Фильм «Ида» польского режиссёра Павла Павликовского признан кинокритиками одним из лучших фильмов 2014 года и удостоен множества наград. Более того, «Ида» будет бороться на премию «Оскар» в номинациях «Лучший фильм на иностранном языке» и «Лучшая операторская рабoта». Итак, впечатления авторов портала «Православная жизнь» от просмотра этого «киношедевра».

Сирота Анна провела детство и юность в польском монастыре. Прежде чем принять обет и стать монахиней, девушка решает встретиться со своей единственной родственницей — Вандой. От неё Анна узнаёт, что она еврейка, и что её родители стали жертвами холокоста. Вдвоём они отправляются в путешествие для того, чтобы точно выяснить трагическую судьбу их семьи. В пути они столкнутся с обстоятельствами, которые поставят под сомнение их веру, и хотя женщины попытаются жить как прежде, лишь одной из них это удастся…»

Это аннотация к фильму, который будет бороться за «Оскара» с нашумевшим «Левиафаном». Ну, что сказать? Вполне себе достойный конкурент затянутому и невнятному фильму А.Звягинцева. Ещё более невнятный и затянутый фильм.

Казалось бы, как так? «Ида» на целый час короче «Левиафана», как же эта картина может быть «более затянутой»? А вот представьте себе. Истории там — минут на двадцать экранного времени, а фильм идёт час двадцать. На двадцать минут по-настоящему важного для сюжета действия — три раза по двадцать минут «воды». Актёры постоянно замирают, глядя в пустоту.

Делают паузы между фразами, иногда — чуть не по полминуты. Так и хочется, нет-нет, подбодрить в очередной раз «заснувшего» посреди разговора персонажа возгласом: «Реплику!» Режиссёр П.Павликовский тянет время, как только может. Например, сцена, в которой Анна-Ида переставляет свой чемодан из багажника машины на заднее сидение — длится более минуты.

И подобных сцен в картине — чуть более, чем очень много. Разумеется, найдутся киногурманы, которые скажут, что подобные режиссёрские приёмы — очень хорошие и нужные, что благодаря им можно «прочувствовать драматизм ситуации», «лучше понять персонажей», или типа того. Но вот нам так не кажется. Вот мы считаем, что подобные приёмы применяются тогда, когда автору просто нечего сказать зрителю. Тогда и делаются «многозначительные» паузы, а уж что эти паузы означают — пускай зритель сам додумает. Режиссёр только заботится о том, чтобы картинка была посимпатичнее.

Картинка

А картинка в «Иде», надо отдать должное П.Павликовскому, качественная и красивая. Практически любой скриншот из фильма можно заключать в рамочку и вешать на стенку. Ну, или на фотовыставку отправлять. Что ни показывает нам режиссёр — старое еврейское кладбище,

дикий лес, автобусную остановку,

монастырские интерьеры, хлев,

просёлочную дорогу, оживлённую городскую улицу, кафе, подъезд — всё выглядит красиво и, что называется, «высокохудожественно». Всегда и свет грамотно поставлен, и кадр построен более чем удачно... Иногда только Павликовский почему-то норовит поместить персонажа в правый нижний угол экрана.

К счастью, этим приёмом режиссёр не особо злоупотребляет.

К сожалению, красивая картинка — единственное достоинство фильма. Как и у «Левиафана», кстати. Потому, что история, рассказанная П.Павликовским, абсолютно неубедительна и фальшива. Как и история, рассказанная А.Звягинцевым, между прочим. У Звягинцева картонный мэр-злодей при поддержке картонного архиерея-архизлодея давил и притеснял картонного протагониста-алкоголика. А у Павликовского картонная послушница-христианка колесит по стране в компании со своей тёткой, картонной юристкой-нигилисткой. По ходу действия обе картонные героини, вроде как, должны «под влиянием обстоятельств поставить под сомнение свою веру». То есть это понимаешь, когда читаешь рецензии, обзоры и аннотации. А в фильме ничего подобного мы не увидели.

«Кровавая Ванда»

Юристка-нигилистка по имени Ванда (и по прозвищу «Кровавая Ванда») находится в состоянии глубокой депрессии с первых секунд появления на экране. И пребывает она в депрессии — до самого финала. Актриса-то, Агата Кулеша, играет, что называется, от души.

Так что вся неубедительность — целиком и полностью на совести сценариста, который не прописал нормально мотивации персонажу. Вот не увидели мы в сюжете обстоятельств, которые могли бы заставить героиню А.Кулеши «задумываться о жизни» и «переоценивать ценности». Да, маленького сына Ванды убили во время войны, это весомый повод для депрессии. Но ведь Ванда о трагической гибели своего сына и до встречи со своей племянницей-послушницей знала. Так и откуда же у неё взялись «сомнения в своей вере»? Да и в чём вообще заключалась «вера» Кровавой Ванды?

Может быть, она была пламенной коммунисткой, верила в идеи Маркса-Энгельса-Ленина? Вроде, нет, ни из реплик, ни из действий персонажа такого вывода не сделаешь. Может быть, Ванда была патриоткой и верила в своё Отечество? Да нет, судя по её словам, она даже не понимает, за что воевала во время Второй мировой. Может быть, она была государственницей, верила в Закон и Порядок? Вроде, тоже нет — она общественный порядок нарушала при любой возможности (садилась за руль в пьяном виде, например), цинично прикрываясь должностью судьи.

Может быть, Ванда была гедонисткой, прожигательницей жизни, охотницей за наслаждениями? Тоже нет. Мы ясно видим, что ни алкоголь, ни промискуитет, ни дефицитные импортные сигареты наслаждения Ванде не доставляют. По крайней мере, из картинки на экране можно сделать именно такой вывод. Ванда пьет, курит и заигрывает с мужчинами, не выражая никакого удовольствия от процесса.

Так во что же Ванда «верила»? В чём она «засомневалась»? По какой причине она простила убийцу своего сына? Почему не преследовала его, пользуясь своим положением государственного прокурора, судьи? Почему решила свести счёты с жизнью в финале фильма? Никаких внятных объяснений режиссёр не даёт, даже по последнему, исключительно важному вопросу, вопросу о самоубийстве. Ванда встаёт с постели, выкуривает дежурную сигарету, распахивает окно, выходит из кадра...

Честно говоря, в этот момент на ум пришла бородатая «чёрная» шутка: «Всё достало? Собрался прыгать? Разбегись! Так прикольней!» И в следующий момент — Ванда действительно выпрыгивает из окна. Как-то неловко получилось, да... А всё потому, что отчаянный поступок героини возникает просто-таки из ниоткуда. Ни о каком катарсисе не может быть и речи, ведь невозможно сопереживать персонажу, мотивации которого не понимаешь ни в зуб ногой...

Анна-Ида

То же самое — с Анной-Идой, скромной послушницей, которую сыграла Агата Тшебуховска. Эта Тшебуховска — не профессиональная актриса, а просто студентка, которую режиссёр случайно встретил в варшавском кафе. Но играет она вполне прилично, впрочем — её героиня редко проявляет эмоции и практически весь фильм ходит с одним и тем же выражением лица.

С мотивацией Иды всё ещё более непонятно, чем с мотивацией Ванды. Почему послушница засомневалась в правильности выбранного пути? Мы видим, как Ида совершенно неожиданно решает «загулять» — одевает красивое платье и туфли на каблуках, распускает волосы, выпивает прямо из горлышка (привет «Левиафану»!) бутылку водки,

закуривает это дело сигаретой, идёт в кабак и выходит оттуда в компании симпатичного саксофониста...

Ну, нельзя сказать, что саксофонист вообще незнакомый, они с Идой встречались разок за фильм. Но хоть убейте — не увидели мы тогда, что между молодыми людьми хоть какая-то «искра» проскочила. Чего это нашло на нашу христианку в последние 10 минут фильма? Что на неё повлияло? Разгульный образ жизни, который вела тётка, соблазнил скромную послушницу? Так тётушка Ванда, если честно, никак не может служить «рекламой» разгульного образа жизни. Несчастная, надломленная, постаревшая женщина, заливающая алкоголем свои потаённые печали...

Ида весь фильм упорно отказывалась от сомнительных удовольствий, которым предавалась Ванда,

а под самый финал вдруг решила «попробовать» — как раз после того, как тётка покончила с собой и, соответственно, стало совершенно ясно, что водка, курево и беспорядочные связи до добра не доводят? Логика где?

Ну ладно, решила Анна-Ида уйти из монастыря и пуститься, что называется, во все тяжкие. А почему снова передумала? Из-за философского разговора о жизни и смерти, который произошёл у неё в постели с саксофонистом?

Саксофонист: Езжай с нами. Послушаешь, как мы играем. Походим по пляжу...

Ида: А потом?

Саксофонист: А потом мы купим собаку. Сыграем свадьбу. У нас будут дети. Купим дом.

Ида: А потом?

Саксофонист: А потом будут трудности...

На этом разговор и закончился. Утром Анна-Ида собирает вещи и едет обратно в монастырь. Трудностей испугалась, что ли? Шутка. Нет, как бы понятно: подразумевается, что героиня «ощутила пустоту и тщетность мирской жизни, которая никак не отвечает на вопрос о смысле бытия». Но это зритель уже должен сам додумывать. Диалога на подушке с саксофонистом явно мало для таких философских выводов.

Медитация против размышления

Пану Павликовскому почитать бы классику. Вот, к примеру, хороший, годный диалог о жизни и смерти из пьесы Горького «На дне»:

Анна: Побои... обиды... ничего кроме — не видела я... ничего не видела!

Лука: Эх, бабочка! Не тоскуй!
Анна: Не помню — когда я сыта была... Над каждым куском хлеба тряслась... Всю жизнь мою дрожала... Мучилась... как бы больше другого не съесть... Всю жизнь в отрепьях ходила... всю мою несчастную жизнь... За что?
Лука: Эх ты, детынька! Устала? Ничего!
Анна: Дедушка! Говори со мной, милый... Тошно мне...
Лука: Это ничего! Это — перед смертью... голубка. Ничего, милая! Ты — надейся... Вот, значит, помрешь, и будет тебе спокойно... ничего больше не надо будет, и бояться — нечего! Тишина, спокой... лежи себе! Смерть — она все успокаивает... она для нас ласковая... Помрешь — отдохнешь, говорится... верно это, милая! Потому — где здесь отдохнуть человеку?..
Анна: А как там — тоже му́ка?
Лука: Ничего не будет! Ничего! Ты — верь! Спокой и — больше ничего! Призовут тебя к Господу и скажут: Господи, погляди-ка, вот пришла раба Твоя, Анна... А Господь — взглянет на тебя кротко-ласково и скажет: знаю Я Анну эту! Ну, скажет, отведите ее, Анну, в рай! Пусть успокоится... знаю Я, жила она — очень трудно... очень устала... Дайте покой Анне...
Анна (задыхаясь): Дедушка... милый ты... кабы так! Кабы... покой бы... не чувствовать бы ничего...
Лука: Не будешь! Ничего не будет! Ты — верь! Ты — с радостью помирай, без тревоги... Смерть, я те говорю, она нам — как мать малым детям...

Вот это — настоящая ДРАМА. Дай разыграть такую сценку талантливым актёрам — море зрительских слёз обеспечено. Даже когда просто читаешь — и то, что называется, «пробирает»! Почему? Потому, что автор хочет донести до зрителя МЫСЛЬ и делает это с умением и талантом. А вот режиссёр Павликовский вообще не собирался давать зрителям повода для размышлений. Это не какие-то наши наветы, это слова самого Павликовского, он так в интервью «Известиям» говорил:

«Каждый кадр важен сам по себе, а не только как ступенька рассказа. Собственно динамика действия мне куда менее важна, чем возможность насладиться композицией кадра. «Ида» — фильм не для социальной диагностики, а для сосредоточенной медитации».

Фактически, в чём расписался режиссёр? В том, что его фильм — набор симпатичных чёрно-белых картинок «для медитации». А Польша 60-х годов, монастырь, христианство, коммунизм, джаз, гедонизм, промискуитет, смысл бытия и прочее — только более или менее значительные поводы для создания красивых композиций. Ну, в таком случае можно констатировать, что режиссёрский замысел воплощён блестяще. Отличные картинки при почти полном отсутствии рассказа, динамики, действия и социальной диагностики. Искусство для искусства, да. Концепция, весьма популярная в Европе ещё с середины позапрошлого века. Готье, Патер, Уайлд и далее по нарастающей. Самодовлеющий эстетизм, плюс формализм и прочие нехорошие «измы». Нам такое не нравится. Мы — сторонники «гоголевского направления» в искусстве, сторонники реализма. А вот западным кинокритикам концепция «фильма для медитации» пришлась по душе. Подтверждение тому — шквал наград, обрушившийся на «Иду»: приз кинофестиваля в Торонто, гран-при кинофестиваля в Лондоне, гран-при Международного кинофестиваля фильмов Центральной и Восточной Европы, номинация на «Золотой глобус», ажно целых две номинации на «Оскар»... И это не считая наград, взятых на польских фестивалях...

Короче, понятно, какие фильмы нужно снимать, чтобы получить целый букет престижных кинопремий. Полагаем, в следующем году режиссёры последуют примеру успешного пана Павликовского и нас ждёт очередная порция фестивальных кинокартин, над которыми можно медитировать, но противопоказано — размышлять. Очень жаль. Мы вот любим, когда фильмы заставляют задуматься, порассуждать, пораскинуть мозгами... А «медитировать» можно — и просто уставившись на конфетную обёртку.

Резюмируем. Нам фильм «Ида» показался скучным и невнятным. Но он вполне может понравится зрителям, склонным к эстетизму. Так что если для вас внешние формы искусства важнее содержания — смело смотрите «Иду». Вам понравится. Ещё эту картину можно порекомендовать начинающим кинооператорам, в качестве учебного пособия. Ну, и любители помедитировать во время киносеанса — останутся довольны.