Об этом к 120-летию со дня его рождения — профессор Киевской духовной академии Виктор Чернышев.

Читайте также: Христианские мотивы в лирике Сергея Есенина. Ч.1

Идея странствования и паломничество

Мотив странствования явно прослеживается и в стихотворении «По дороге идут богомолки»:

По дороге идут богомолки,

Под ногами полынь и комли.

Раздвигая щипульные колки,

Под ногами звенят костыли.

Топчут лапти по полю кукольни,

Где-то ржанье и храп табуна.

И зовет их с большой колокольни

Гулкий звон, словно зык чугуна.

Большое влияние на него оказал семейный уклад – религиозность деда (Ф.А. Титова) и бабушек (Н.Е. Титовой и А.П. Есениной), матери (Т.Ф. Титовой). Фото родителей С.Есенина

Идея странствования в творчестве поэта выражена ярко и ощутимо. Вместе со своей бабушкой Натальей Евтеевной, в девичестве Кверденевой (1846-1911), он совершал паломничества в близлежащие монастыри. В пути знакомился с легендами, сказаниями, житийными описаниями, сказками и мифами. Сам поэт вспоминал в 1924 году: «Первые мои воспоминания относятся к тому времени, когда мне было 3-4 года. Помню: лес, большая канавистая дорога. Бабушка идет в Радовецкий монастырь, который от нас верстах 40. Я, ухватившись за ее палку, еле волочу от усталости ноги, а бабушка все приговаривает: «Иди, ягодка, Бог счастья даст». Наверное, отсюда же родились такие удивительные строки:

Я странник убогий

С вечерней звездой.

Пою я о Боге

Касаткой степной.

На шелковом блюде

Опада осин.

Послухайте люди

Ухлюбы трясин.

С сестрой Екатериной. 1925 г. Сестра вспоминала: «Когда мать ушла от Есениных, – писала Е.А.Есенина, – дедушка взял Сергея к себе… Каждое воскресенье он <дедушка> идет в церковь к обедне».

Фото дедушки С.Есенина

Позже родились более зрелые строки:

Алый мрак в небесной чернее

Начертал пожаром грань.

Я приду к твоей вечерне

Полевая глухомань.

Нелегка моя кошница,

Но глаза синее дня.

Знаю мать, земля-черница

Все мы тесная родня.

Разбрелись мы вдаль и шири

Под лазоревым крылом,

Но зовет нас из Псалтири

Заревой заре псалом.

И бредем мы по равнинам

К правде сошьего Креста

Светом книги голубиной

Напоить свои уста.

Приемы образности, религиозное миропонимание не случайно...

В своей поэзии Есенин держался давно выработанных приемов образности. Сами названия стихотворных сборников выдерживались в том же контексте: «Звездное стойло», «Березовый ситец», «Рябиновый костер». Пронзительное сожаление о возможно скором оставлении бренного мира, «половодья чувств», того, что дорого и близко сердцу – того, что «душу облекает в плоть» отражено в другом его стихотворении:

Мы теперь уходим понемногу

В ту страну, где тишь и благодать.

Может быть и скоро мне в дорогу

Бренные пожитки собирать.

Милые березовые чащи,

Ты- земля, и вы- равнин кусты,

Перед этим сонмом уходящих

Я не в силах скрыть моей тоски.

Слишком я любил на этом свете

Все, что душу облекает в плоть.

Мир осинам, что раскинув ветви,

Загляделись в розовую водь.

Большое влияние на поэта, позднее отразившееся в его творчестве, оказали иконы, находящиеся в доме деда. Иконы создали тот визуальный образ, фон, который затем ассоциативно, аллюзивно проявился в произведениях поэта. Иконописные образы, вошедшие в жизнь Есенина в детстве, стали героями его произведений, осязаемыми знаками постижения бытия, неким соединяющим началом и Горнего и дольнего.

Религиозное миропонимание пронизывает образный строй поэзии Ееснина, в особенности периода 1910-х годов, и определяет умонастроение лирического героя, восприятия им не только исторического времени, но и вечности. Оригинальное развитие получает здесь сквозной, прорисованный в различных вариациях сюжет пришествия Бога в мир. Этот воплощенный в художественной форме смысл насыщен прозрениями о сопряженности земного мира с Божественным замыслом о нем и восходит непосредственно к Священному Писанию.  При этом он вступает в сложные опосредования с фольклорной традицией и эсхатологическими мотивами одновременно.

Не ветер облетает пущи,

Не листопад златит холмы,

С голубизны незримой кущей

Струятся звездные псалмы.

Я вижу в просиничном плате

На легкокрылых небесах

Идет возлюбленная Мати

С пречистым Сыном на руках.

Х

О Матерь Божья, спади звездой

На бездорожье, в овраг глухой…

И да взыграет в Ней, славя день,

Земного рая Святой Младень.

С.Есенин на заре юности. 1913 г.

Двойственность тем 

Переезд в Москву, скандальная жизнь, несколько наигранное поведение и эпатаж обусловили расхождение, двойственность тем поэта: с одной стороны, именно эпатажная лирика («Я нарочно иду нечесаный»), а с другой – воспоминания о родном селе, жизни в нем как о самом светлом периоде , тоска по детской вере в Бога, которая утрачивалась в бурных революционных событиях.

Революционные преобразования, произошедшие в деревне, поэт вопринимает с большой долей трагизма – ведь ушедшее невозвратимо, невозвратим тот уклад жизни села, прообразом которой является наивный жеребенок, пытающийся догнать стальной поезд, олицетворяющий новое индустриальное начало, раздавившее патриархальную жизнь села, а позже пытающийся отобрать у крестьян и веру. Хулиганская бравада московского периода, знакомство со столичным бомондом, писательской элитой, затяжные кутежи и застолья, атмосфера пира во время чумы надвигающейся всеобщей катастрофы – не могут снять щемящей нежности, трогательного порыва к уже утраченному и сейчас уходящему, возможно, уходящему навсегда.

Разбуди меня завтра рано

О, моя терпеливая мать.

Я пойду за дорожным курганом

Дорогого гостя встречать.

Я сегодня увидел в пуще

След широких колес на лугу,

Треплет ветер под облачной кущей

Золотую его дугу.

С.Есенин и С.Городецкий. 1919 г.

Восторженно-подобострастно запели гимны новой молодежной стране, новым нарождающимся партийным нуворишам. Пели все кругом, пели все громче, а жили все хуже. Но зато завтра – звучало категорично: будем жить веселей. Мало кто видел мрачную сторону этого массового появления певцов. Были среди поющих и истинные коммунисты, и правоверные ленинцы, и троцкисты, которые, надрываясь на клиросах партконференций, слетов и собраний, старались оправдать ленинские великие изречения. Чуть позже будут гореть храмы, будут закрыты сотни монастырей, будет праздноваться «Антирождество» - антихристианский шабаш, непревзойденный по своему хамству, кощунству и надругательству над святыми чувствами и традициями предков. На кострах будут гореть иконы, а вокруг костров будут петь революционные песни, похабные частушки и танцевать под баян. Говорят, что иконы горели особо: обливаясь плавящейся краской как слезами, с каким-то жалобным потрескиванием и тихим-тихим стоном. Будет взорван Храм Христа Спасителя, а на смену старой вере придет воспитание звериных инстинктов, отрицание чести, совести и морали. Будут срывать оклады с икон, сортировать священную утварь, вынесенную из разоренных церквей, и превращать все это в «ценный металл»… А ведь это был символ веры и твердости духа народа! Торжество хама станет очевидным, когда после уничтожения Храма Христа Спасителя будут восторженно петь: «Дерзнул же божий бич – Христа Спасителя в кирпич!»  Вакханалия богоборческого безумия захлестнет страну окончательно и безвозвратно.

На богоборческие выпады Демьяна Бедного с его «виршами» в газете «Беднота» и на другие антирелигиозные агитки и частушки в оголтелой кампании по разгрому Церкви большевиками, Есенин ответил с вызовом и задорно, где, в частности, Д.Бедному отписал:

…Нет, ты, Демьян, Христа не оскорбил,

Ты не задел Его своим пером нимало.

Разбойник был, Иуда был,

Тебя лишь только не хватало.

Ты сгустки крови у креста

Копнул ноздрей как толстый боров.

Ты только хрюкнул на Христа

Ефим Лакеевич Придворов…

И, действительно, хочется ли поэту искренне «задрав штаны бежать за комсомолом», нарождающимся в бездне неправды и насилия? Он как бы оговаривается с отчаянием: «Какая грусть в кипении веселом!».  И как бы с расстояния пройденного локута жизни, ибо «лицом к лицу – лица не увидать», он напишет:

Не в моего ты Бога верила,

Россия, Родина моя…

Ты как колдунья дали мерила,

И был как пасынок твой я.

Боец забыл отвагу смелую,

Пророк одрях и стал слепой.

О, дай мне руку охладелую –

Идти единою тропой.

Пойдем, пойдем, царевна сонная,

К  Христовой вере и одной,

Где светит радость испоконная

Неопалимой купиной.

Трагичность последних стихотворений

Последние стихотворения Есенина трагичны. Со временем он приходит к более глубокому, философскому пониманию сути счастья и смысла человеческой жизни. В лирике его появляются философские мотивы. Произведения последних лет отражают мысли о прожитой жизни (очевидно, поэт предчувствовал свою насильственную гибель): он не сожалеет о прошедших временах, принимает со спокойной мудростью тот факт, что «Все мы, все мы в этом мире тленны…»

Он пытается пересматривать свою жизнь заново, и опять религиозная тема волнует и вторгается в творчество: «Стыдно мне, что я в Бога не верил,//Горько мне, что не верю теперь».

Отчаянная попытка соединить несоединимое: большевизм и творчество, насилие и любовь, доброту сердца и диктатуру революции, — оказалась невозможной.

Розу белую с черной жабой

Я хотел на земле повенчать.

Но, несмотря ни на что,  Есенин  — русский до мозга костей, он не остается ни в Европе, ни в Америке, ни в Персии, где ему приходилось  бывать и жить. Когда-то Марина Цветаева сказала, цитируя Рильке, что Россия граничит с Богом («Есть такая страна Бог, Россия граничит с ней»).  Наверное, Есенин думал так же:

Чтоб за все за грехи мои тяжкие,

За неверье и благодать

Положили меня в русской рубашке

Под иконами умирать.

Сергей Есенин прожил недолгую, но очень яркую жизнь, во многом жизнь трагичную. На многих поэтов, творивших после революции, пришлись тяжелые испытания, в первую очередь – гнетущая проблема выбора, решить которую  для многих было непросто. И Есенину, называвшему себя «последним поэтом деревни», было необычайно сложно продолжать творить в условиях цензуры, слежки и недоверия. Но даже за такой короткий срок поэт успел много понять, осмыслить и выразить это такими восхитительными строчками-красками, что литературное наследие, оставленное им, многогранное, сочетающее в себе множество мотивов, образов, тем, идей и, конечно же, христианскую тематику, так ярко запечатленную в его рифме, – останется с нашим народом навсегда.