Рассказывает священник Андрей Гавриленко.

Иду по городскому кладбищу. Оно большое и старое. И название тоже хорошее и старое: «Христианское». Тихо и как-то светло на душе. Напротив, через дорогу от кладбища, СИЗО. Под землей тайный ход – от СИЗО до кладбища. Дорога под землей «в одном направлении». Живые палачи носили мертвых – замученных. Говорят, что ходили здесь часто в 30-е. Хоронили в братских могилах. Могилы неизвестны. Много было здесь христиан, много мучеников – мирян, монахов и священников. Хоронили и прятали, как сокровище. Может быть, поэтому так и тихо здесь на душе.

Палачи относились к новомученикам как к преступникам, врагам народа. Верные – как к страдальцам и друзьям Божиим. Их очень любили те, кто понимал, какой крест лежит на их плечах. За ними шли, им писали и слали передачи.

30 ап­ре­ля 1929 г. аре­стовали сщмч. Павла Гайдая, сельского батюшку Одесской области. Забрали прямо из храма, сам вышел к «черному ворону», вы­се­лен в г. Ту­ру­ханск Крас­но­яр­ско­го края на 3 го­да. За ним поехали около 20 человек духовных чад, где терпели тяготы и лишения, только бы быть возле пастыря.

Новомученики обладали духовной красотой, несокрушимой верой. Это притягивало христианские сердца, когда они были в ссылках, лагерях и на воле. К сщмч. Серафиму (Звездинскому) поспешила паства, когда узнала новое местопребывание епископа. Приезжало духовенство, монашествующие и миряне.

В письмах исповедницы Ираиды Тихоновой сохранилась молитва за сщмч. Серафими Звездинского времен его служения на воле: «Завтра ему (сщмч. Серафиму) опять явиться в Рыбинск на допрос. Что-то скажут? Пресвятая Дево! буди ему помощница и заступница, моли Сына Твоего, да укрепит его, как столп непоколебимый, среди бурь и волн житейских!».

Гонения и тюрьмы для христиан становились во все  времена возбудителем ревности по Богу. Страх пропадает, все тленное становится второстепенным. Остается желание послужить и быть увенчанным. Ап. Павел в Послании к Филипийцам из заключения писал: «Большая часть из братьев в Господе, ободрившись узами моими, начали с большею смелостью, безбоязненно проповедовать слово Божие» (Филп. 1:14 ). Вера и надежда никогда так ни сильны, как во время испытаний.

О заключенных епископах и священника молились в храмах и по домам. 7 апреля 1921 один из современников записал в своем дневнике: «Благовещение. В церкви сегодня молились о здравии заключенных митрополита Кирилла, архиепископа Никандра и еще некоторых епископов. Значит, где-нибудь в Каменщиках или Бутырках целый Синод "заседает"».

Храбростью и самоотвержением дышат строки письма в ГПУ двухсот прихожан преподобномученика Софрония (Несмеянова): «11 февраля 1928 года по распоряжению вашему был арестован наш приходской священник… Настоящим свидетельствуем, что иеромонах Софроний за время своего служения у нас в храме и приходе, не говорил речей против советской власти и ее представителей. В своих речах он всегда призывал помогать бедным людям. Сам он всегда в том показывал пример, разделял свой доход беднякам. Всегда он был прост в своем обращении с прихожанами, старыми и малыми. А посему просим выпустить его для служения нам». Община прибегала к одобренному Советами уставу, апеллировала к праву: «Мы, община, в настоящее время хозяева, а священник у общины работник. Ввиду этого мы, уполномоченные православной христианской общины, просим освободить нашего священника, в котором вся община имеет крайнюю нужду».

Были удивительные случаи отстаивания своего пастыря. В Одессе помнят, как хотели арестовать праведного Иону Одесского и как отделение, где велся допрос, окружила многотысячная толпа протестующих.

В 1930 г. был приговорен к одному году исправительно-трудовых работ священномученик Иоанн (Богоявленский). Прихожане пришли к зданию районного отделения НКВД, требуя его освобождения – власти были вынуждены отпустить священника. Если любовь паствы самоотверженная, часто и атеисты бессильны.

В начале второго века нашей эры вели в Рим на суд императора епископа Антиохии Игнатия. Старца, очевидца апостолов и Господа, духовного главу христиан того времени, единоверные с почестями встречали в каждом городе и селе. Язычники удивлялись, такому зрелищу христианского отношения. История сохранила нам их слова: «Посмотрите, как они любят друг друга».

Прошли тысячелетия, а любовь среди единоверных оставалась той же. Сщмч. Владимир Хираско встретил Светлое Рождество Христово в заключении. Паства слала ему письма поддержки, в которых видно какой любовью и уважением он пользовался у своих прихожан: «Вы­со­ко­ува­жа­е­мый отец наш ду­хов­ный Вла­ди­мир!.. на­шлись и та­кие лю­ди, ко­то­рые по­счи­та­ли Вас пре­ступ­ни­ком и уже аре­сто­ва­ли Вас и по­са­ди­ли в тюрь­му за ту свя­тую прав­ду, ко­то­рой ве­лел сле­до­вать Сам Иисус Хри­стос. Ра­зу­ме­ет­ся, это уже дав­но из­вест­но, что ложь прав­ду ди­ко нена­ви­дит. Так по­сту­пал в Виф­ле­е­ме Ирод, из­бив­ший че­тыр­на­дцать ты­сяч мла­ден­цев для то­го, чтобы уни­что­жить прав­ду, а прав­да оста­лась жить, и бу­дет жить. Так и те­перь по­сту­па­ют со­сто­я­щие во вла­сти ква­ли­фи­ци­ро­ван­ные без­бож­ни­ки… Они счи­та­ют Иису­са Хри­ста пре­ступ­ни­ком, идут по сто­пам Иро­да, Иуды-пре­да­те­ля и всех тех раз­бой­ни­ков, ко­то­рые уби­ва­ли Хри­ста… До­ро­гой, ми­лый наш пас­тырь! В се­го­дняш­ний тор­же­ствен­ный день Рож­де­ства Хри­сто­ва мы не в со­сто­я­нии Вас ви­деть… как нам боль­но, как обид­но, как неволь­но сле­зы льют­ся из на­ших глаз за Ва­ше неза­слу­жен­ное стра­да­ние…Дай Бог Вам все­го луч­ше­го. Где Бог – там лю­бовь, а где лю­бовь – там сча­стье и ра­дость во­ве­ки. Ми­лый наш ба­тюш­ка, Вас му­ча­ют за ве­ру хри­сти­ан­скую. Мы не мо­жем ни спать, ни есть по слу­чаю Ва­ше­го муче­ния…».

Сами палачи и каратели часто сознавали, что нарушили долг совести, что невиновных осуждают.

Совесть мучила милиционера, способствовавшего аресту сщмч. Гавриила Масленкова, и однажды он пришел к матушке Татьяне, упал ей в ноги, попросил прощения и сказал: «Что мне было делать? Пришла разнарядка на трех человек. Кого брать? Ну, конечно, в первую очередь пришлось брать священника».

Верующие относились к страдальцам в тюрьмах и лагерях как к реальным мученикам за Христа. На допросе простая женщина сказала о священномученике Иакове (Бобыреве): «Я знаю священника Бобырева, который служил у нас в церкви. Его уважают как священника, так как знают, что он пострадал за веру православную». 

Когда из места убийства в Лавру несли тело расстрелянного сщмч. Владимира (Богоявленского), женщины стоявшие говорили: «Страдалец-мученик! Царствие ему небесное».

Сразу после ареста муч. Николаю Варжанскому была послана в тюрьму икона Божией Матери «Взыскание погибших» с надписью: «Усердно молимся за дорогих страстотерпецев».

Однако нередко ревность о пастыре могла быть истолкована превратно богоборческими властями. Когда в 1921 году сщмч. Петра Зверева арестовали, рабочие объявили на три дня забастовку. Власти в ответ обещали освободить епископа. Но вместо этого обвинили в разжигании религиозного фанатизма. Когда после воззвания против обновленцев он был сослан со священниками и мирянами в Ташкент их местные христиане встречали с чаем и сахаром, подарили по рубашке. Проявление любви к приехавшим исповедникам было так же очевидно, как любовь древних христиан друг к другу.

Сщмч. Петр (Полянский), как местоблюститель патриаршего престола, проявлял заботу о судьбе вверенного ему духовенства находящегося в тюрьмах и лагерях. Известно, что он передавал через доверенных лиц и сам отправлял деньги томящемуся в заключении духовенству.
Местоблюститель благословлял приходские причты жертвовать деньги и продукты в пользу заключенных священнослужителей. Это родило целое движение по храмам, когда собирались продукты и средства семьям арестованного духовенства, объезжались приходы в поисках нуждавшихся родственников исповедников.

Новомученики были благодарны своим благодетелям. Молитвою за них пламенели. Приведем выдержку из письма сщмч. Петра Зверева из Соловков за 1928 г. Он пишет одной из благотворительниц: «24 марта 1928 года. Глубокоуважаемая и предобрая наша печальница и благодетельница! Если я от юности приучал себя с любовью относиться даже и к тем, кто питал ко мне враждебные и неприязненные чувства, то отсюда можете заключить, какою благодарностью и благорасположенностью наполнено мое сердце к тем, кои и любят меня, и творят мне добро, хотя и не заслуженное с моей стороны. Но если бы и сего не было, то все равно мое сердце было бы полно любовью, как и есть это, так как духовная связь крепче всяких других отношений, ибо мои чувства диктуются мне моим долгом и моими обязанностями. И как вам, так и мне не придется доказывать мои чувства, ибо вы все хорошо знаете, что переживал и переживаю я ради вашего истинного и вечного благополучия».

Да и сами заключенные часто относились очень благожелательно к страдальцам за веру. Сщмч. Михаил Чельцов в воспоминаниях «смертника» замечает: «Хорошо помню такую мелочь, но характерную. Куда-то нас решили послать на работу, – кажется, носить дрова с баржи на берег, это уже в октябре. Кто-то подходит ко мне и, увидев меня собирающимся, удивленно и радостно произносит: "И Вы, батюшка, с нами?! Ну, значит, тужить нечего"».

Те, кого мы почитаем под именем Собора новомучеников и исповедников, прошли все соблазны, но устояли в своем выборе. Их любили современники-христиане. И мы призваны любить их. Почитая святых замученных за веру, мы почитаем их и в конечном счете нашу свободу. Мы нуждаемся в памяти о них. Она укрепит и научит жить с Богом по-настоящему.