ФОМА

Я не знаю, жив ли этот человек сейчас. В наш храм с тех пор она больше не приходила. Какое-то время назад ко мне на исповедь пришла женщина, которой можно было бы дать лет сорок пять. Эта ее исповедь стала самой удивительной в моей жизни.

Есть женщины, на лицах которых написана роль «красавица». Есть женщины, на лицах которых написана роль «друг». Есть женщины, на лицах которых написано «каприз» или «замечательный отдых в горах». А есть нечто волшебное в лице, то, что выше даже чем «жена и мать». Не знаю, об этом ли писал Александр Блок, но есть такие, рядом с которыми даже отвязные пьяницы и матерные балагуры почему-то замолкают в почтении. И никто не знает почему. Передо мной стояла именно такая женщина.

Она сначала замялась, потеребила платок в руках, глянула на свод, покрытый старинной росписью, на которой виден Бог Отец, и выдохнула:

— Я скоро умру… мне осталось жить два месяца. В это невозможно было поверить.
— У меня рак, — продолжала она. — И я уже знаю, что спасения нет. И я знаю, что я не готова для Царства Небесного и Христа…

Она разволновалась, и я, стараясь перехватить инициативу, перебил ее:

— Но эти два месяца можно прожить как в сказке. Они могут стать лучшими днями всей вашей жизни. Вы можете позволить себе то, чего не позволя-ли до этого, — любить. Можно полюбить тех, кто рядом с вами, совершенно безотчетно, без оглядки, до самозабвения отдавая им всю душу и радость. В эти два месяца вы можете найти радость, которой не было никогда в жизни. Можно умереть в дряхлой старости, без ума, без чувств, без осмысленного участия в любви наших дорогих людей. Нам все равно придется умереть, но, может быть, такая ранняя смерть станет наградой за ваше доброе сердце…

— Я и сама чувствую, что это время намного лучше того, когда мой муж был мальчиком и дарил мне цветы и стихи. Мой муж — прекрасный и благородный человек. Мы во всю жизнь ни разу с ним не поругались. Я теперь часто подолгу бываю в больнице. И когда он приходит, я стараюсь, чтобы он не знал, как мне больно. Я шучу и смеюсь. Я жалею его, все расспрашиваю, и он, кажется, не замечает обмана. Может быть, только сердце говорит ему что-то. Я прошу, чтобы он не так часто приходил ко мне в больницу, потому что мне жалко его. Он такой хороший.

— Вы всем все простили?
— Господи, да я ни на кого и не держала зла.
— Вы никому ничего не должны?
— Никогда в жизни не брала в долг. И никому ничего не должна.
— Вы со всеми в мире?
— Да с кем же мне спорить, если…
— В чем вы хотите покаяться?
— В том, что я иногда боюсь смерти. Иногда мне кажется, что смерть — это просто ужас темноты и того, что я умру совсем. Мне жалко, что со мной умрет то, что я ношу в душе. Мое детство, моя мама, которой уже нет, мой муж и дети. Я знаю, что Бог дал нам вечную душу, но иногда надежда рушится и я плачу, когда никто не видит. Мне страшно, и в то же время я люблю Бога и мужа так сильно, как никогда. Мне как никогда ясно, что мир прекрасен, и в нем много прекрасных людей…

— Слушайте, ведь вы своим сердцем слышите Бога. Когда вы говорите о Боге, лицо ваше светится. Зачем вы не верите Ему? Зачем вы думаете, что Он вас обидит?

— Да, я верю Ему. Я точно знаю, что Он не оставит моего мужа и меня. И мне все чаще не страшно умирать. Я даже уже готова умереть, посреди этого великолепия. Но только дай мне, Господи, не потерять всего этого посреди тех мук, что ждут меня. Я не знаю, что мне сказать еще…

— Больше ничего не надо. Богу больше ничего не надо, кроме ваших слов: я люблю Тебя, Господи.

— Я люблю Тебя, Господи.

Она подняла глаза. В них не было ни капли слез. Ее красивое лицо сияло и было совершенно спокойно. Мы посмотрели друг на друга как равные. Она слегка улыбнулась, приложилась к Евангелию и пошла причащаться.

Так вот как Ты, Господи, можешь украсить и утешить людей перед смертью!..

священник Константин Камышанов