удается, человек уже не может от этого отказаться, приходит в храм и становится практикующим христианином.

Такое вот у нас миссионерское делание. Но главное все же — это помощь больным. Скольким людям удалось помочь за все время — мы не считали. Да и происходит это все по-христиански, без афиширования.

Помогаем всем, независимо от веры. Помню, у нас тут лечилась семья мусульман и нуждалась в средствах, в материальной помощи. Конечно, мы помогали, не разделяли людей на верующих и не верующих, христиан и мусульман. Мы должны помогать всем. А вера — личное дело человека.

Больше всего мы сотрудничаем с детским отделением. В 2003 году, когда образовался наш приход, здесь в больнице еще не было фондов, волонтеров. И катастрофически не хватало доноров. Буквально мамы в отчаянии чуть ли не на улице хватали прохожих людей, когда нужно было срочно переливание крови и от этого зависела жизнь ребенка. Понятное дело, что мы взялись как-то помогать в этом — искать доноров или средства на операции. Я познакомился с одним человеком, который занимался тогда программированием. Он стал нашим пономарем, мы с ним подружились, он создал сайт, на котором появилась группа, начали подтягиваться люди. Каждый помогал, чем мог, набирались опыта. На этой базе со временем появилась всеукраинская организация помощи онкобольным детям.

Пожалуй, любое событие из жизни нашего храма и прихода так или иначе связано с больницей и с больными. И с Промыслом Божиим.

Удивительно, но мы — инструмент в Божьих руках. И когда Господу угодно, то происходят какие-то события, которые даже сложно описать. Все начинает стыковаться, как некие пазлы. Жертвователь приносит какие-то средства в конверте и говорит: «Отдайте тому, кому это сейчас нужно, важно». И буквально следом приходит мама с ребенком и со слезами говорит, что нужны деньги на операцию или еще что. И оказывается, что в этом конверте ровно столько денег, сколько сейчас нужно этой маме. Честно говоря, уже даже не удивляешься этим чудесам.

Мы верим не в выздоровление, а в Бога

— По вашему опыту, кому больше всего нужна духовная помощь священника — больным детям или их родителям?

— Вы знаете, я бы даже не разделял. Дети и родители — это одна семья, одно целое. Когда мы идем причащать детей, то это огромное утешение и для верующих родителей. Это духовная помощь и родителям, и детям. Я понимаю, что некоторые вещи невозможно изменить разговорами, повлиять на них словами. Но когда приходит Господь, то Ему все возможно. Поэтому Литургию за больных детей мы служим каждую субботу. А после Литургии идем их причащать. Сегодня мы не смогли пройти по всем палатам, потому что отделение закрыто на карантин. Но те из детей, кто смог, вышли. А те, кто привязан к капельницам после операций, очень жалели, что не смогли выйти. Потому что они чувствуют и знают, что Причастие им помогает.

Это понимают и врачи. И заведующий отделением, и другой персонал периодически приглашают священника, чтобы освятить воду, пройтись по палатам, покропить. Говорят: «Нам это очень нужно, нам это помогает». Среди врачей есть верующие, они приходят в храм, стоят на службах, исповедуются, причащаются, молятся. Я помню, работала здесь заведующая одного из отделений. Она постоянно приходила в храм и приводила своих пациентов. Говорила им: «Пособоруетесь, исповедуетесь, причаститесь — а потом, с Божьей помощью, начнем процесс лечения». И у нее всегда были хорошие результаты.

— У врачей есть этический принцип «не навреди», как и потенциальный риск нечаянного вреда. А у больничного священника есть такой риск? Например, как не внушить ложную надежду?

— Да, священнику в этом месте нужно быть очень внимательным, очень осторожным. Я помню, на одной из конференций одна девушка рассказывала историю. Она как волонтер опекала ВИЧ-инфицированного молодого мужчину и очень к нему привязалась. Со слезами рассказывала о том, как говорила ему: «Мы будем верить, что ты победишь эту болезнь, что ты выздоровеешь, станешь здоровым и будешь жить полноценной жизнью». А ему становилось все хуже и хуже. И она все больше старалась его убеждать, чтобы переломить эту ситуацию… В итоге он умер, а у этой девушки был огромный морально-психологический слом и надрыв.

Поэтому нужно, чтобы объект веры был правильным. Мы верим не в выздоровление или в какое-то событие, мы верим в Бога, от Которого все исходит.

«Дочка хлопала в ладоши: “Господь пришел!”»

— Не боятся ли дети говорить со священником?

— Многие дети ассоциируют священника с самим Богом. Вот недавно мы говорили с одной мамой, у которой ребенок уже умер. Она делилась воспоминаниями: «Когда вы приходили в палату, дочка хлопала в ладоши: “Господь пришел! Господь пришел!”» К другой девочке я приходил в хоспис, причащал ее.

Она уже была слабенькая, но тянула руки ко мне, чтобы я наклонился и она могла меня обнять. И я понимал, что она обнимает не меня, она обнимает Бога...

Они по-другому воспринимают. Глубже, чем мы, взрослые.

— А взрослые? Один настоятель храма при детской больнице (не онкологической) рассказывал мне, что только немногие родители больных детей приходят в храм. А по вашим наблюдениям, всегда ли болезнь самого человека или его детей приводит этого человека к Богу?

— Сложно сказать. Когда человек попадает в больницу, его воля зачастую ослаблена. И сделать какие-то решающие шаги бывает сложно. Проще, когда у человека уже было какое-то основание, когда его родители до этого водили в храм или он ходил сам, чувствовал эту жизнь, благодать и знает, куда обратиться, где черпать силы. А бывает, что человек открывает это знание здесь. «Я шел по территории больницы, увидел священника, и что-то загорелось в сердце. Пришел в храм. Стою здесь, молюсь, и здесь мне хорошо».

Вера — это непостижимая тайна. Знаю, что Господь стучится в сердце абсолютно ко всем. И у каждого — свое время откликнуться. Кто-то уже созрел сейчас, а кто-то созреет позже. Но могу сказать, что большинство родителей заболевших детей приходят в храм. Даже те, которые до этого никогда в храме не были. В детском отделении, где пациенты находятся подолгу в стационаре, есть дети, которые уже давно причащаются, а есть новенькие, которые только пришли. Их родители сперва могут смотреть на визиты священника с испугом или недоумением: «Что происходит?» Потом интересуются, а потом и сами участвуют в Таинствах.

Не все из этих родителей могут посещать службы, потому что они привязаны к детям и к больницам. Некоторые мамы просят причаститься в самом отделении вместе с детьми. Как могут готовятся и причащаются в больнице. Многие приходят потом, если есть возможность с детишками выйти на улицу. Заходят в храм, ставят свечи. У кого есть силы и возможности — приходят на службу.

Понимаете, богопознание — это целый процесс, иногда сложный, когда у человека зарождается вера, когда человек ищет и находит ответы на свои вопросы, находит, наконец, Бога. Наверное, Господь человека и привел сюда для того, чтобы человек постепенно к чему-то созрел. И, наверное, такое воцерковление и не должно быть каким-то массовым явлением — чтобы вся больница шла в храм. Но многие приходят.

«Господи, спаси моего ребенка! А я возьму сироту из приюта!»

— Когда дети выздоравливают, родители продолжают ходить в храм? Или как девять евангельских прокаженных?

— Сколько жизней — столько историй. Знаю многих родителей, которые здесь воцерковились и потом связали свою жизнь с Церковью. Знаю и тех, что приходили в храм во время лечения, очень радовались, когда приходил священник, а потом уехали домой и, когда приезжали сюда на проверку, на мой вопрос об их духовной жизни отвечали: «Знаете, здесь было удобно, батюшка приходил, храм рядышком. А мы в селе живем, там не так удобно. Поэтому не получается ходить».

У каждого человека есть свобода, и каждый человек этой свободой пользуется. Господь никого не принуждает. Он призывает, но не принуждает.

Был случай, когда лечился мальчик маленький. Они приехали с Западной Украины. Мальчика крестили, а так как крестных родителей не было, то я его крестил и стал его восприемником. Сейчас он уже вырос и учится в Почаевской семинарии. Замечательный ребенок, мой крестник. Родители тоже воцерковились. Историй таких множество. Здесь в больнице многие дети выздоравливают. А есть совсем чудесные истории.

Однажды я причащал ребенка и, даже не имея медицинского образования, понимал, что состояние ребенка очень тяжелое, что он уходит… Но он выздоровел. Потом его мама рассказала мне историю выздоровления.

В Почаевской лавре один священник посоветовал ей попробовать дать обет: «Если ребенок выздоровеет, то ты возьмешь еще одного ребенка из интерната». Она сначала не приняла это: «Как? Это же тяжело!» Вспомнила об этом совете, когда оказалась с умирающим ребенком на руках. Говорит, сердце словно загорелось. Упала на колени и со слезами сказала: «Господи, спаси моего ребенка! А я возьму сироту из приюта!» И вдруг, к ее страху и удивлению, ребенок перестал плакать от боли, успокоился.

Вскорости она пошла с ребенком в больницу по месту жительства и получила жесткий выговор от врачей: «Что вы нам голову морочите! Какая онкология? Ничего нет! Зачем вы, мама, нас обманываете?»

Когда они вернулись сюда и врачи посмотрели снимки, то действительно оказалось, что огромная опухоль исчезла.

Такое чудо сотворил Господь на глазах! Я не мог поверить! Тот ребенок, которого я видел умирающим, — резвый, веселый, радостный, ничем не отличающийся от всех других детишек. И теперь он не один в семье…

— Поразительно! А еще помните случаи необъяснимого выздоровления?

— Был мальчик с очень сложной болезнью — саркомой коленного сустава. Врачи сделали все, что могли, но опухоль осталась. И они так же были в Почаевской лавре, молились Богородице. Ребенок почувствовал себя намного лучше. Когда приехали, то увидели, что опухоли нет. В знак благодарности родители заказали в Почаеве копию Почаевской иконы Богородицы — сейчас эта икона находится у нас в храме, над Царскими вратами.

Еще один случай очень запомнился. Долгое время лечился здесь мальчик, подросток. Мама его очень молилась. Как ни придешь на службу, она стоит на коленях перед храмом. Все службы на коленях выстаивала. Так крепко молилась, что это просто чувствовалось. И сложная болезнь, которая обычно очень плохо поддается лечению, поддалась. Но это еще не конец истории…

Ребенка выписали, они поехали домой. А у подростка в его городе была не самая лучшая компания. И выздоровев, он пустился во все тяжкие, как рассказывала мама. Начал употреблять алкоголь, курить что-то такое. Мама поняла, что избавление от онкологии — это еще не самое важное. Есть вещи поважнее — душу от греха избавить. Она продолжала так же молиться. И колено у мальчика снова заболело — начались какие-то процессы вокруг протеза, нагноение, появился свищ… И снова больница.

Прошло довольно много времени, пока этот мальчик понял, что болезнь была для него посещением Божиим — наверное, для того, чтобы оградить его от чего-то худшего.

И когда он уже это понял, когда созрел, стал зрелым христианином, то все прошло. Теперь он чемпион Украины среди инвалидов по, если не ошибаюсь, пауэрлифтингу — жиму штанги лежа. Есть его фотография, где он — здоровый человек с огромными мышцами, а главное — со светлым лицом. Это тот случай, когда мама вымолила.

— Та самая материнская молитва, о которой в народе говорят, что она со дна моря достает?

— Именно. Главное, чтобы у мамы вера была. Помню историю, когда больной ребенок причащался, тянулся к вере, а у мамы веры не было. У ребенка были проблемы с легкими. Он был на ИВЛ и ждал операции. Ночью накануне операции маме приснился сон. Она мне потом его рассказывала: «Приснилось, что я начала молиться на церковнославянском языке, вот как вы молитесь. Никогда так не молилась, но тут молитва шла из меня. Так молилась за своего сына!» Когда она проснулась, то увидела, что аппарат, который был подключен к легким мальчика, не работает. А он может не работать только в двух случаях — либо поломка, либо легкие заработали и тогда аппарат отключился автоматически. Проверили — аппарат исправен. Легкие заработали! И операция стала не нужна.

Мы говорили об этом с мамой. Господь ведь явно ей показал: «Молись, и все в твоей молитве возможно». Господу все возможно, лишь бы только был ходатай, лишь бы мама этим жила. Но мама потом остыла. Не знаю почему, но она начала холодно и скептически относиться к Церкви и вере. Прошло время, и мальчик умер. И у меня до сих пор такое внутреннее ощущение, что если бы мама откликнулась тогда на призыв, то и мальчик бы жил, и мама бы радовалась…

«Я не знаю, что сказать умирающему ребенку»

— Приходится ли вам говорить с умирающими или родственниками умерших о смерти? Когда это бывает нужно?

— Бытует такой стереотип, что приход священника обязательно связан со смертью. Иногда даже жалуются: «Я к своему мужу или родственнику решила пригласить священника, а у него противление: “Что, меня уже хоронят?”» Совершенно не так. Священник — это тот, кто связан с жизнью.

Ведь Господь — это жизнь, а смерть побеждена Богом. И чаще мы говорим с больными не о смерти, а о жизни.

О жизни после жизни, о победе над смертью. И это важно.

Конечно, если человек сам хотел обсудить этот вопрос, мы обсуждали. Говорили о том, как готовиться к этому моменту перехода. Такие вещи можно говорить, когда человек готов их слышать и хочет слышать.

— А если умирающий ребенок спросит вас о смерти? Что вы ему скажете?

— В Евангелии есть замечательные слова. «Когда вас поведут на суд, не заботьтесь о том, что вам говорить: что будет дано вам в тот час, то и говорите — говорить будете не вы, а Дух Святой» (Мк. 13:11). Господь говорит немного о другом, но суть та же. Есть вещи, которые можно заготовить — какие-то слова, формулы. Но в таких пограничных ситуациях все эти заготовки окажутся пустыми, тяжелыми, искусственными и неправильными. Здесь не действуют ни логика, ни ум священника. Господь, Который хочет спасения этому человеку, помогает мне сказать этому человеку то, что он должен услышать. Мы — всего лишь инструмент в руках Божьих, который может быть и не очень хорошим, но которым все равно Господь управляет.

Я не знаю, что сказать умирающему ребенку, когда он спрашивает о смерти. Но если я к нему приду, если Богу угодно будет, то Он моими устами обязательно скажет то, что будет полезно этому ребенку и его родителям. Ты только молишься и ждешь, когда Господь даст в сердце то, что нужно сказать. И ответы всегда будут разными, нет универсального. Одному Господь скажет одно, другому — другое. Кому-то для утешения, кому-то для ободрения. И такие ответы хочется покрыть молчанием. Их невозможно объяснить, невозможно о них рассказать.

Осиротевшие родители сказали: «Вы будете адвокатом Бога»

— Наверняка вы часто слышите вопрос «За что?» Как отвечаете на него?

— Один фонд проводил мероприятие — собрали родителей умерших детей, чтобы оказать им психологическую поддержку. Позвали и меня, как священника. Большинство родителей были очень сложно настроены. Они мне сказали: «Вы будете адвокатом Бога. Вы сейчас будете отвечать, почему Бог так поступил с нами». Это было очень тяжело.

Разве можно ответить за Бога? Только когда человек смирится, примет, познает Бога, когда захочет услышать самого Бога, то получит ответ.

Но если он воспротивится и ополчится на Бога, это очень страшное состояние. И очень тяжелое.

— А что вы тогда им ответили?

— Я сказал, что Бог не нуждается в адвокатах. Очень тяжелый был разговор. Я постарался показать, что я люблю своего Бога, что бы ни случилось. У меня пятеро детей, и я понимаю, что и меня может не миновать этот крест. А те дети, с которыми я общаюсь, причащаю, дружу долгое время? Когда они уходят, это очень больно. Но мы верим Богу и верим, что за этой жизнью есть другая жизнь, лучшая. И если это не поставить в основание, то, конечно, человек попадает в безвыходный тупик.

Я не знаю, почему дети болеют. Родители должны сами найти ответ. Может быть, не за что, а для чего? Это целый процесс, процесс поиска смысла: для чего я здесь, какой смысл моей жизни? И важно, чтобы человек сам нашел ответ на этот вопрос, сам спросил Бога. А Господь ответит обязательно, Он никогда не оставляет.

К сожалению, бывают какие-то «доброжелатели», которые говорят родителям: «Это тебя Бог наказал». Воспринимать Бога как какого-то карателя — совершенно неверно. Мы знаем, что Господь есть Любовь. Что Господь — Промыслитель. Что ни один волос с нашей головы без воли Его не падает.

Я сейчас вспомнил случай из жизни святителя Саввы Сербского. Будучи молодым монахом на Афоне, он вел очень добродетельный образ жизни. Те средства, которые ему пересылали как сыну сербского короля, он раздавал нуждающимся. Его все очень любили: подвижники, монахи, отшельники. И вот однажды пираты при очередном набеге на Афон схватили этого юношу. Связали и посадили в лодку с добычей, чтобы увезти и продать в рабство. Один старец, который очень любил этого юношу и горевал о нем, подошел к лодке и со всей силы отвесил молодому монаху звонкую пощечину. «Что ты тут расселся?! Ты забыл, что ты на послушании? Забыл про обет послушания своему старцу? Что ты тут сидишь?!» Юноша вскочил и убежал. Разбойники оторопели, растерялись и не знали, что делать. Они ожидали всего, но не того, что монаха, которого должны были жалеть, будут бить. Но у старца не было иной возможности спасти юношу. Когда пираты узнали, кого они потеряли, то рвали на себе волосы…

Феофан Затворник говорил, что Промысл Божий непостижим. Если ты будешь пытаться разобраться в этом Промысле, то обязательно согрешишь.

Поэтому я не берусь разбираться в промыслах Божиих. Я только знаю, что если человек смирится, то тогда этот Промысл для человека будет обязательно благим. Как та пощечина для святого Саввы.

«Там, где боль, там и Господь»

— Вы столько лет видите детскую боль. Не случается ли выгорания от избытка этой боли? И что помогает бороться и справляться с ним?

— Знаете, есть избыток боли, но есть и избыток благодати от присутствия Бога. Там, где боль, там и Господь. Это чувствуется и не дает выгорать.

Вчера после службы я поехал к одной супружеской паре. Хорошие, замечательные люди. Муж и жена. Папа и мама. Знаете, есть такие семьи, просто потрясающие. 19 лет вместе, рука об руку. Говорили мне: «Мы ни на день не разлучаемся. Все, что мы ни делаем, все вместе». Их дочь лечилась здесь в больнице, а потом умерла — прямо в реанимобиле, когда мама увозила ребенка домой… И вот теперь заболел папа. Онкология. Жена лечит мужа. Ну, как лечит. Уже паллиатив. И они снова едут в том же самом реанимобиле. Мама умершего ребенка везет умирающего мужа…

Я вчера приехал к ним, чтобы обвенчать. Они 19 лет вместе, но не были венчаны. И вот решили обвенчаться, пригласили для этого меня. Мы совершили венчание прямо в палате. Вы бы видели, сколько у них было радости! Сколько было в этом моменте самой настоящей жизни! Больничные сестры, которые это наблюдали, рыдали навзрыд. Это невозможно вместить. Он умирает. Она везет мужа, не зная, довезет или нет. Но они улыбаются. Они счастливы.

Есть здесь какие-то совершенно противоположные вещи, которые сочетаются необъяснимым образом. С одной стороны, совершенно неподъемная тяжесть, а с другой стороны — благодать, которая дает силы, чтобы эту тяжесть понести. И в этой тяжести дает, как ни странно, радость. Понимаете? И когда ты в этом участвуешь, ты живешь не только болью. Ты переживаешь еще и ту благодать, которую Господь дает этим людям.

Артем Левченко