Несколько десятилетий назад, когда я был студентом филологического факультета и только-только начинал ходить в храм, мне пришлось стать свидетелем весьма любопытного случая. Некий мой знакомый, такой же студент и такой же новоначальный в вере человек, узнал, что наша общая подруга, католичка, попала под машину и лежит в больнице со сломанной ногой.

–  Нужно ей помочь! – воскликнул он, позвал с собой меня и тотчас отправился в больницу обращать её в православие. Его миссионерство было чрезвычайно оригинально, а именно: войдя в палату, он стал говорить пострадавшей, что все её несчастья целиком проистекают от заблуждения в вере, что ей нужно немедленно принять истину, иначе её снова собьет машина, но уже побольше, например, грузовик или асфальтовый каток.

Знакомая, впрочем, не отреагировала на его призывы. Но он считал, что выполнил свой долг, воззвал таким образом к заблудшей душе и уж, конечно, не его вина в том, что она была так упорна в своём заблуждении.

Хотя на самом деле бедняга просто не знал о том, что, кроме миссии слова, существует ещё и миссия отношения, как, например, святой Алексий Мечев, когда к нему приходили страдающие люди, спрашивал их не «Как веруешь?», а «Где болит?». И этим больше открывал суть православия, чем спорами о вере.

С самых древних времен случилось так, что, даже приходя в храм, мы далеко не всегда видим красоту христианства. Но уж если мы её видим и при этом имеем доброе расположение, то эта красота очарует нас.

Меня всегда особенно поражала красота человеческих отношений, когда я приезжал к известным афонским и греческим старцам.

В Петру, монастырь старца Дионисия Каламбокаса, я приехал вечером. Окончив все дела, с этим связанные, я вошел в трапезную и попросил разрешения остаться тут на несколько часов, объяснив, что я писатель и мне необходимо записать дорожные впечатления. Монахи были столь добры, что, хотя я и пробыл в трапезной до глубокой ночи, никто никак не тревожил меня. Только кто-то из братии предлагал покушать, чтобы я не слишком утомлялся. Не знаю, во сколько легли те, кто должен был смотреть за трапезной, но такое необыкновенное гостеприимство не могло не тронуть. Каждый монах был радостен и выражал свою радость по-своему. Один брат, широкоплечий и статный, увидев моего сопровождающего, тоже монаха, широко улыбнулся и приподнял его в воздух. Так он проявлял наполнявшие его добрые чувства. Монахи входили и выходили, со всех концов мира прибывали запоздалые гости – их немедленно садили за стол и кормили. И я заметил, что каждый инок тут прекрасен по-своему, никто не копирует друг друга, но все по-особому раскрываются в столь желанном людям Духе Святом. Если что у них и было общим, так это жажда сделать всё для всех вокруг, чтобы каждый знал ту же радость, что и они. Если в мире встретить хотя бы одного такого человека – захочешь жить дальше, любить, превозмогать и творить. А здесь, на небольшом клочке земли, было собрано несколько десятков настоящих людей, а потому, несмотря на дождливый ноябрь, казалось, что сама природа вокруг ликует и говорит каждому: «Нашла человека!».

Поразила меня и иконная лавка. Во-первых, она совершенно не запирается. Деньги и писаные иконы лежат там безо всякого присмотра, а на моё удивление старый монах отвечал:

– Мы здесь всем доверяем.

Попробуйте представить себе такой магазин в своей стране, и вы почувствуете разницу...

Во-вторых, никто здесь не знал цен на иконы. Никто не хотел даже торговать.   Спустя неделю мы встретили молодого француза-паломника, который три года назад видел, как некий монах тут что-то продавал. Француз запомнил цены. Мой друг был в состоянии купить себе что-то в лавке, но торговля велась совсем не по магазинным правилам.

Приведу разговор друга с французом.
– Это сколько стоит?
– Пять евро.
– А можно взять несколько таких за три?
– Берите...
– А эти иконы сколько? (Указывает на ящик.)
– Это бесплатно. На раздачу для бедных.
– А можно взять для больницы все?
– Берите.
– А эти? (Указывает на другой ящик.)
– Эти тоже бесплатно.
– А все можно взять?
– Конечно!

В итоге мой друг и француз вышли из лавки нагруженные сумками. Француз озадаченно спрашивал:
– У вас что, иконы не пишут?
На это друг отвечал:
– Пишут, но мало.

Для всякого ищущего человека очень важно проложить эту дорожку от ложности человеческих отношений, которой много и в храмах, до той красоты, которой Церковь является на самом деле. Важно миссионерство среди знающих о Боге, но не имеющих о Нём ещё святоотеческого, светлого представления.  И пускай этого светлого знания о Боге мало кто ищет, но среди людей всегда есть те, кто хотел бы открыть красоту и традицию Духа, предощущая особым образом, что Церковь это нечто иное, чем ссоры входящих в неё людей, иное, чем формализм и косность, иное, чем неприятие культуры и знания.

Первыми такими миссионерами в мире были пророки и Иоанн Креститель. В Иудее основным духовным течением был формализм фарисеев, и пророки обращались ко всем способным услышать, и говорили, что вера – это живое отношение к Богу, а не соблюдение тех или иных правил. По сути, пророки первыми провозгласили то, что Блаженный Августин сформулировал как «любить Бога и делать что хочешь». Лучшие из людей того времени собирались вокруг пророков, потому что слово их было живым и они говорили иначе, чем книжники и фарисеи.

Первые ученики Христа были учениками Иоанна Крестителя. Это не случайно. Чтобы человек пришел ко Христу, ему нужно сначала захотеть настоящести и в себе, и в мире, той настоящести, когда жизнь проникнута Духом Святым, когда человек имеет силу сказать всему неважному – не важно, когда человек желает умножать красоту и добро. Именно в эту настоящесть и приводили людей пророки, о ней говорили апостолы. И парадоксальным образом эту настоящесть бывает очень сложно расслышать именно в храмовом пространстве.  Потому проповедь пророков и апостолов всегда вызывала скандал – формалистам и умникам любого века невыносимо слушать, что важны не их заслуги, а благодать, которая дается только за жизнь для других, а не за количество прочитанных книг, дипломов и не за умение составлять библиографию к диссертации.

Глубина и радость – вот апостольство современного христианина, убеждающее других, что всё, во что он верит, истинно. Я знаю одну замечательную девушку, которой старец Дионисий сказал, что её важнейшее миссионерство заключается в её улыбке и радости, глядя на которые и другие люди понимают, что христианство – счастье.

Артем Перлик