В предыдущих очерках мы говорили о том, какими головными уборами пользовались древние эллинистические цари и чем их заменили в ранней Римской империи. Теперь пришло время рассказать о первых императорских коронах позднего Рима и ранней Византии.

Бронзовая голова императора Константина Великого. 325-330 гг. Сербия. Белград. Национальный музей

III век в Римской истории был во многом переломным.

В первую очередь это отразилось в кризисе верховной власти. Демократические атавизмы системы принципата, в конце концов, стали работать против самого государственного правления. Ведь формально император считался избранником Сената и народа. А значит, любого полководца его легионеры могли провозгласить императором (ведь легионеры тоже народ). Наиболее удачливые из таких полководцев захватывали Рим, и Сенат вынужден был легитимизировать их власть. Менее успешные оказывались в провинции и при наличии сил могли пренебречь Римом и основать собственную мини-империю.

Так от империи отпадали Галлия, Иллирия и Пальмира, где правили собственные «параллельные» императоры.

В таких «малых империях» местный этнический элемент приобретал большее влияние, чем во всей Римской империи. И это способствовало на местах «варваризации» римского общества. «Варварские» обычаи проникали во все сферы римского быта, влияли и на моду. Другим катализатором «варваризации» римской культуры служили наемники из варваров, которых довольно много появляется в армии к этому периоду. Так, император Каракалла сформировал даже собственную гвардию из представителей германских племен.

Когда же император Аврелиан (270 - 275) восстановил единство империи, встал ребром вопрос об усилении престижа верховной власти. И здесь более проявилось восточное влияние: во-первых, завоевание отложившегося Востока Империи со столицей в Пальмире, где царица Зиновия (Зенобия) и представители ее дома ввели эллинистические нравы, во-вторых – соперничество с Парфянским Царством, которое к тому времени восстановило персидскую державу и стало считаться полноправным преемником как персидских Ахеменидов, так и эллинистических Селевкидов.

Власть императора должна была быть достойно представлена и во внешних церемониальных формах. И для иностранных послов, и для собственных подданных император Рима обязан был демонстрировать свою власть наравне с восточными владыками и в первую очередь – не хуже парфяно-персидских соперников.

Император Аврелиан. Изображение на монете

Аврелиан, по-видимому, первый стал вводить восточный церемониал. Во всяком случае, у анонимного автора «Извлечений о нравах и жизни Римских Императоров», которые приписываются Аврелию Виктору, есть такое упоминание: «Он первый среди римлян надел на голову диадему, украшенную золотом и драгоценными камнями, что до того казалось совершенно чуждым римским обычаям» (1). О том, насколько болезненно римляне относились к диадемам, мы уже упоминали.

На самом деле диадема в императорской иконографии появляется только IV веке со времен Константина Великого. Однако, действительно, у императоров указанного периода, деятельность которых была направлена на укрепление государства, одновременно с реформами государственного аппарата, армии и т. д. наблюдается и тенденция более пышно репрезентовать свою власть за счет усложнения церемониала и введения драгоценных восточных одежд.

Так, Диоклетиан (284 - 305) «стал надевать одежды, сотканные из золота, и пожелал даже для своих ног употреблять шелк, пурпур и драгоценные камни» (2). Ему тоже приписывают порой ношение диадемы.

Но все же окончательно диадема становится официальной императорской регалией именно при первом христианском императоре. Вступление в должность преемников Равноапостольного Константина теперь уже обязательно сопровождается возложением диадемы. При ее отсутствии использовался предмет сходной формы, но коронование должно было свершиться непременно. Например, когда в 360 году в Галлии легионы провозгласили племянника Константина I – Юлиана (Отступника) императором, диадему заменили шейной цепью знаменосца (3).

Введение диадемы, как и восточный церемониал, целесообразнее, как уже говорилось, объяснить персидским влиянием, продолжающимся довольно долгое время. Новые персидские владыки переняли и древние ахеменидские, и новые эллинистические селевкидские формы представления власти. Диадема и у них была однозначным царским символом, наравне с древневосточной тиарой.

Император Рима, ни в чем не уступающий восточному «Царю Царей» и соперничающий с ним за власть над ближневосточными провинциями, не отставал и во внешнем выражении своего могущества.

Так римские императоры, несмотря на сопротивление сторонников республиканских традиций, которое длилось несколько веков, наконец приняли диадему. Сперва, по всей видимости, она имела вид своего эллинистического прототипа:

Но понятно, что белая повязка была уже слишком проста, чтобы олицетворять власть (вспомним пышные золотые венки с каменьями). Так что практически сразу диадему начинают расшивать жемчугом и драгоценностями.

А далее из расшитой ленты диадема становится сложным наборным украшением, где отдельные сегменты нанизывались на два шнура, а их концы завязывались на затылке. Это видно по императорским профильным портретам с монет. Конечно, изображение на монете обладает определенной условностью, но на некоторых выразительно показаны четыре конца двух шнуров диадемы. Впоследствии эти концы шнуров изменили свою функцию и стали одним из важных дополнений именно византийской императорской короны.

Монета с изображением императора Констанция II (337 - 361). На затылке отчетливо видны четыре конца шнуров диадемы

Итак, диадема формировалась из отдельных пластин (круглых и четырехугольных) в сочетании с крупными жемчужинами. Центральная пластина, располагавшаяся надо лбом, была, как правило, крупнее и часто сверху дополнительно украшалась жемчугом.

В основном диадемы комбинировались в двух вариантах: пластины перемежались с парой жемчужин, чаще всего каплевидной формы:

Императорская диадема первого типа. Рисунок автора

Или же пластины соединялись друг с другом, а жемчужные нити обрамляли их сверху и снизу:

Императорская диадема второго типа. Рисунок автора

Можно сказать, что императорские диадемы были своего рода гибридом повязки эллинистических царей и пышного золотого венка прежних римских императоров.

Форма диадемы довольно быстро (как по меркам древности) эволюционировала и уже через поколение стала меняться. В конце IV – начале V века произошла еще одна смена дизайна, которая превратила диадему (греч. διάδημα) в собственно корону, стемму (греч. στέμμα).

Ее можно увидеть на бронзовой статуе римского императора, которая ныне находится в итальянском городе Барлетте и так и называется – барлеттский колосс (высота статуи 4 с половиной метра). Кто именно изображен в бронзе, до сих пор является предметов споров историков (в последнее время считается, что это, скорее всего, восточно-римский император Феодосий Младший).

На первый взгляд, венец барлеттского колосса мало отличается от диадем эпохи первых христианских императоров. Но есть и существенные отличия.

Диадема превратилась в сплошной обруч, но завязки, некогда закреплявшие ее на затылке, несмотря на теперешнюю ненужность, были сохранены в виде подвесков и перенесены с затылка ближе к вискам:

Голова барлеттского колосса. За ушами можно видеть подвески, происходящие от завязок диадемы

С этих самых пор в течение многих столетий обруч с подвесками по бокам стал основной формой византийской императорской короны. Этот элемент в византийской литературе имеет несколько названий:

препендулии (греч. πρεπενδούλια – от латинского «pendulus»: висящий, висячий, свисающий, ниспадающий);
катасисты (греч. κατάσειστα – собственно подвески);
кремастарии (греч. κρεμαστάρια – от κρεμαστός: подвешенный, висящий, подвесной);
энотии (греч. ἐνώτια – ушные украшения, серьги).

В российской популярной исторической литературе чаще всего используется слово препендулии (или пропендулии). Как видим, все вышеуказанные слова являются синонимами и означают «подвески, привески».

Но поскольку этот рудиментарный элемент был сохранен, можно заключить, что византийцы предавали этим подвескам некое значение.

Возможно, это было вызвано соперничеством с персидскими владыками династии Сасанидов, которые соединили восточную тиару с эллинской диадемой (причем диадема использовалась в первоначальной форме – тканной повязки). Так, например, на сасанидском рельефе в Накше-Рустам (скальной усыпальнице древних персидских царей) изображается царская инициация шаха Ардашира. На рельефе верховный бог персов Ахура-Мазда вручает шаху не корону, а именно диадему – тканную повязку с длинными плиссированными концами:

Этот элемент присутствует практически во всех изображениях сасанидских владык.

Позднеримские и византийские государи, разумеется, считали себя ничем не хуже персидских, и если персы соединили персидскую тиару с диадемой, то византийцы (короны которых уже сами по себе были модифицированными диадемами) акцентировали внимание на уже ненужных завязках, превратив их в подвески и перенеся в зону видимости с затылка к вискам.

Фрагмент консульского диптиха Проба Аниция (нач. V в.) с изображением императора Гонория, здесь заметны подвески, которые с первого взгляда можно принять за серьги

Возможно, подвески имели и определенное символическое значение, но византийская литература о нем не говорит. Хотя и появляется соблазн истолковать значение препендулий, оставим это любителям скрытых смыслов.

В остальном внешний вид стеммы почти не изменился. Это был такой же обруч, состоящий, как и раньше, из пластин, украшенных драгоценными камнями, обрамленными сверху и снизу жемчужными нитями или перемежающихся с крупными жемчужинами. Однако появилось еще одно новшество, изменившее вид центральной пластины, которая получила специфическую арочную форму. Как и подвески, эта центральная пластина в дальнейшем стала характерным признаком классической византийской императорской короны.

Ранняя византийская стемма. Рисунок автора

Впрочем, стоит отметить, что в нумизматике как довольно консервативном искусстве императоры еще довольно долго изображались в старом типе диадемы (с подвесками-завязками на затылке).

Дмитрий Марченко

Примечания:                                                                                                                          

1) «Извлечения о нравах и жизни римских императоров». Глава XXXV, 5.
2) Аврелий Виктор. О Цезарях. Глава XXXIX, 2.
3) Аммиан Марцеллин. Римская история. Книга XX. 4. 17.